Там еще был его московский адрес. Он приглашал ее к себе! И говорил, что любит! Ради этого стоило жить, стоило десятки раз резать себе вены, чтобы прочитать это!
В этот же вечер, как только она получила телеграмму, Люда Морозова собрала чемодан с самыми необходимыми вещами и взяла билет до Москвы. Она хотела как можно быстрее увидеть своего любимого. Теперь девушка была уверена, что у них все получится.
Только вот как быть с родителями? Они не перенесут, если вернутся с моря, а дочери не застанут. Тамара Сергеевна и так не хотела уезжать без нее, и Люде пришлось долго ее уговаривать. Мать боялась, что она снова может попытаться сделать глупость и теперь ее даже спасти будет некому. Люда уверяла, что ничего подобного больше не повторится, клялась со слезами на глазах и просила прощения за то горе, что причинила матери. И Тамара Сергеевна убедила себя в том, что Люда уже не мается дурью. И вот теперь девушка не могла уехать и ничего не сказать родителям.
Она сначала решила позвонить бабушке и поговорить с матерью, но потом передумала: струсила. Ей показалось, что проще всего написать записку. На всякий случай она даже приложила к ней телеграмму, чтобы убедить мать в том, что она не врет.
«Дорогая мамочка, — вывела Люда на бумаге, — прости меня, но я не могу с собой справиться! Я так его люблю! Я уезжаю к нему в Москву и буду жить с ним. Ты прочтешь телеграмму и будешь знать адрес. Так что, если я не дам о себе знать, ты догадаешься, как меня найти! Шучу, мамочка! Конечно же, я буду тебе звонить каждую неделю, чтобы ты знала, что твоя дочь в порядке! Люблю тебя. Привет папе! Ваша Людмилка».
Еще раз прочитав свое творение, Люда осталась довольна. Она положила записку с телеграммой на стол и придавила ее вазой с искусственными цветами. Взяла чемодан, присела на дорожку и вышла, тщательно заперев за собой дверь.
Вадим Александрович нервничал. Киска запаздывала уже на полчаса, чего раньше отродясь не случалось. С каждой минутой она укорачивает время их свидания, а ведь ему надо ехать в аэропорт, встречать Вику. Перед этим он хотел заняться более приятными вещами, общением с Киской. Эта девушка умела найти общий язык с его телом, чему депутат был несказанно рад. И вот теперь, когда он уже приготовил бутылку шампанского и расстелил постель, она задерживается. Раньше она никогда не поступала с ним так!
Вадим Александрович шагал из угла в угол и с каждой минутой сердился все сильнее. Ему и в голову не пришло, что с любовницей могло что-то случиться. Просто она не явилась вовремя, изменила его планы, рассчитанные по минутам. И это не устраивало его. Неужели эта девчонка сегодня не придет и лишит его порции удовольствия? Тем более теперь, когда он собирается жениться. Конечно, Киска ничего не знает, он ведь не рассказывал ей, что женится на другой женщине! Киска так влюблена в него, что, пожалуй, способна на все! Вадим Александрович самодовольно усмехнулся и тут же услышал стук в дверь.
Вернее, не стук даже, а поскребывание.
— Ты называешь меня Киской, поэтому я и буду действовать по-кошачьи, — как-то сказала она ему.
И с тех пор перестала звонить в дверь, предпочитая скрестись, как настоящая кошка.
Вадим Александрович, выждав паузу, повернул ключ в замке. Киске положено наказание за опоздание, и поэтому он скорчил недовольную и даже равнодушную физиономию.
Девушка впорхнула в квартиру, в свою очередь, пристально его разглядывая.
— Ты задержалась, — сухо проговорил депутат, — и я не знаю, смогу ли уделить тебе время.
Он стоял возле двери и разглядывал свои ногти, тщательно отполированные. Вадим Александрович ожидал, что Киска сейчас бросится к нему на шею и станет умолять простить ее. И тогда он, так и быть, осчастливит ее своим поцелуем и горячими объятиями. Но Киска молча прошла к столу и уселась на маленький диванчик.
— Я слышала, ты собираешься жениться?
Вопрос прозвучал нарочито небрежно, но от этого небрежного тона Вадима Александровича бросило в жар. Он вовсе не хотел обсуждать этот вопрос с ней. Он вообще планировал сказать ей о том, что женился, только после бракосочетания. Это чтобы Киска ничего не напортила. Потому что ее прозвище очень ей подходило — она могла быть мягкой и нежной, а могла быть царапучей и по-настоящему опасной. Поэтому она так и нравилась депутату, эта темпераментная штучка. Ведь ему предстояло жить с холодной, как дохлая рыба, Викторией, и не мешало бы подзарядиться энергией от вулкана бурлящих страстей.
— С чего ты взяла, Киска? — постарался он удивиться.
— Не называй меня больше Киской, — отрезала девушка, — так это правда?
— Нет! — самым наглым образом возмутился депутат.
Ему пришлось соврать, потому что в противном случае он многое терял. «И почему моя жизнь складывается таким образом, что приходится делать то, чего ждут от меня другие?» — с грустью подумал он.
По правде сказать, сегодняшняя его жизнь вполне его устраивала, и ему не хотелось бы ничего в ней менять. Но вот поди ж ты, он вынужден жениться. Конечно, от этого его личная жизнь практически не пострадает, вернее, не пострадала бы, если бы Киска не узнала о предстоящем событии. Но она узнала. Ладно, он потом разберется с источником утечки информации, сейчас ему необходимо каким-то образом переубедить ее.
— Ну что ты, дорогая, — ласково начал он, — что за глупость пришла в твою маленькую головку? Конечно же, Котик любит свою Киску и хочет ласки!
— Ты врешь, — не поддалась она. — Только вот зачем?
Депутат вздохнул. Зачем? Она хочет знать, зачем он врет? Интересно, как бы девушка повела себя, скажи он ей правду, которая звучала бы примерно так:
«Видишь ли, дорогая, мое нынешнее положение довольно двусмысленно. Я — известная личность, я — политик. А политик до той поры политик, пока люди ему верят. Понимаешь? Простой народ должен верить политику, и тогда он будет успешен, политик, само собой, не народ. А народ хочет видеть в политике умного, сильного, выполняющего свои обязательства человека. Я смотрю вперед и не собираюсь останавливаться на достигнутом. О, если бы ты, деточка, только знала, какой пост я хочу занять! Вот теперь и подумай: через год-два я занимаю этот пост. И моя личная жизнь будет словно на тарелочке. И что больше понравится народу: моя красавица-жена, улыбающаяся, достойная стать первой леди, которая будет ничем не хуже, а то и получше американской, или грузная, уставшая тетка со склочным характером? А то, что ты станешь именно такой, я ничуть не сомневаюсь! Ты же мне и шага не дашь ступить, милочка! Куда мне деться от твоей сумасшедшей ревности? Я ведь здоровый, не старый еще мужчина, и одной тебя мне будет не хватать. Это сейчас у нас с тобой любовь и ситуация вполне пикантная. А потом? Ты почувствуешь свою силу надо мной, официально закрепленную силу, и перестанешь быть Киской. А она, моя будущая жена, останется такой, какой я знаю ее сейчас, и я могу контролировать это. Ты поняла? Я знаю, что Вика никогда не сделает мне ничего во вред, потому что тогда вред она сделает прежде всего себе. Ведь ей не я нужен, а мое положение. И она всегда будет закрывать глаза на мои шалости на стороне, и брак наш с ней будет вполне удачным. А ты, милая моя, влюблена в меня и оттого станешь чинить мне всякие препятствия и можешь совершить любую подлость, ведь влюбленные женщины особенно мстительны и оттого опасны. Ты можешь наплевать на мое положение и натворить таких дел, если тебе будет что-то не по нраву! Так что, дорогая, это снова политика, и ничего больше! При такой работе, как у меня, каждый скандал, в особенности семейный, может стать последним для моего больного сердца. Так что я выбираю Вику, а значит, спокойствие, которое она мне гарантирует! И если удовольствием с тобой я готов поступиться, то удобством с Викой — никогда».
Но, понятное дело, ничего такого Вадим Александрович не сказал. Киска уже была опасна для него: в преддверии свадебной церемонии она вполне могла натворить такого… И все же ему было искренне жаль расставаться с ней. И чего она так взъелась? Им было так хорошо вдвоем, и он не собирался ничего менять в ближайшее после свадьбы время. Он молчал.
— Значит, это правда, — констатировала она.
Она сидела за столом в красивом летнем костюме, с высоко уложенными волосами и рассматривала скатерть, которую сама же и покупала для его квартиры.
Вадим Александрович чутьем уловил перемены в ее настроении и догадался, что врать сейчас ей небезопасно. Вот проклятье, кто же рассказал ей про свадьбу? Он решил быть откровенным, не до конца, естественно.
— Извини, милая, ты знаешь, что я тебя люблю, — скороговоркой начал он, чтобы она не успела его перебить, — но я не могу на тебе жениться!
— Почему? — Она вскинула на него свои прозрачные голубые глаза.
— Ну подумай: через год я становлюсь лидером новой фракции. А через пять — президентом России. И как ты считаешь, кто лучше в качестве супруги: юная манекенщица, которая и через десять лет едва достигнет тридцати и будет потрясающе выглядеть, или, прости, ты со своей профессией?
