гордой. О розе, в которую он был влюблен. Она сделала у себя на лопатке татуировку:
– Как вы прекрасны!
– Да, правда? И заметьте, я родилась вместе с солнцем.
Ей нравилось, когда мужчина, стоя у нее за спиной, расстегивал на ней платье и читал эти слова, в которых была вся ее жизнь. И восхищался, как когда-то Сент-Экзюпери.
* * *
Когда Мари-Сван было пятьдесят, к ней, меньше года назад овдовевшей, обратился Око Доло. Еще один деловой человек – нет, никогда ей от них не избавиться! Но этот, что было совершенно необъяснимо, оказался знатоком «Маленького принца». Ее сразу пленил его замысел создать «Клуб 612». Как и он, Мари-Сван всегда была уверена, что Сент-Экзюпери не мог уйти, не оставив завещания. Что в его книге заключен секрет. Что она может его разгадать. Она понятия не имела, что двигало этим Око Доло, зато собственные мотивы она знала. Она хотела снова встретиться с Сент-Экзюпери. Она любила его. Она служила «Клубу 612» своими связями, собранными ею сведениями, своим умением себя подать, как говорится. Око финансировал «Клуб 612», она стала его президентом.
Все это было так давно.
* * *
Мари-Сван подкатила на своей коляске к низкому столику в гостиной и снова оглядела прямоугольную коробку с тремя отверстиями.
Кто ее прислал?
Око?
С той же почтой, что и этих двух французских сыщиков, нахальную девчонку и тупого пилота, этих двух дурачков, которых она уболтала?
Ганнибал спал у нее на коленях. Ей не хотелось его будить. И она погрузилась в воспоминания. Вернулась в тот январский вечер 2005 года, который все изменил.
Все эти годы она жила с убеждением, что Сент-Экзюпери убил Маленького принца ради того, чтобы иметь возможность расти, чтобы стать наконец взрослым, и совсем не для того, чтобы уйти на войну, как все тупо поверили, а чтобы идти к любви! Чтобы наконец стало можно любить так, как мужчина любит женщину. Чтобы можно стало любить по-взрослому. Чтобы когда-нибудь полюбить ее.
Тем зимним вечером в нью-йоркском театре шла знаменитая опера по сказке Сент-Экзюпери. Партию Маленького принца, разумеется, исполнял ребенок, чудесный мальчик, золотой голос, но впервые и роль Розы отдали девочке, совсем юной, с чистейшим сопрано.
И в тот вечер до нее дошло.
Ей было шестьдесят пять, и она наконец поняла. Она не была влюблена в этого вечернего посетителя, в этого великана, в этого умного писателя, нет, она была влюблена в ребенка, который в нем жил. В Маленького принца. Это его она всю жизнь искала. Потому что он сам любил в ней ребенка. Обидчивую, тщеславную и капризную розу. Потому что она и теперь, когда мужчины перестали на нее оборачиваться, казалась себе все такой же красивой. Благодаря маленькой девочке, которая жила в ней.
Мари-Сван подъехала к окну и глянула вниз, на уличную суету. И довольно улыбнулась. Она соврала двум этим странным детективам, прилетевшим из Франции. Сент-Экзюпери не убил ребенка в себе. Этот ребенок жив.
Если бы он умер, умерла бы и она.
– Как ты там, дорогая моя?
– Скучаю по тебе.
– И я по тебе скучаю, Вероника…
– Что ты сейчас делаешь?
– Я в отеле.
– Со своим детективом?
– Да.
– Какой он из себя, твой детектив?
– Он… Он пьет пиво…
– И носит мягкую шляпу и кожаную куртку?
– Да… что-то вроде того.
– И усы?
– Да… когда пьет пиво.
– Нью-Йорк красивый?
– Высокий… Если хочешь, я тебя сюда привезу. Теперь я снова умею управлять самолетом.
– Лучше сам возвращайся. Мне достаточно нашей маленькой планеты.
– Я скоро вернусь, обещаю тебе. Мне только надо еще в одно место заехать, ненадолго. Это… за это очень хорошо платят.
– Ты же знаешь, что мне ничего не надо. Здесь дует ветер. Трава все время растет. Мне нужен только садовник.
– Я скоро вернусь, Вероника, милая. Как только смогу! Обещаю тебе.
За роскошным американским завтраком в нью-йоркском «Ритц-Карлтоне» я зевал. И чувствовал себя уставшим.
– Не выспались? – спросила Анди.
У нас был столик с видом на Центральный парк. Ветер тормошил планету вязов.
– Занудство это все.
– Что занудство? – спросила Анди, размазывая по тостам апельсиновый джем.
– Сент-Экс – зануда! Я вчера вечером попытался читать «Цитадель». И его военные повести. До поздней ночи читал. Тоска зеленая!
– Вот как?
– «Маленький принц» читается легко. Это умно и забавно. Но вот все остальное… Эти его метафоры, когда речь идет о Боге, о людях, о планете… Просто какая-то лекция по философии пополам с проповедью.
Анди улыбнулась и, не ответив, повернулась к балкону и сунула в рот кусочек бекона.
– Я уверен, что в глубине души вы со мной согласны!
Она и на этот раз не ответила.
– Разве Сент-Экс не стал занудой? Эгоцентричным, лживым и много о себе воображающим. Как будто эту сказку для детей написал не он!
И тут Анди вскинулась:
– А кто же тогда?
– Маленький принц! То есть он, Сент-Экс, но до того, как сделался скучным взрослым человеком. До того, как умерло все, что в нем оставалось от радостного ребенка.
Анди надолго задумалась. Потом сказала:
– Поехали!
* * *
В такси я зевал не переставая.
Анди рассказала, что благодаря связям Мари-Сван и Око Доло хранители откроют нам особый зал, чтобы мы смогли познакомиться с оригинальной рукописью.
Я зевал у входа в музей. Потом у кассы. И окончательно проснулся только тогда, когда мы вошли в Библиотеку и Музей Моргана [12] и оказались в окружении книг, высоченных книжных укреплений, в настоящей книжной крепости.
Мы с Анди лишь краем уха слушали экскурсовода, который рассказывал про собрание, в котором триста пятьдесят тысяч томов, про уникальные издания, про Библию Гутенберга, про партитуры Моцарта и Бетховена, про иллюстрации Ван Гога. Мы просто шли за ним к особо важному бункеру, где нас ждала та самая рукопись, которую Сент-Экзюпери в день отъезда подарил Сильвии Гамильтон.
Анди, свежая, как умытый росой клевер, сунула мне карманное издание «Маленького принца». Для себя она не прихватила – знала текст наизусть. Открыв книгу, я спросил:
– Что мы ищем?
– Только дети знают, что они ищут…
Я показал ей язык.
– Я пошутила, господин авиатор. Нам предстоит сыграть в «найди десять отличий», то есть найти все различия между французским изданием сорок шестого года, которого Сент-Экзюпери так и не увидел, и настоящей книгой, которую он издал бы, если бы не ушел на войну.
Рукопись была разложена по страницам, каждая под стеклом. Эскизы рисунков и страницы текста. Почерк у Сент-Экзюпери оказался
