Часть третья
Анамнез[1]
Как и почему очаровательные малыши – радость родителей, бабушек и дедушек – превращаются в настоящих монстров, толком не знает никто.
По крайней мере, в каждом конкретном случае существует особое объяснение.
Почему Руслан Гаранин, ребенок, которого тщательно оберегали от жестокости и грязи внешнего мира, умудрился возненавидеть и этот мир, и всех его обитателей, а в первую очередь – свою старшую сестру, мог бы объяснить только опытный психиатр. Тот же Ромео, он же Роман Кравцов.
Но теперь Руслан не его пациент, а объект судебно-медицинской экспертизы. Эксперты в состоянии составить перечень его телесных болезней, но то, что творилось в его душе, навсегда останется тайной.
Юлия не могла точно припомнить, с каких пор нелепые выходки брата стали казаться ей странными. И не только: все они причиняли вред и боль всем, с кем Русику – так его называли дома – доводилось сталкиваться.
Нет, диагноз, поставленный мальчику в раннем возрасте – хроническая патология сердечной мышцы, – тут ни при чем. Возможно, пагубную роль сыграло то, что никто из медиков не мог определенно сказать, сколько ему суждено прожить, а он каким-то образом об этом дознался. Не важно, что с таким диагнозом многие благополучно доживают до глубокой старости, успешно работают, создают семьи, рожают крепких и здоровых детей.
К тому же случай Руслана Гаранина был не из самых тяжелых. Подобный диагноз ставят в среднем десяти младенцам из тысячи. И проявляться патология начала далеко не сразу – малыш активно брал грудь, легко перенес переход на искусственное вскармливание, симптомы, характерные для маленьких сердечников – синюшность, одышка, быстрая утомляемость, – отсутствовали. Врачи сочли это благоприятным признаком – организм оказался в состоянии компенсировать порок развития. Обследование, проведенное спустя несколько лет, выявило лишь незначительные дефекты стенки между правым и левым предсердиями.
Детский сад он не посещал, до школы внуком занималась бабушка. Но, когда на школьном уроке физкультуры Русик неожиданно начал задыхаться, никто не обратил на это особого внимания. Учитель решил, что все дело в его общей физической неразвитости и недостатке активности. И действительно, маленький Руслан предпочитал сидеть, наблюдая за другими детьми, и избегал участвовать в подвижных играх и школьной беготне.
Приступы одышки начали учащаться, и родители решили заново обследовать сына – но теперь уже в столичной больнице. Вскоре отыскались концы в Киеве, Русика упаковали в машину крестного и доставили в клинику Амосова. Там объяснили: из полутора сотен видов врожденных пороков сердца у мальчика – один из самых распространенных. Не самый тяжелый, но малоприятный. Однако даже при наличии такой проблемы некоторые пациенты умудрялись достичь заметных результатов в спорте, а большинство вполне успешно занимались физическим трудом. Кардиохирурги однозначно заявили: серьезной угрозы для жизни нет, операция не нужна. К тому же немалый риск, не стоит дразнить гусей – возможны тяжелые осложнения, которые превратят ребенка в инвалида.
Никаких лекарств, свежий воздух, побольше движения. Люди счастливо живут и с куда более страшными заболеваниями.
Однако родители мальчика сделали свои выводы. Для начала Русика освободили от занятий физкультурой, потом – от любых физических нагрузок. И в конце концов стали оберегать от всего, что, по их мнению, могло негативно отразиться на его врожденном недуге. Мать и бабушка были уверены, что для мальчика существует только одно лекарство: ничто не должно его волновать или огорчать. От волнения пульс учащается, давление растет, а вместе с этим растет и угроза катастрофы.
– Не волновать – значит исполнять все его прихоти и капризы, так я это понимаю? – спросил Антон. Юлия коротко кивнула. – Тогда все ясно. Вашего Русика, что называется, избаловали. Думаю, он быстро научился пользоваться своим особым положением.
– Для него вообще не существовало слова «нет», – со вздохом проговорила женщина. – Он не должен был нервничать, переживать, огорчаться даже по пустякам. Если ему делали в школе замечание, Руслан немедленно хватался за сердце и начинал дышать, как пес в жару…
Антон невольно улыбнулся, представив, как это выглядело, но тут же смахнул с лица улыбку – в такой ситуации она как минимум неуместна.
Юлия продолжала.
Уже к двенадцати годам брат вполне осознал все свои преимущества и научился ими широко пользоваться. С выгодой для себя.
Учителя в школе относились к нему с опаской. Особенно после того как Руслан, получив двойку за сочинение, смертельно побледнел, схватился за левую сторону груди, стал судорожно хватать воздух и наконец сполз под парту, якобы потеряв сознание. Это повторилось не раз и не два, и педагоги не сговариваясь стали выставлять Гаранину-младшему тройки, чтобы избежать повторения подобных эксцессов. Зато старшая, Юлия, училась отлично, не раз побеждала на областных и республиканских математических олимпиадах и считалась гордостью школы. Учителя относились к ней с уважением, и кое-кто предсказывал ей большое будущее в науке.
До поры все оставалось в рамках, и впервые Юлия столкнулась с неадекватным поведением брата только после одного из своих маленьких олимпиадных триумфов. Девчонка из захолустного Жашкова утерла нос звездам из киевских физматшкол, получила путевку в Артек, а в нагрузку – Руслана. Младший брат выразил желание отправиться в Крым, а желания больного и несчастного ребенка давным-давно стали законом в семье Гараниных.
Что уж там предприняли родители, кого задействовали, кому и сколько заплатили – Юлия не знала по сей день. В результате была добыта вторая путевка, и они отправились вместе.
В пути и в первые дни на новом месте Руслан вел себя на удивление сдержанно и послушно. Но на четвертый день в послеобеденное время пропал из лагеря, а вместе с ним еще четверо сверстников. Нашли их уже в сумерках: оказывается, Руслан убедил всю эту компанию сбежать в горы и зажить там на воле, без осточертевшего распорядка дня. Человек, утверждал он, рождается свободным. Море – это символ свободы. Значит, и человек должен стремиться к свободе.
Руководство лагеря, впрочем, не посчиталось с этими доводами – от них слегка попахивало безумием. Удивляло другое: каким образом ему удалось убедить остальных подростков, вполне смирных и без фантазий, покинуть лагерь, не прихватив с собой даже пару кусков хлеба из столовой, и отправиться куда глаза глядят.
Нарушение сочли серьезным, и вскоре было объявлено об отчислении из лагеря всей компании. Узнав об этом из уст директора, Руслан бешено заорал, опрометью выскочил из кабинета и помчался в неизвестном направлении. Через час его обнаружили в зарослях тамариска: он лежал, схватившись за сердце, и хрипло стонал. На его губах подсыхали клочья пены.
Фокусом с пеной он пользовался еще не раз. Тогда, в Артеке, Юлия очень испугалась, но, когда это стало повторяться регулярно, успокоилась. Ее, человека с научным складом ума, больше интересовало, как Руслан этого добивается. Но всякие попытки выяснить это и разоблачить симулянта оборачивались против нее самой. Черствая, нечуткая, жестокая – эти слова ей не раз приходилось слышать от родителей, а Руслан ее тихо ненавидел, понимая, что старшая сестра – единственный человек, который видит его насквозь.
Странное дело – нарушителя дисциплины Руслана Гаранина в конце концов все же оставили в лагере. Тех, кто увязался с ним, сдали с рук на руки родителям, а он, совершивший серьезный проступок, избежал наказания.
Вскоре Юлия заметила еще кое-что. Некоторые вожатые явно побаивались ее брата: любая попытка призвать его к порядку моментально оборачивалась проблемой для того, кто рискнул сделать ему замечание. С другой стороны, явная безнаказанность подростка не укрылась от сверстников. Очень скоро ее младший брат, который дома избегал общества одноклассников, стал пользоваться в лагере уважением и даже авторитетом. А к концу смены стал признанным лидером.
Перед Русланом Гараниным открывались новые перспективы.
– Жизнеописание моего братца, возможно, и представляет клинический интерес, – Юлия снова закурила, теперь она выглядела более спокойной, – но не думаю, что вас интересует подробная семейная хроника. Достаточно того, что некоторые события я помню буквально поминутно. И поверьте: я не получаю ни малейшего удовольствия от того, что исповедуюсь вам, человеку совершенно постороннему.
– Но ведь вы пришли ко мне сами, – возразил Антон. – И даже дали понять, что нуждаетесь в моей помощи. Я не ошибаюсь?
– К этому мы вернемся, – кивнула женщина. – Сейчас мне нужно одно: чтобы вы попытались понять проблему в целом. Только тогда станет ясно, можете вы мне помочь или нет. Если бы на вашем месте и в вашем положении оказался совершенно другой человек, я бы точно так же обратилась к нему.
