– У нас они тоже были, – вздохнул Рязанцев, – но мы потеряли все вещи, когда перебирались через валуны, осыпавшиеся при камнепаде и перекрывшие дорогу. Кстати, – добавил Владимир Евгеньевич, – считаете ли вы, что камнепад, отрезавший биостанцию от внешнего мира именно в тот момент, когда там появилось яйцо, был случайным?
– Не знаю, – ответил Бадмаев, – я не могу делать выводы, потому что у меня недостаточно информации. Вот если еще что-то произойдет, тогда будет ясно, что обвал – не случаен. Но если все пройдет спокойно, то можно будет признать, что это всего лишь прихоть природы.
Юрий взял нож и пошел к выходу.
– Я сейчас принесу дрова и выстругаю палки для шин, – сказал он, – а также свяжусь с биостанцией по рации и сообщу, что нашел вас и что у нас есть раненый, чтобы в скором времени нас не ждали.
Ботаник вышел под дождь.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Ева, подсаживаясь к жениху и касаясь губами его лба.
У полковника была небольшая температура.
– Ничего, – улыбнулся тот в ответ. – Ты спасла мне жизнь.
– Ты мне тоже много раз спасал жизнь, – утешила его Ершова, – так что все нормально. Можешь не благодарить.
Они крепко обнялись.
– Я рад, что ты мне не только возлюбленная, но и соратник, и друг, – сказал Владимир Евгеньевич, целуя Еву и проводя ладонью по ее плечам. – И я уверен, что из тебя получится великолепная жена.
– Спасибо, – сказала девушка.
В пещере царил полумрак.
– Кстати, – сказал полковник, – ты поняла, кем раньше был наш спаситель?
– В каком смысле – «кем был»? – не поняла Ершова.
– Я думаю, что он служил в армии. И даже, скорее всего, воевал. У него на тыльной стороне кисти есть характерная вмятина. Я готов биться об заклад, что это пуля. Так что тот факт, что Бадмаев нас нашел и что у него был полный набор снаряжения, не случаен. Он бывший профессионал. Вероятно, спецназовец.
Послышались шаги. В пещеру торопливо вошел Юрий Рашидович. В руках он нес сосновые ветки и две ровные длинные палки. Стряхнув с ветвей капли воды и сложив их домиком, Бадмаев положил внутрь таблетку сухого спирта и поджег ее. Дрова затрещали.
– А теперь давайте ногу, – сказал Юрий.
Он взял две длинные палки, приложил их к пострадавшей ноге полковника и принялся туго обматывать конечность бинтом, который достал из аптечки.
– В каком звании вы уволились из армии? – спросил Рязанцев.
Юрий замер, широко раскрыв глаза, но через мгновение овладел собой. Его лицо снова приобрело дружелюбное и спокойное выражение.
– В моем вопросе не было подвоха, – покачал головой Владимир Евгеньевич, слегка морщась от боли. – Я понял, что вы военный, по вашей выправке, а также по тому, как у вас экипирован рюкзак. Также я заметил у вас на руке отметину от пули, вы были ранены. К тому же вы производите впечатление человека, который ведет себя спокойно в экстремальных ситуациях, а это также свойственно армейским.
– Надо же, – улыбнулся Юрий, – вы прямо-таки Шерлок Холмс. Я воевал в Анголе. С тех пор у меня вьетнамский синдром: шум машин вызывает помутнение сознания. Поэтому, получив биологическое образование, я теперь работаю здесь, в глуши. Ну, хватит об этом, – сменил тему Бадмаев, закончив перевязывать ногу Владимира Евгеньевича, – меня сейчас волнуют другие проблемы. В частности, я только что пытался связаться с биостанцией по рации, но там никто не отвечает. Это странно, потому что когда я уходил, я договорился с Валерием Шварцем, нашим орнитологом, что он постоянно будет на связи.
– Может, вызвать его еще раз? – предложила Ева. – Вдруг он не слышит сигнала из-за шума бури?
– Я вызывал его уже трижды, – ответил Юрий, – впервые, когда только вышел из пещеры, потом, когда рубил дрова, а последний раз перед тем, как войти сюда. И все три раза он не ответил. Даже не знаю, что и думать. Честно говоря, я волнуюсь.
– А до биостанции далеко? – спросил Рязанцев, приподнимаясь на локте.
– Около пяти километров, – ответил ботаник, – самостоятельно вы проделали около половины пути. Правда, уже темнеет, а ночью идти будет гораздо труднее. Я думал, что лучше остаться тут до утра, но прежде хотелось бы убедиться, что на станции все хорошо.
Он сел у костра и задумался. Молчание Шварца, факт в нормальных условиях совершенно невозможный, Бадмаева безмерно волновал.
«Что-то там случилось, – наконец решил он. – Возникли какие-то проблемы».
Но Юрий и предположить не мог, как плохо на самом деле обстоят дела.
На Бубнове не было лица. Он забился на свое место, укрылся одеялом и замер в позе зародыша, всем своим видом показывая, что он никого не хочет ни видеть, ни слышать.
– Дмитрий, что с вами? – спросила Марьяна, но аспирант только нервно задергал ножкой и что-то невнятно промычал.
– Не трогайте его, – желчно сказал Слюнько, – юное дарование думает явно не о бариониксе и не о блестящей карьере ученого, а совсем о других вещах.
Бубнов нервно завозился под одеялом. Самолет выехал на взлетно-посадочную полосу, разогнался и взмыл в воздух. Пассажиров вдавило в кресла.
– Я вот о чем думаю, – сказал профессор Марьяне, – не окажется ли так, что яйцо вовсе не надо греть? Да, птицы высиживают своих птенцов, а вот рептилии – нет. Черепахи просто закапывают яйца в песок, и все. Дальше маленькие черепашата действуют абсолютно самостоятельно.
Говоря это, Игорь Георгиевич крепко прижимал к груди монографию собственного сочинения, под названием «О некоторых особенностях строения первой фаланги левой передней конечности плезиозавра». Он волновался. Для него сейчас на свете не существовало ничего, кроме маленького барионикса.
– А если я его усыновлю, когда он вылупится, – предположил профессор, – тогда его у меня не отберут? И я смогу его растить и дрессировать?
Филимонова, не сдержавшись, улыбнулась.
– Обед! – провозгласила стюардесса – та самая, не позволившая Бубнову разговаривать по телефону.
Пассажиры приободрились. Профессор вытянул шею вперед, пытаясь увидеть, что у них в меню.
– Курица под грибным соусом, горячий бутерброд, картофельное пюре… – начала перечислять бортпроводница.
– А водка есть? – хрипло спросил аспирант, выныривая из-под одеяла.
Пассажиры принялись удивленно оглядываться.
– Это наш коллега, – поспешила сгладить неловкость Филимонова, – он очень боится летать на самолетах и поэтому пьет, чтобы облегчить непереносимое чувство ужаса.
– Ах, вы еще и на самолетах летать боитесь, – проворчал профессор, – то, товарищ аспирант, вы падаете на ровном месте, то давитесь булкой, буквально как Буш крендельками, то просите водки, и побольше, побольше! Вы ведете себя, как лабух из борделя, а не как будущее серьезное научное светило.
Он демонстративно отвернулся от Дмитрия. Аспиранту, алкавшему сочувствия, стало совсем худо.
– Кроме водки мне нужен еще и парашют, – сказал он, с трудом переводя дух. Лицо Бубнова было багровым. – Я сначала напьюсь, а потом сойду, прямо здесь!
– Ага! Он дезертирует! – воскликнул Слюнько. – Причем, заметьте, он планирует выпрыгнуть с парашютом не где-нибудь, а над территорией Украины! К чему бы это?
– Успокойтесь, – попросила бортпроводница, совершенно смущенная этим балаганом, – на пассажирских лайнерах нет парашютов. Они не предусмотрены.
– А как же реклама? – спросил кто-то недоверчиво. – Пилот тихонько идет по салону самолета с парашютом за спиной, собирается спрыгнуть, а в зубах у него конфетка.
– Ну, мало ли что показывают в рекламе, – засмеялся другой пассажир, – там то йогурты в облаках летают, то трусы сами собой надеваются. У вас, скажите, трусы хоть раз сами наделись?
Девушка принялась развозить обед. Марьяна и Слюнько ели с аппетитом, Бубнов к пище не притронулся. Ему было так плохо, так плохо, что он не мог затолкать в себя ни кусочка.
«У Пети больше денег и толще бицепсы, – подумал он про себя, давя рвущийся из груди стон, – подумать только».
И Бубнов вновь спрятался под одеялом.
Вечерело. Обычно в такое время суток было еще довольно светло, но сейчас тяжелые тучи заслоняли солнце. Колбасова подошла к окну и выглянула в него.
– Интересно, что Иванов сможет найти в такую погоду и в условиях сгущающейся тьмы? – пожала плечами директор и почти сразу же увидела луч фонарика, разрезавшего тьму, как нож масло, неподалеку от того места, где завхоз и Виктория обнаружили тело несчастного орнитолога.
– У него фонарь, – сказала Виктория.
– Это разумно, – кивнула директор, – так у него больше шансов найти какие-нибудь следы, пока их полностью не смыл ливень.
– К сожалению, это также может привлечь внимание убийцы, – тихо сказала Сушко, – ночью свет фонаря виден далеко.
В ту же секунду фонарь упал на землю и покатился. Мгновение спустя раздался дикий крик Иванова.
– А-а-а-а-а! – страшно кричал завхоз.
