— Вы должны узнать главное: Алексей Губченко не погиб в результате несчастного случая, а был убит…
Мать охнула и закрыла рот рукой, а Петр крикнул:
— Что вы несете? Этого не может быть!
Я постаралась ответить мягко:
— К сожалению, может, и было на самом деле. Этот «несчастный случай» был спланирован и подстроен одним подлецом по фамилии Алексеевский…
— Но зачем?
Лицо матери было белым, и вопрос она задала почти шепотом.
— Этот человек хотел заполучить Тиану, у него относительно нее были свои планы, достаточно гнусные…
— Боже мой!
Это произнес Петр, стоящий у окна, и стукнул кулаком по подоконнику.
Не обращая внимания на вполне естественные эмоции родных покойного Алексея, я продолжала:
— …Свои планы он, увы, осуществил. Затем оставил несчастную Тиану и, насколько я знаю, уехал за границу. После чего он попал в авиакатастрофу, но каким-то, пока абсолютно непонятным мне образом, остался жив. Хотя официально числится похороненным среди прочих жертв трагедии. Недавно Тиана случайно его опознала, после чего он почуял опасность. Тиана успела поручить мне его поиски, но он ее похитил…
Петр Губченко перебил меня с явным недоверием в голосе:
— Все это напоминает какой-то дурацкий детектив. Я знаю, что сейчас происходит всякое, но такое… — В задумчивости он покачал головой. Потом продолжил: — А вообще… извините… Татьяна Иванова… Как вы докажете, что являетесь той, за кого себя выдаете, и что вся эта история — не сочиненная вами с непонятной целью чушь?
Я стукнула пальцами по столу и приняла решение:
— Могу показать вам одну интересную видеокассету, записанную убийцей вашего брата, и вы все поймете без лишних слов. Только у меня будет одно существенное условие…
— Какое?
— Вы в присутствии вашей матери пообещаете, ну, дадите слово чести спортсмена…
— Откуда вы знаете, что я спортсмен?
— Моя профессия — частный детектив, и я много чего могу узнать даже с одного взгляда!
Тут я гордо выпрямилась на табуретке. Петр опять усмехнулся:
— Да, я действительно имею отношение к спорту, являюсь чемпионом России по боксу прошлого года в полусреднем весе.
— Ну вот видите, а вы мне не верите.
Я обиженно посмотрела на хозяйку квартиры. Она схватилась за уже остывший, наверное, чайник и хлопотливо стала наполнять чашки:
— Я, Татьяна, вам верю, хотя трудно представить весь этот кошмар, о котором вы рассказали…
Руки женщины подрагивали, и вода расплескивалась. Тут опять заговорил Петр:
— Мама, мне тоже кажется, что Татьяна не лжет, однако без каких-либо доказательств поверить действительно очень сложно. И, кстати, я так и не услышал о вашем существенном условии.
— Речь идет о том, чтобы вы не обращались в милицию, когда убедитесь в моей правоте. Это только осложнит или совсем испортит дело, а мне очень важно найти подонка самой. А уж, как его наказывать — через суд или самосудом, — будете решать вы с Тианой…
«Разумеется, если с нею все в порядке», — про себя добавила я.
— Хорошо, я меньше всего хотел бы вмешивать в это дело наши славные органы, — согласился со мной Петр Губченко. Он прошелся по кухне, что-то обдумывая, потом решительно спросил: — Так где же эта ваша кассета?
— Придется ехать ко мне домой. Я не предполагала, что вам потребуются вещественные доказательства.
Петр заявил, что ему надо переодеться и что через пять минут он будет готов. После чего вышел из кухни.
Седая женщина с благородной осанкой, мать двоих славных сыновей (один из которых, увы, в могиле), сидела на табуретке своей кухни, горько ссутулясь, и, как мне казалось, готова была расплакаться.
— Не переживайте так. Алексея все равно уже не вернешь, а этого подлеца мы достанем из-под земли.
Я была свято уверена в том, что говорю.
Женщина всхлипнула:
— Как же такое может быть… ведь он в жизни и мухи не обидел, один спорт всегда на уме, да вот жениться собирался…
— Понимаете, такие люди всегда и были первыми жертвами какой-нибудь дурацкой идеи ненормального идиота. Вспомните, сколько невинных людей угробили фашисты и коммунисты во имя своих идей. И этот выродок Алексеевский из таких же…
Наш нелегкий разговор был прерван Петром, который с мрачным видом стоял на пороге кухни. На нем были мягкие джинсы и черная футболка без надписей. Мускулатура открытых до плеч рук не нуждалась в восторженных комментариях.
«Правильно я сделала, что приехала сюда. Похоже, если все будет нормально, этот парень станет моим неоценимым помощником», — подумала я.
— Мама, мы ушли. Если задержусь, то позвоню обязательно.
Петр Губченко направился к входной двери, а я, попрощавшись с несчастной женщиной, — вслед за ним.
Уже в лифте я сказала:
— Петр, мне так неудобно, но в самом начале я по определенным обстоятельствам не спросила имени-отчества вашей матери, а потом уже стало не до того.
Он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:
— Ее зовут Ирина Сергеевна. Она была спортивным врачом. Сейчас на пенсии. А отец умер год назад от инфаркта, он очень любил Алексея и после похорон…
Петр достал сигарету, помял в руках и выбросил:
— В общем, если этот гад — как его там? — действительно жив, я его собственными руками…
Он сжал кулаки так, что даже мне стало не по себе.
…По дороге ко мне домой мы попали в пробку. Настроения это не улучшило. Петр сидел, молча глядя в боковое стекло, наш водитель крутил радио с волны на волну в поисках неизвестно чего.
Задержка обошлась нам в полчаса времени, а мои внутренние часы тикали все громче: Тиана в огромной беде, зацепок (кроме слабых) пока нет никаких, надо торопиться.
Когда мы наконец добрались до моего дома, я нарушила затянувшееся молчание и спросила:
— Петр, я поняла, что вы с Ириной Сергеевной видели Тиану давно и ничего обо всем этом она вам не говорила?
— Последний раз мы встретили ее на похоронах отца. Но тогда было не до разговоров.
Петр стоял за моей спиной и смотрел, как я вожусь, открывая замки своей двери.
Войдя в квартиру, он огляделся, сдержанно похвалил меня за скромность и аккуратность, выразив при этом удивление моей «холостяцкой» жизнью.
Я на это хмыкнула:
— Знаете, Петр, когда ежедневно — а то и еженощно — только и делаешь, что решаешь чужие проблемы, на решение своих не остается ни сил, ни времени.
Он понимающе покивал головой. Я предложила ему пройти в комнату и посидеть минут десять, полистать журналы, пока я приготовлю кофе.
…Через некоторое время мы сидели перед телевизором, прихлебывая горячую ароматную жидкость, и смотрели первые кадры злополучной видеокассеты.
Причем на этот раз я уже не смогла удержаться от комментариев, которые, кажется, совсем не раздражали Петра:
— Вот видите, с каким мазохистским удовольствием Алексеевский рассказывает о своем прошлом… Любовно так, на фоне ненавидяще-ироничного текста демонстрирует фотки папы-мамы, свои, друзей-приятелей. Показывает даже газеты тех лет, кадры хроники из «горячих точек». Насобирал для создания видеоряда.
— Да, парню особо не позавидуешь, сколько ему пришлось пережить в юности, — откликнулся Петр и поставил пустую кофейную чашку на журнальный столик.
Я фыркнула:
— Не ему одному пришлось, но такими отпетыми негодяями, как Алексеевский, стали единицы. Смотрите, смотрите, с каким чувством превосходства он излагает свою веселенькую теорию! Вон, даже кадры из фильма «Маленькие трагедии» с Высоцким сюда включил. Чего только, гад, не наворочал!
Петр с удивлением посматривал на меня, видя, как я распаляюсь, и не зная, что дальше его ждет малоприятное зрелище с еще более малоприятными комментариями автора.
И вот зазвучал текст, непосредственно касающийся его брата. На экране замелькали снятые видеокамерой заголовки газет со статьями о смерти известного спортсмена.
Петр вцепился в подлокотники кресла, весь подался вперед и коротко спросил у меня:
— А почему он называет Алексея Зубовым?
— То ли соблюдал какую-то минимальную конспирацию, то ли еще по каким-либо «творческим» причинам. Тиану вот тоже кличет моим именем.
…На экране тем временем сменялись кадры, показывающие то могилу Алексея Губченко, усыпанную цветами, то некий ресторан, где, очевидно, автор фильма выслеживал свою жертву.
А вот и Тиана появилась. Он, похоже, снимал ее скрытой камерой… Вот она выходит из подъезда, склонив голову, медленно, будто сомнабула, идет по улице…
— Еще кофе? — предложила я Петру.
— Нет, спасибо, пожалуйста, не мешайте смотреть.
Я видела по его позе перед телеэкраном и слышала по голосу, что парень напряжен до предела.
Поэтому тихо встала и вышла на кухню покурить. Смотреть дальнейшее мне не хотелось, я уже чуть ли не наизусть выучила все это. А Петр пускай переживает наедине с собой. Представляю, как он будет зол на этого Алексеевского! Ну, мне это пригодится для пользы дела. Без серьезной мужской помощи тут не справиться, ведь подонок наверняка теперь работает не один, а сколотил какую-нибудь шайку.
