в поселке? Слышал наверняка. Не придал значения? Но так нельзя. Мы в тупике, тут всякой болтовне поверишь и проверять начнешь. Получит он сегодня…»
– Это все разговоры, касающиеся Станислава Кулакова, Есения Семеновна?
– Больше ничего не слыхала. Как говорят: за что купила, за то и продаю. Сама не видела, не знаю. – Она виновато улыбнулась, прикрывая ладонями крохотную дырочку на подоле трикотажной юбки.
– А что видели? Участковый сказал, что вы что-то видели в ночь, когда убили Антонину Ишутину?
– Ах да! Вот старая! Совсем забыла! – Легонько шлепнула себя по лбу Есения Семеновна. – Я видела мужчину у ее ворот. Это было еще до пожара. Так и не поняла: выходил он от нее или просто стоял. Или зайти собирался. Но за калитку держался. Обеими руками. Поверх. Вот так…
Есения Семеновна подняла обе ладони до подбородка и согнула их, как если бы держалась за что-то.
– Но он точно заглядывал туда. А вот входил или выходил, сказать не могу.
– Вы хорошо рассмотрели его?
– Да. В том месте как раз фонарь горит. Новый. Свет яркий, как днем.
– Узнали его?
– Нет. Я его не знаю. Не знакома с ним.
– В смысле, не знакомы?
– Он не наш, не местный.
– Понятно…
Николаев рассеянно глянул в окно и наверняка подумал, что Есения Семеновна видела убийцу Антонины. Убийцу и поджигателя. Только ведь это было не так. Этого быть не могло.
– Он не мог убить Тоню, Денис Сергеевич, – с сомнением посмотрела пожилая женщина на полицейского.
– Почему? Вы видели, как он уходил? Как она лично его провожала живой и невредимой?
– Нет. Не видела.
– Во-от… – произнес он протяжно и тяжело вздохнул. – Жаль, что вы его не рассмотрели. И не знаете, кто это.
– Я не так сказала, – неуверенно возразила Есения Семеновна. – Я сказала, что не знаю его. Что он не местный. Я имела в виду, что не знакомилась с ним. Но я его точно видела прежде. Он приезжал в гости к Тоне вместе с ее сестрой Соней. Это будто ее молодой человек.
– Мелихов?! – Он даже осип от потрясения. – В ночь убийства Ишутиной вы видели у ее забора Евгения Мелихова?!
– Уж не знаю, Евгений он Мелихов или как-то иначе его зовут, но он точно молодой человек Сони. Мне лично Антонина говорила. И она…
Есения Семеновна подумала: не будет ли скверным, если она передаст их короткий разговор? Тоня ведь просто поделилась своим мнением, а она может навредить молодому человеку Сони. С другой стороны, она же вызвалась помогать сыну своей лучшей подруги Маши. Как умолчать?
– Она не одобряла их отношения, Денис Сергеевич.
– Это она вам лично сказала? Или это опять разговор из магазина?
– Лично. Когда они как-то уехали, я вышла на улицу, Тоня тоже. Мы столкнулись нос к носу. Я и говорю: уехали гости твои дорогие? А она мне: дорога лишь сестра, а этот ее – хлыщ хлыщом. Не верю, говорит, ему. Непорядочный.
– Во сколько точно вы его видели, Есения Семеновна? – Николаев не стал углубляться в отношения покойной Тони и нежелательного избранника ее сестры.
– Я не помню. Я не знаю, – опечалилась она сразу невозможностью помочь ему. – Фонари горели вовсю. Я уже спала. А тут встала, простите, в туалет. А когда я встаю, всегда в окно выглядываю. Привычка такая. Особенно часто стала выглядывать после того, как у Кулаковых дом сгорел. И тут выглянула. А он стоит и за калитку руками так вот держится.
Николаев снова увидал знакомый жест.
– Потом оглядываться начал. Тут я его и рассмотрела. Но не обеспокоилась. Знала же, что это Сонин жених. Может, он за ней и приехал? Может, она в доме была?
– А что, у Ишутиной свет в окнах горел?
И Есения Семеновна крепко задумалась. Свет у Тони горел долго, это точно. Но вот в тот момент горел или нет?
Она даже зажмурилась, пытаясь вспомнить. И через несколько минут поняла, что без света не смогла бы так отчетливо рассмотреть мужчину. Ведь когда света в окнах Тони не было, не видно было куст жасмина, давно переросший забор. Только очертания его густых веток. Этот жасмин давно не давал ей покоя. Уж как она просила Тоню откопать ей отросток, та ни в какую.
– Трону корень, куст погибнет, – так она всегда отвечала Есении Семеновне. – Я его с выставки привезла. Много лет назад. Долгие годы красоту такую растила. И теперь из-за твоей блажи, Еся, буду ее губить? Не-ет. Вот если снова поеду на такую же выставку, привезу тебе отросток…
На выставку Тоня больше не поехала. Теперь уже и не поедет. И жасмин сгубил пожар. Но вот в тот момент, когда человек стоял у низкой калитки Тони и смотрел на дом, Есения Семеновна точно куст жасмина видела. И мужчину. Значит, свет горел.
– Было это глубокой ночью. Но свет в доме горел. Правильно я понимаю?
– Правильно. Я раньше двенадцати никогда не поднимаюсь. Ближе к часу первый раз встаю. А тут уж раз третий вставала, точно. Наверное, часа три ночи было.
– Хорошо. – Николаев с кивком поднялся со стула и вернул его обратно под окно. – Нам, возможно, придется провести опознание, Есения Семеновна. Вы не против?
– Я не против. – Она поднялась с диванчика, одернула юбку.
– Но это, если мужчина, которого вы видели у калитки Ишутиной, не захочет сотрудничать.
– Почему не захочет? – Вытянула она шею. – Он ведь тоже в полиции работает. Должен понимать.
– Да, должен. – Николаев направился к двери. – Он просто может не захотеть.
Еще не совсем проснувшись, он протянул правую руку, нащупал гладкий голый живот и погладил его. Живот был не его. Насти Якушевой. И он отвечал всем требованиям и стандартам красоты: плоский, с кубиками мышц под загорелой нежной кожей, с красивой ямочкой пупка, куда Настя вставила замысловатое украшение.
Она была очень красива – эта девушка, с которой его свело неожиданное вмешательство Сониной сестры. Вспомнив об Антонине, Мелихов скривился.
Отвратительная баба! Подозрительная, мстительная, властная. Как она с ним разговаривала в тот самый первый день их знакомства!
– Ты кто такой вообще? – гневно шипела она, отправив Соню в магазин за какой-то ерундой.
Магазин был предлогом. Антонине необходимо было выдворить Соню из дома, пока она станет препарировать ее мужчину. Что она и попыталась сделать.
– Заткнись, – коротко бросил он, когда Ишутина вдоволь нашипелась. – Заткнись и слушай сюда…
И он применил к ней всю силу своей полицейской власти. Пугал и сыпал угрозами. Припоминал все ее
