— Растут детишки, — согласился Денис. — Кстати, вы мне обещали ответить на один вопрос. Если забыли: какие именно поправки вы обещали сделать Забельскому в статье о его персоне?
— Почему, помню… Речь шла о чеченских секьюрити, охранявших его на первых порах, когда он только начинал свой малый бизнес… Забельский мне объяснил, что он сам родом с Кавказа, его там знают и потому взялись ему помогать как земляку. Уголовниками они тогда не были. Там у него еще были даргинцы, карачаевцы… И он просил это вставить. А что?
— Где они сейчас?
— Его охранники? Откуда мне знать… Я не интересовался.
— А напрасно… Вдруг окажется, что они в большинстве окопались в Чечне, где воюют на стороне боевиков? Речь в вашей статье шла, в частности, о некоем Ансаре Худоеве и его сподвижнике Ходже Анваре, или просто Ходже, если я не ошибаюсь… Я вчера не поленился и посмотрел его дело в архивах у своего дяди.
— Помню такого… — согласился Олег, — да, был такой. О нем у нас тоже был разговор. И что вы нашли?
— Немного. Ансар Худоев был исключен с пятого курса экономического факультета МГУ за групповуху в студенческом общежитии, затем дважды привлекался к судебной ответственности за рэкет. Это в начале девяностых, в эпоху «малиновых пиджаков». В первый раз освобожден под залог нашим общим другом Григорием Ивановичем, во второй раз в девяносто втором году ему срок скостили, и он благополучно отбыл в Грозный, где долгое время подвизался в тамошнем Министерстве финансов… Воевал на стороне Дудаева, после Хасавюрта снова занялся чем-то вроде экономики… Чем занимается сейчас, во время второй чеченской, непонятно.
— Знаем мы их экономику… — пробурчал Бородин. — Самая процветающая отрасль — ограбление нефтепровода и похищение заложников.
— Вот именно. А до всего этого состоял начальником охраны У Забельского. И даже был с ним в доле. Каким-то представителем в Питере, это еще следует уточнить.
— Вот оно в чем дело… — задумался журналист. — Еще Григорий Иванович сказал мне, что Ансар Худо-ев никакого отношения к тому, что я о нем написал, не имел. Что на самом деле это был племянник Худоева Фарид. И таковой действительно существует в природе, я проверял.
— Вы уже опубликовали опровержение? — поинтересовался Денис.
— Оно должно скоро выйти.
— Вот и пусть выходит в таком виде, как он просил, — разрешил Денис.
— Это у вас такой прием? Усыпляете бдительность противника, соглашаясь с ним?
— Еще ни разу не отказывал. Хотите об этом написать?
— Не знаю, — пожал плечами Олег и посмотрел на часы.
— Спешите?
— Да, хочу успеть заглянуть к Люсе на работу. Она обещала подобрать видеоматериал по заложникам Забельского. Как он встречает бывших пленных и освобожденных заложников во Внукове.
— Но для них он действительно благодетель… — заметил Грязнов. — У них свои резоны быть ему признательными, у нас свои — подозревать его в нечистых делах.
Олег приехал в Останкино через час, там Люся уже выделила для него комнату с видеоаппаратурой и грудой кассет с новостями, где были эпизоды со встречей освобожденных заложников.
Она посмотрела с ним один сюжет, махнула рукой, взглянула на часы:
— Смотри сам, если тебе это интересно, а я присоединюсь потом…
Чмокнула его в щеку и быстро вышла.
Он смотрел одну кассету за другой, сюжет везде был практически один и тот же. И выражение лица Забельского — усталое, умиротворенное — тоже. Кажется, он не ждал благодарности от освобожденных и их родственников, и для него проявление их признательности были нечаянными и необязательными.
Какой-то особой искренности в его поведении не было, но и фальши не наблюдалось… Все-таки природный актерский дар.
Олег уже собирался все выключить, плюнуть и забыть и даже потянулся за пультом, когда вернулась жена:
— Что, по второму кругу пошел?
— Да нет… — Он указал на отложенные кассеты. — Я еще не все просмотрел. Просто везде одно и тоже.
— Наверное, ты что-то спутал, — сказала она. — Крыша уже поехала, а? — Жена потрепала его по волосам. — И потому опять смотришь сюжет про этого парнишку из Тверской области, вызволенного из чеченской неволи.
— Да нет же, он из Вологодской области… — покачал головой Олег. — Вот смотри, самое начало… — И отмотал немного назад.
— Странно, — сказала она, услышав, откуда родом освобожденный пленник. — Но я не могла ошибиться. Видишь, какие у него веснушки и курносый нос. Мне кажется, нет, я уверена, что видела его, когда смотрела вместе с тобой самую первую кассету. И там мне запомнилось, что он из-под Твери, жил возле Дмитровой Горы, эта глухомань находится недалеко от Иваньковского водохранилища. Помнишь, я туда ездила со съемочной группой?
— Помню… — Он уставился на жену невидящим взглядом. — Ты уверена?
— Можно проверить, — пожала она плечами. — Если подключить второй магнитофон и монитор, поставить ту, первую кассету, одновременно дать обе картинки и сравнить между собой.
Через несколько минут они молча смотрели, не веря своим глазам, на остановленные изображения на обоих мониторах, там было одно и то же веснушчатое и курносое лицо парнишки, только по-разному одетого. В первом случае его звали Николай Егоров из Тверской, во втором Василий Кривобоков — из Вологодской. Сначала его встречала мать, она плакала, не скрывая радости, и ее показывали долго и в разных ракурсах. Во втором случае его встречали брат и сестра — довольно угрюмые, мало похожие друг на друга и уж совсем непохожие на только что освободившегося младшего братишку. Их быстро увели из поля зрения и больше не показывали.
— Ничего не понимаю… — пробормотал Олег, переводя взгляд с одного монитора на другой.
— Завтра ожидаем гостей из «конторы», — сообщил Колобов, когда он и Забельский начали просмотр переданной Агеевым видеозаписи — тайного свидания вице-премьера Анисимова с телеведущей КТВ Ольгой Замятиной в отдельном кабинете одного из загородных ресторанов под Москвой.
— Кто и что там будет? — спросил Забельский, не сводя глаз с экрана.
— Все та же развлекаловка. Ну, вы помните. Нам обещали разыграть «маски-шоу» для широкой общественности, чтобы забрать у нас эту видеокассету и дискеты, которые сами же нам дали. Если хотите, мы все сегодня же перепишем, иначе завтра вы их не увидите.
— Сделай одолжение… И немного погромче… Красивая пара. И очень подходят друг другу. Если поженятся, сбудется голубая мечта Ильи Михайловича — политический союз Корецкого и Анисимова. Анисимов потом закроет глаза на то, что дядя возлюбленной собирал на него материал. Но пока что Петя — очень даже женатый политический деятель, и потому он должен думать о последствиях, какие могут возникнуть в результате публичного скандала или если жена не даст развод, что одно и то же… Слушай, чего они там шепчутся? — поморщился Забельский. — Что, так и будут сидеть, глядя друг на друга, боясь поцеловаться или коснуться? И это мой преемник… Я всегда брал быка за рога, а красивую женщину за талию или ниже, смотря по обстоятельствам.
— К сожалению, — развел руками Колобов. — Вот так и будут сидеть и мечтательно смотреть друг на друга.
— Да уж… — вздохнул Забельский. — Позавидуешь. Где они, наши романтика и пылкость молодости? Впечатление такое, будто они уже знают, что ребята Корецкого снимают их на видео… И боятся перейти границу между дозволенным и недозволенным. А заставить их совершить адюльтер перед камерой, увы, даже Корецкий не в силах, как бы ему этого ни хотелось. О чем они хоть говорят, вы расшифровали?
— О его жене и детях. Что он их сейчас не может бросить, и она это хорошо понимает.
— А он случайно не собирается ради нее уйти в отставку?
— Пока об этом разговора не было.
— Ну вот, когда будет что-то интересное, покажешь… — решил Забельский. — Пока нет ничего компрометирующего. Даже для Петиной жены. А она, если я правильно понимаю, карьеру ему ломать не будет?
— Похоже, что нет…
— Ладно, забудем… Так кто тебя предупредил о завтрашнем налете в черных масках? — поинтересовался Забельский, стоя теперь возле окна кабинета и глядя на открывающийся летний пейзаж.
— Непосредственный исполнитель — капитан ФСБ Рощин. Вряд ли вы о нем слышали… Тот, кто уже принимал участие в налетах и выемках нашей документации, возглавляя их.
— Делаешь успехи, — рассеянно буркнул Григорий Иванович. — Ты его уже завербовал?
— Нет, он сам попросился… Вы меня слушаете?
— И очень внимательно, — кивнул Григорий Иванович. — Просто смотрю на Чижи, мое кровное детище. — Он показал подбородком на кирпичные коттеджи поселка с лужайками и открытыми бассейнами, вокруг которых носилась детвора, а молодые мамаши загорали под охраной плечистых секьюрити. — Сколько сил и средств сюда вложено…
