Он не видел, как на берегу поднялась суматоха. Кто-то обнаружил труп Андрея, и теперь все бегали, искали его товарища, только что ушедшего купаться. Уже запускали моторку, уже вырвался из жарких объятий Кончиты Серега, заслышав шум на берегу.
Когда Алекпер услышал шум моторки, он подумал, что лучше всего сейчас утонуть. Но потом желание жить пересилило в нем страх перед расправой.
Он выбрался на берег и спрятался в колючих кустах. Солнце сжигало затылок, колючки нестерпимо впивались в кожу, он плакал от боли, кусая губы и стараясь не смотреть на море, где его искали.
Там ныряли аквалангисты, блестя своими темными подводными костюмами, там орал, носясь по берегу, Серега...
Алекпер дождался ночи. И потом снова поплыл. Теперь море слегка пощипывало его полусожженную кожу и приятно охлаждало.
Он завернул наконец за мыс и увидел огни на берегу. Этот залив был совсем небольшой, вроде бухточки, в которой вода во время прилива поднималась одновременно везде и точно так же опускалась. Люди на берегу заметили его.
— Я сын Президента... — говорил, теряя сознание, Алекпер. — Позвоните отцу... — Он повторял это по-русски, по-английски, по-азербайджански. — Меня похитили, я бежал...
Вскоре он начал бредить. Утром пришел в себя и потребовал, чтобы его доставили в посольство. Вертолетом его отправили в российское консульство, представлявшее также интересы республики Азербайджан. Алекпера по-прежнему лихорадило, его ожоги мучительно болели, но он требовал только одного': чтобы его поскорей отправили к отцу, в Баку.
— ...«Мерседес-500», синий, номер... — монотонно выговаривал начальник службы охраны, который вел наблюдение из дома напротив. — Три человека вышли.
— Солоха прикатил, — с удовлетворением отметил хозяин. — Пусть заберут у них оружие, а потом пропустите.
— «Мерседес-600», черного цвета, номер...
— Неужто Бучило свой «кадиллак» поменял? — удивился хозяин, глядя в подзорную трубу на выходящих из машины. — Еще спорил...
— Ты где такую отхватил? — спросил хозяина приехавший ранее Томилин, гендиректор «Регионнефтегаза», указав на подзорную трубу — старинную, украшенную инкрустацией из слоновой кости.
— Взял по случаю, — уклончиво ответил хозяин. — А что?
— Где-то я ее раньше видел, — сказал Томилин, отправляя в рот маслину, начиненную анчоусом. — Только не могу вспомнить где.
— Могу уступить, — сказал хозяин, оторвавшись от окуляра.
— Да мне она ни к чему.
— А то бери. Много не возьму. Подпишешь бумагу в «Транснефти» на двести тысяч тонн — и труба твоя.
— «Мерседес-500», красный, номер... — снова донесся из динамика тот же голос. — Два человека — одна женщина.
— Скуратов со своей новой, — перевел трубу во двор хозяин. — Давно обещал показать. Говорил, будто в «Золотом паласе» отхватил. Прямо с помоста, когда трусики скидывала... Слушай, Томила, а где твоя Елена? Почему в Москву не привез? Мы ведь как договаривались, когда я ее тебе сватал? Что не будешь прятать. Верно?
— Не любит она ездить в Москву, — сказал Томилин, потемнев лицом.
— А не боишься, а? Молодая, красивая, все время одна... Небось приставил кого? Мне Артем, который теперь на хозяйстве, рассказывал...
— Я такими делами не занимаюсь, — мрачно ответил Томилин. — Так все, что ли, приехали? Гоша, надо бы нам с тобой потолковать.
— А ты не спеши, — ответил хозяин, он же Гоша. — Поговорим, успеем. И про то, что Елену свою от нас прячешь, тоже поговорим... Вон, видишь, Коноплев приехал, Олег. Сейчас познакомлю. Новый гендиректор «Сургутнефтегаза». Прошу любить и жаловать.
— Тот, что на место Ивлева? — спросил Томилин.
— И на место Бригаднова... столь же невинно убиенного... — Гоша истово перекрестился. — Вот как только не боится занять их место! Ты бы, к примеру, смог? Кстати, он твой тезка. И не морщи лоб. Среди членов директорского совета его нет. Как и у тебя памяти... А еще про трубу мою что-то хочешь вспомнить...
— Но я действительно у кого-то раньше ее видел, — пожал плечами Томилин.
— Не мог ты ее, Томила, видеть! — повысил голос Гоша. Гости обернулись. — Вот пристал! Да в нее, если хочешь знать, сам адмирал Нельсон смотрел одним глазом. А другой ему французы выбили.
Томилин обратил внимание, что собравшиеся гости притихли, женщины перестали хихикать, официанты — разливать шампанское.
— А что ты раскипятился? — спросил Томилин. — Возможно, я видел подделку. В одном доме.
— Да нет, Олежек, — вдруг ласково заулыбался хозяин, обняв его за плечи. — Ты подделку не видел. Ты — ошибся. Тебе померещилось.
— Ошибся так ошибся, — согласился Томилин, попытавшись одним движением снять его руку со своего плеча. Но Гоша вдруг привлек его к себе.
— Ох, люблю же я тебя, правдоискателя! Ну блажь у меня такая, пойми ты! Моя Зойка начала собирать этот антиквариат, и я за ней увлекся. Все только штучное, все в единственном экземпляре! Правильно я говорю, Зоя?
Жена хозяина снисходительно кивнула и слегка улыбнулась. Она беседовала с дамами возле стола, уже уставленного закусками.
Томилин снова отправил в рот маслину и тут встретился с ней взглядом. Она укоризненно покачала головой.
Да сам знаю, подумал Томилин, лучше не связываться. Но, похоже, эту штуковину я в самом деле как-то видел в одном доме. В схожих обстоятельствах... Только чего из-за этого нервничать, не понимаю. Странно ведет себя Гоша.
— Кого-то еще ждем? — спросил приехавший после всех Коноплев, с озабоченным видом тряся Гошину руку и заглядывая ему в глаза.
По переглядыванию гостей Томилин понял: Коноплева никто здесь не знает. Впервые видят. Обычно «генералы» знали друг друга давно. Почти все выросли и переженились у себя в Сибири. Там следили за карьерой друг друга, то помогая, то ставя подножки. Чужих в свой сплоченный круг не допускали. Их сторонились.
В Москве поддерживали только своих, добились того, что в профильном министерстве сидели почти все свои, московских чиновников игнорировали. И никто не смел им перечить. Россия смотрела в рот своим благодетелям, обеспечивающим ее основную статью экспорта.
Поэтому некий Коноплев был встречен настороженно. Убитые Ивлев и Бригаднов были свои, тюменские. Этот — еще посмотрим, кто таков. Ясно, что он человек хозяина, но это еще не значит, что он станет своим для всех присутствующих. Выскочек здесь не любили.
Хозяин это почувствовал. Он уже был пьян, но его взгляд из-под нависшего лба зорко следил за гостями. Пусть только попробуют перечить.
— Зоя, отведи баб в другую комнату, я мужской разговор иметь буду с присутствующими, — сказал он, стукнув кулаком по столу, так что из ближней серебряной соусницы пролился коричневый соус на узорчатую скатерть.
Женщины, поспешно оглядываясь на своих мужей, вышли вслед за хозяйкой из гостиной.
— Познакомить хочу! — Хозяин взмахнул короткопалой рукой с наколкой. — Олежка Коноплев! Мой кореш. Прошу любить и жаловать! И по-хорошему прошу. Вы поняли меня?
Гости молчали. Отводя глаза от свирепого взгляда хозяина.
— Мы так не договаривались, — громко сказал Томилин. — Ты, Гоша, опять взялся за старое. Меняешь кадры, никого не спрашивая. Ты хоть с кем-то посоветовался?
— А с кем тут теперь советоваться? — сощурился хозяин. — Если все вы у меня вот здесь! — Он сжал кулак, вытянув его в направлении Томилина.
— Ивлев тоже был мой кореш, — заметил Томилин, оглядывая присутствующих в поисках союзников. Но таковых пока не наблюдалось.
Куда что подевалось... Прежде палец в рот не клади, каждый мог постоять за себя, каждый лез на рожон на одном голом самолюбии.
— Видишь, молчат! — торжествующе сказал Гоша. — Смотрят, чья возьмет. К тому и присоединятся. А так, думаешь, он, — палец хозяина уперся в ближайшего из гостей, — тебя поддержит? У него в Тюмени квартира за семьсот тысяч долларов да в Москве за пятьсот! А он всего-то чиновник в министерстве. С окладом полтора миллиона.
