Мужик громко заорал:
— Та сидай рядом. Давай выпьем.
Я с удовольствием запрыгнул в телегу и лошадь снова двинулась вперед неторопливым шагом. Мужик протягивал мне бутылку, заткнутую куском скрученной газеты. Вот где котина или моя бумага повышенным спросом пользуется. Я сделал добрый глоток жидкости, способной заставить свалиться с телеги одним только запахом, и вернул бутылку хозяину. Давно не приходилось видеть, чтобы даже к французскому коньяку припадали с таким удовольствием, которое удалось разглядеть на морщинистом лице попутчика.
— Тут я слышал, шо стреляли…
— Та тут, кум, кажную ночь палят, — не переводя дыхания, поведал колхозник, оторвавшись от самогона. — С города приезжают и на машинах за зайцами с фарами по полю гоняют. Пидарасы. Раньше хоть управа какая была. А счас… Бензина нема, соляры нема, так что нечем за ими гонять. А у них, кум, все есть. Ружье раньше восемьдесят рублей стоило и никому оно не надо. А теперь — миллион. И у кажной собаки есть. Кум, давай выпьем…
— Давай, кум. А чего это в поле, мать его, хата с железной дверью стоит?
— Так то ж магазин. Хотели мед на штаны с Америки менять. В поле строили, чтоб… Хотели меж двух сел… Все через жопу… А теперь, кум, ни штанов, ни меда. Даром Ройзман с тем магазином бегал. Ройзмана тоже нет… Хоть жид, а хороший человек был…
Я думал о том, что было бы неплохо доехать с мужиком до его хаты, умыться, по крайней мере. А потом решил: протрезвеет колхозник, и о таком свидетеле следствие только мечтать может. Тем более, есть вероятность, что поселковая милиция доберется сюда раньше, чем наши ребята.
— Ну, кум, — решительно спрыгнул я на ходу, — будь здоровый, пойду я, мать его. Шоше, — еле выговорил это традиционное для сельских мест слово, — рядом. Доберуся, как-нибудь.
— А баба хоть добрая? — полюбопытствовал на прощание попутчик.
— Капитальная баба, кум, — бросил я на прощание и побрел сквозь посадку через поле к трассе.
На трассе мелькали огоньки фар. Я прилег в кустиках, не торопясь выходить на дорогу. Через час, когда успел основательно продрогнуть, несмотря на то, что самогон давал о себе знать, в основном, вызывая голод, увидел, что по трассе движется машина на небольшой скорости. Мимо меня проехал «Ниссан» со знакомыми номерами, постоянно моргая фарами, хотя встречных машин не было.
Медленно пересекаю трассу, присаживаюсь на обочину и терпеливо жду, когда патрулирующая дорогу машина будет возвращаться назад. Моргающие в темноте фары приблизились после того, как я выкурил две сломанные сигареты. Поплотнее запахиваю плащ, держа на всякий случай палец на курке пистолета, направленного в кармане стволом вперед, выхожу на обочину и поднимаю руку.
Несмотря на небольшие проблемы, возникшие по дороге в авторемонтную мастерскую, я все равно до нее добрался. Пусть не на своей машине, которая теперь уже нуждалась в более серьезном ремонте, но как-то неудобно было перед механиком — я не привык заставлять людей ждать понапрасну.
Этот пункт обслуживания автотранспорта был открыт год назад. Принадлежит он лично моему коммерческому директору, и я, нагло используя свое руководящее положение в «Козероге», намекнул Рябову, чтобы служебный транспорт фирмы обслуживался там вне очереди. Мой подчиненный был вынужден согласиться, тем более, что на оплату его работников моя просьба сказывалась в одностороннем порядке. Исключительно в сторону увеличения гонорара механиков и слесарей за качество ремонта в сжатые сроки.
И хотя рабочий день тружеников авторемонтной мастерской завершился два часа назад, некоторые не уехали домой, а продолжали халтурить. В частности, автослесарь Воха, возившийся у подъемника с газосварочным аппаратом. К подъемнику был прикован худощавый человек, лет сорока пяти и, судя по его виду, он давно потерял дар речи, зачарованный работой рябовского коллектива. Во всяком случае, сознание он точно потерял.
— Володя, подойди ко мне, — попросил я, стоя на пороге, потому что не собирался показываться в таком импозантном виде всем специалистам по ремонту автомобилей, которые спокойно играли в карты в углу мастерской.
Воха даже не пошевелился.
— Воха, ты что, оглох, — несколько перенервничал я. — Зову тебя, а ты — ноль эмоций.
Ребята в углу тут же оторвались от игры, но Воха махнул им рукой — все в порядке — и подошел к двери.
— Вы почему-то назвали меня Владимиром, — заметил он, вытирая тряпкой окровавленные костяшки пальцев правой руки, — мое имя Андрей.
— А чего же тебя Вохой кличут?
— Фамилия у меня такая — Воха. Так что с детства все только и зовут — Воха да Воха. Даже клички, в отличие от других пацанов, не получил.
— Не печалься, Андрей, это не самое страшное в жизни. Кто там у нас такой красивый? Неужели сам товарищ Баранаускас пожаловал.
— Он самый. Из-за таких козлов…
— Продолжай.
— Честно?
— Честно.
— Если бы не такие, как он, я бы никогда не связался с вами.
— Спасибо за откровенность, Андрей. Только, думаю, ты себя обманываешь. Каждый, кто работает у меня, сперва тешит таким образом свое самолюбие. А потом привыкает. Понимаешь, я же двадцать лет назад сам был в твоем положении. Так что не ври себе — в твоей конторе, в основном, козлы и собрались.
— Я для другого шел. И причем сознательно. Думал, буду там, где нужнее.
— А ты и был там, где нужнее партии. Верный меченосец ордена воров и убийц. Можешь дуться на меня сколько влезет, но твои трудовые навыки о чем-то говорят. Вот ты оттуда ушел, а к нам пришел. И правильно сделал. Мы в борьбе за звания коллегам подножки не ставим и не считаем своим долгом гадить друг другу в тарелку. А ведь у тебя там карьера была бы невозможна без этого. Я так считаю. Наверное, друг от друга хоронились еще с большей опаской, чем от вражеской разведки. А как рухнула твоя контора, сколько же этих меченосцев по свету разбежалось. Секретами торгуют, в Турции рэкетом заправляют, словом, я тебе не священник. Отпускать грехи — не моя обязанность, Андрей. Ты получаешь столько, что даже подрабатывать не нужно, мой единственный долг перед своими людьми, чтобы они ни в чем нужды не испытывали. А теперь скажи ребятам, пусть прогуляются немного. И заодно необходима одежда, чуть чище, чем та, что на мне.
Воха подкатился к столику, за которым продолжали резаться в карты его подчиненные, что-то вполголоса скомандовал и, не закончив партии, ребята побросали карты, вышли на воздух через запасной выход. Вот это дисциплина. Мне бы так научиться Рябовым руководить.
Воха подошел ко мне; после лекции лицо рябовского подчиненного стало еще более хмурым. Ничего страшного, сейчас ты, паренек, о душевных терзаниях навек позабудешь.
— Два вопроса к тебе будет, Андрей. Баранаускас поведал, зачем он появился в нашем городе?
— Сказал, что руководство в командировку послало. Хотя у него документы на имя какого-то Братейко. Из секретного ящика.
— И все?
— Пока все, — подчеркнул Воха.
— Второй вопрос. Ты согласен стать заместителем Рябова, скажем, по коммерческой части?
Воха молчал. А потом ответил вопросом на вопрос:
— А почему об этом говорите вы?
— Решение кадровых вопросов — исключительно в моей компетенции, — подчеркнул я.
— Согласен, — односложно ответил Воха. И правильно сделал. Я принял бы предложение Рябова насчет его кандидатуры, в последнее время Сережа стал работать несколько медленнее. И не потому, что стареет, просто объем работы в фирме возрастает с каждым годом. Но я предпочел сказать о повышении Вохе совсем по другой причине. Теперь своим выдвижением он будет обязан исключительно мне.
— Ладно, Воха. Сейчас я умоюсь, а ты пока подготовь нашего пациента к беседе. Я сам с ним разберусь.
Пока я мылся под колонкой, Андрей приводил Баранаускаса в чувство. Вода на него почему-то плохо действовала, а нашатырь быстро заставил прийти в себя.
— Здравствуйте; Баранаускас, — тихо сказал я; он даже попытался подтянуться на связанных руках. Видимо, тревожится по поводу того, что за него Воха примется. Тем более, что горелку Андрей почему-то не выключил.
Баранаускас глухо застонал, и мне показалось — Воха немного переусердствовал. Но исправление ошибок подчиненных всегда входило в функции руководства.
— Какое зверство, — с печальным видом покачал я головой. — Товарищ Воха, вы будете наказаны в административном порядке.
Воха невольно прыснул коротким смешком, до того я правдиво разыграл сценку из его бывшей жизни. Один следователь — зверь, а другой — очень хороший. И хотя заключенный знает, что это все — игра, что завтра хороший может превратиться еще в большего зверя, он инстинктивно тянется к нему. Но Баранаускаса на такой дешевке не проведешь. Хотя он явно не понимает, в чьи руки попал. И Вохе хоть немного, но удалось сломать его. Иначе бы Баранаускас не прошептал:
