Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.]

Стало быть, Арнольд где-то переоделся и где-то оставил рюкзак. У него на квартире — мы позвонили туда из ателье — не обнаружили ни кожаного костюма, ни рюкзака, ни, естественно, полотняных брюк с летней курткой, которые Бедржих Фидлер описал довольно подробно.

Поскольку в квартире ни кожаного костюма, ни рюкзака не нашлось, можно было сделать вывод, что домой Арнольд не заходил. Однако из того, что там не нашлось также полотняных брюк с курткой, вытекало, напротив, что он там побывал, ибо где же еще он мог держать свой летний костюм. Но противоречие это было только кажущимся. Покинув ателье, Арнольд мог попасть домой раньше, чем туда пришел Скала со своей группой. Переодевшись, Арнольд ушел и унес с собой кожаный костюм с рюкзаком и укрыл их где-нибудь в другом месте. В летней одежде он был не так приметен. Маленький отряд Скалы старался увидеть то, чего и не мог увидеть. Умышленно ли водил нас за нос Арнольд? Унес ли он кожаный костюм из дому действительно только для того, чтобы мы по-прежнему думали, что он ходит в нем? В таком случае парень дьявольски предусмотрителен. Встречи с отцом он явно желал избежать, и это ему удалось. Но почему тогда он выбрал путь мимо ресторана «У королей»? Или надеялся, что папочка не задержится там так долго? И вообще, бесспорно ли, что аппарат для чтения микроточек унес именно Арнольд? У меня было такое впечатление, будто мы тщимся разглядеть красную стрелку в красном свете. Мы ее не видели. Не могли угадать ее направления. Если мы и к понедельнику ничего не разглядим, я прибегну к другому освещению — его, быть может, даст нам моя идея, нуждающаяся в одобрении полковника и в предварительном совещании моей группы.

Когда Карличек наконец-то привел Фидлера в ателье, я спросил последнего:

— Вы не обратили внимания, этот летний костюм вашего сына был дома сегодня утром?

— Сегодня утром? Не знаю, — все еще сильно взволнованный, отвечал Фидлер. — Но во вторник он был дома наверняка… Мне в тот день как раз позвонили, чтоб я немедленно приехал на дачу с ключами. Ключей у меня было два комплекта, один запасной… но потом Арнольд взял оба. Поэтому во вторник я стал искать этот запасной комплект, искал в шкафу, по карманам — в его новой куртке тоже. И не нашел… Да и к чему ключи, когда замок все равно сорван…

— Ну, кое для чего они обязательно нужны, — похлопал его Скала по круглой спине. — Да вы об этом не думайте. И пора успокоиться: вам ведь уже не нужно бояться за сына.

— Это так, а я все-таки боюсь! — Фидлер высоко вскинул брови. — Во всем этом есть что-то недоброе… Я чего-то опасаюсь, будто должно случиться нечто ужасное…

Если Арнольд Фидлер шел из своего убежища мимо ресторана «У королей» и если эти две точки соединить одной линией с третьей — ателье, — то где-то поблизости от этой линии должно находиться место, где он мог укрыться, переодеться и оставить рюкзак. Конечно, линия получилась бы довольно извилистой.

— Как же вы не догнали сына? — обратился я к Фидлеру. — Он-то шел, а вы ведь бежали!

— Он, наверное, и сам побежал, едва заметил меня в окне. Бегущий молодой человек не так бросается в глаза, и он мог за короткое время убежать далеко…

— Вы уверены, что он вас заметил?

— Да. Он оглянулся на меня до того, как вскочить в трамвай… в одиннадцатый. То есть я-то думал, что это одиннадцатый. Легко ошибиться, когда знаешь, что одиннадцатый там проходит, и не посмотришь внимательнее… А может быть…

— Это уже неважно, пан Фидлер, — невежливо перебил его Карличек. — Он, видно, за углом соскочил с подножки, а вы заставили себя и нас гнаться до самой площади Штроссмайера. По этой причине ваш сын снова преспокойно скрылся. Есть у вас там родственники?

— Где? — не понял Фидлер.

— На площади Штроссмайера.

— Нет… нету.

— Вот видите, — Карличек кивнул со странным удовлетворением. — Тогда что ему там было делать? Там было дело только у вас.

— Не было у меня там никакого дела!

— Было, было. Вы искали сына.

— Да его же там не было!

— Вот именно.

Бедржих Фидлер повернул ко мне испуганное лицо.

— Пан Фидлер, — сказал я, — в одном вы можете быть уверены: сына вашего мы рано или поздно найдем, если он, конечно, сам прежде не объявится. Но теперь, право же, беспокоиться нечего. Если ваш сын занимается каким-нибудь предосудительным делом, то наказание понесет вместе с ним и тот, кто об этом знает, но молчит, хотя бы и родной его отец.

Брови Фидлера опять поднялись двумя полукружьями.

— Но я ведь сам прошу отыскать его!

— А что вам остается? Могли бы вы просить, чтоб мы его не разыскивали? Он был нам нужен и нужен еще сейчас, хотя бы для выяснения происшествия на вашей даче. У меня такое впечатление, пан Фидлер, — я решил прояснить и без того прозрачный намек Карличека, — что вы из отцовской любви покрываете сына, Я даже думаю, что вы не побежали бы за ним, если б не опасались, что его увидел кое-кто еще.

Фидлер побледнел.

— Так вы думаете, я вас нарочно завел…

— Думать так — очень заманчиво, пан Фидлер. И мы думаем даже больше: что не известное нам место пребывания, вернее, убежище вашего сына, которое он сегодня дважды неосторожно покидал, кажется вам абсолютно надежным. Но тут вы ошибаетесь.

Блеск Карличековых очков оставался неподвижным, Скала и бровью не повел, каменное выражение лиц двух других присутствовавших при сем сотрудников спорило с невозмутимостью Лоубала и Трепинского. Зато Флора Мильнерова покраснела, Бочек забеспокоился и почесал голову, а Гадраба, возложив руку на грудь, пошевелил губами, словно беззвучно выражая ужас.

Фидлер был на грани обморока.

— Это страшная ошибка! — пролепетал он. — Господи, сколько я намучился с мальчиком!.. Это неправда, что… неправда! Это наказание мне, за мои ошибки, я…

— Погодите, — остановил я его. — И отвечайте правду: что сделал ваш сын?

— Найдите его! — хрипло выкрикнул Фидлер. — Быть может, тогда мы все узнаем, господи! И вы, и я! Что бы он ни совершил, пускай самое страшное преступление — я беру вину на себя! Я во всем виноват! Я его воспитал!

Он стал бить себя кулаком в грудь.

Гадраба, Бочек, Мильнерова — все были в растерянности, но Карличек оставался совершенно спокойным. Я тоже. Теория о героизме трусов подтверждалась. Сильное душевное движение, единственно руководившее Фидлером, чудесным образом укрепило его слабую волю и физические силы, которых было так мало в тщедушном теле. Только под влиянием подобного переживания мог Фидлер когда-то решиться ночевать под мостом, бежать в Англию, стать фронтовым корреспондентом. И вот теперь такое же трудно определимое чувство помогало ему держаться на слабых, дрожащих ногах прочно, как на каменной опоре.

— Ну ладно, — сказал я. Фидлер опустил руки, а я попросил всех пройти в «сени», к шкафу, где якобы хранился аппарат для чтения микроточек.

Правда, таковым признал его только Карличек; бог весть что это было на самом деле, и бог весть почему его там больше нет. Ни Гадраба, ни Бочек ничего не могли сказать мне на сей счет. В шкаф они не заглядывали месяцами, им там ничего не было нужно. Содержимое нижней части шкафа они называли «частным музеем Фидлера». Мильнерову, судя по всему, вообще не занимали оптика и химия фотоискусства. Но все трое были единодушны во мнении, что заведующий отдавался этому искусству без остатка. Гадраба и Бочек заявили, что многому научились у своего патрона и что их ателье признано одним из лучших. Естественно, за их высококачественной работой совершенно терялось лодырничанье Арнольда.

Мы столпились у шкафа. Скала, постукивая по нижним дверцам, сказал:

— А тут у вас кое-что пропало, пан Фидлер.

Тот, после эмоционального взрыва, был словно в прострации. И на слова Скалы отозвался своим глухим и все еще взволнованным голосом здоровяк Бочек:

— Мы же сказали, там просто старый хлам.

Скала открыл дверцы.

— Что здесь было? Слышите? Пан Фидлер!

Фидлер очнулся. Пережитое потрясение оставило в нем сильную рассеянность.

— Здесь? Здесь было, кажется… — Он наклонился к шкафу. — Ну да, здесь был старый микроаппарат, проекционный. Только без конденсатора. Он был мне нужен… Постойте, зачем же он был мне нужен?..

— А вообще для чего предназначен такой микроаппарат?

— Для чего? Для просмотра микрофильмов, в сильном увеличении. Где-то он должен быть… А почему вы спрашиваете?

— Сегодня его унес ваш сын.

Фидлер перевел взгляд со Скалы на меня — прямо недоумевающий, робкий ребенок. У него, видно, вертелся на языке вопрос или какое-то замечание, но он проглотил его и неуверенно, удивленно произнес:

— А что ему с ним делать? Аппарат ведь был негоден… Очень старая модель, ею пользовались американские разведчики во время войны. Катушка с пленкой помещалась под крышкой наручных часов… Чаще всего часы служили их личным знаком, но сегодня и такие размеры уже слишком велики, тогда не было такой пленки…