Нет. Сэнсэю сиделка не требуется. Он и в таком состоянии способен уложить на больничную койку кого бы то ни было. Надо держаться от него подальше, пока не выпутаюсь. Опасность, что сейчас окружает меня, заразнее любой холеры. Какой бы он, сэнсэй, ни был, а диван, падающий на голову, способен прибить любого тигра.
— Иди, Тань, занимайся своим делом. — Он чмокнул меня в лоб и погладил по щеке: — И, пожалуйста, будь осторожна…
Признаться, ожидала я чего-то подобного, насторожена, по крайней мере, была, но не думала, что произойдет это так неприкрыто и нагло. Разумеется, исход нового покушения авторам знать необходимо, но действовать так топорно… Они бы еще в спортзал зашли и у ментов осведомились. Или Константину представились!
Нет ничего опаснее недооценки умственных способностей врага. Подобная самонадеянность вполне может привести к плачевным результатам. С какой же целью стоит тогда на той стороне улицы так хорошо знакомая мне «Ауди»? Неужто авгуры опустились до примитивной стрельбы из окошка машины? Или она играет роль отвлекающего фактора, и пока я пялюсь на нее и тупо соображаю, что к чему, меня шлепнут откуда-нибудь со стороны? Что делать? Вернуться и с помощью Кости занять круговую оборону? Кулаки против огнестрельного оружия? Или срочно звонить в милицию и вопить о помощи? Как некрасиво!
А не фантазерка ли я?
Времени прошло вполне достаточно, чтобы из машины как следует рассмотрели меня, растерянную и жующую губами не хуже Красина. В ней открылась дверь, и вчерашний водитель замахал мне рукой, сжимающей трубку сотового телефона.
Нет, для отвлекающего фактора это чересчур изощренно.
— Скорей! — крикнул он мне: — Тебе звонят!
«Подождут!»
Я, сжав зубы, решительно зашагала через дорогу, почти не обращая внимания на транспорт.
Перед тем как взять сотовик, через его голову заглянула в салон — там никого не было, если только никто не лежал на полу между сиденьями.
«Нет, Татьяна, это не паранойя!» — успокоила я себя.
— Татьяна Иванова? — услышала в трубке легко узнаваемый голос Нестора. — Алло!
— Да, это я! — отозвалась жизнерадостно.
— Вы не раздумали пообщаться с нами сегодня?
— Еще нет, — оскалилась я в решеточку микрофона.
— Приезжайте в Стрелецкий собор. Мы будем стоять здесь обедню. Присоединяйтесь, дело богоугодное.
— Как любезно, что вы прислали за мной машину!
Не было предела яду, звучавшему в моем голосе.
— Не стоит благодарности. — Нестор был невозмутим: — Я подумал, а вдруг ваша машина по каким-то причинам вам разонравилась или вы решили отдохнуть от нее.
— И вы, конечно, в курсе всех причин?
— Конечно, — озадачил он меня очередной, невозможной, на мой взгляд, откровенностью, — приезжайте, не сомневайтесь, после службы поговорим и о причинах тоже. Нетелефонный это разговор, — добавил Нестор после короткого молчания, и я дала отбой, вернула сотовик водителю.
Он кивком указал на место рядом с собой, но я села сзади, чтоб проще было отвязаться от болтовни.
— Курить можно? — спросила сразу, как только он тронул машину с места.
— Кури, — разрешил водила и закурил сам.
— Куда едем? — спросила чуть позже.
— В церковь.
Напрасно я опасалась его болтливости. Сам он не проронил ни слова, а мне спрашивать было не о чем. Да и задумалась я над причинами столь откровенного признания Нестора в очередном на меня покушении, поискала ему места в моих умозаключениях. Не нашла. Все какая-то дичь выходила. Так что вскоре плюнула и перестала страдать, решив послушать самих авгуров.
«Спокойная рассудительность и трезвый расчет способствуют удаче», — вспомнился частью совет гадальных костей.
Если не спокойствие, то выдержку при встрече с ними я сохранить постараюсь, слово себе даю, а все остальное приложится.
— Прибыли. Выгружаться будешь? — нарушил молчание водитель.
Действительно, церковь. И Волга за ней, неподалеку, блестит волнами на солнце.
— А куда идти? — спросила я, ничего не понимая.
— В собор. Там все. А можешь здесь их подождать. Как хочешь.
«Пойду, — решила я, — посмотрю, что эта полусатанинская хевра в православном храме делает».
— А ты пойдешь?
— Нет, здесь останусь. Я не любитель.
— И я не профессионал, — высказала я свое отношение, покидая его молчаливое общество.
В храме шла служба. Стройно пел хор, скороговоркой бубнил священник, горели свечи, поблескивали оклады икон, крестился и бил поклон люд.
Авгуров я нашла не сразу. Оттого что высматривала их где-нибудь сбоку или сзади, в сторонке. А Илона стояла в первых рядах молящихся, одетая, как монашенка, во все черное и глухое. Крестилась широко, истово и отмахивала поясные поклоны. По бокам от нее и чуть сзади, как слуги при госпоже, расположились Нестор и Петя. Оба поглядывали изредка друг на друга и по сторонам, будто охраняли от постороннего беспокойства молитвенный порыв гадалки.
Интересно, здесь-то хоть они не лгут, действительно молятся, не демонстрируют набожность своим, вполне возможно, присутствующим где-нибудь неподалеку, клиентам? Ладно, пусть молятся, беспокоить их сейчас не следует.
Я двинулась к выходу, осторожно лавируя между людьми.
— Союз нерушимый республик свободных!.. — довольно точно выводил мотив надтреснутым голосом старенький юродивый на паперти и, мелко переступая с ноги на ногу, тянул к выходящим из храма красные руки, далеко торчащие из коротких рукавов грязного зимнего пальто. Нищие, рядком расположившиеся по обеим сторонам церковных ворот, посматривали на него с улыбкой. Выходящие из собора пытались ему подавать, но он ничего не брал. Не соображал, должно быть. Мое внимание особо привлекли горящие жарким пламенем глаза на изрытом морщинами лице и длинная, заросшая редкими седыми волосами шея, с шевелящимся на ней острым кадыком.
— Вот полоумный! — усмехнулся водитель, в ожидании хозяев тоже вылезший из машины и стоявший сейчас рядом со мной.
Я посмотрела на него с неприязнью.
«Все мы слегка ненормальны, каждый по-своему», — подумала, слушая чудные уже для нашего времени слова старого гимна.
— А вот и наши. Подождали же мы их!
От церковных ворот поперек небольшой площади к нам медленно шла Илона в своем черно-монашеском одеянии, сопровождаемая присными.
— Отмолилась, святоша!
Водитель, сплюнув, полез на место, а мне захотелось спросить о причинах такой его неприязни к гадалке.
Она, подойдя, не поздоровалась со мной, лишь слегка улыбнулась, повернулась и перекрестилась, подняв глаза к крестам на куполах. Нестор с Петром этим пренебрегли, лишь переглянулись с лукавыми выражениями лиц.
Нестор быстро и умело посерьезнел, а молодой не сумел так — сжимал губы, давил улыбку, отворачиваясь в сторону. Их наглое торжество было понятно мне. «Что я тебе говорил?» — вот чем они обменялись без слов при виде меня. И не сочли нужным проделать это скрытно.
«Ну, скоты! — подумала я. — Слишком дешево, чтобы вывести меня из равновесия».
— Вы поразили меня своим многотерпением, Татьяна! — протянул Нестор руки, будто собираясь заключить меня в отеческие объятия.
Я не отстранилась и не подвинулась, стояла соляным столбом и молчала, пока их рожи не вытянулись до нормальных размеров.
«Если б не нужда разбираться, кто есть кто в вашей банде, я познакомила бы вас со своим нетерпением», — успела подумать, пока они приводили себя в нормальный вид.
Илона тоже посмотрела на них неодобрительно.
— Место святое, не будем осквернять его нашими дрязгами, — строго и постно произнесла она.
— Да, поехали отсюда, — подхватил Петр. — Ментов здесь не меньше святости. Вы только гляньте.
Ну, наконец-то и мои губы разлепились. Преодолела я оскомину, связавшую их, как по волшебному наговору, при одном виде этой троицы.
— У вас есть причины побаиваться милиции? Куда вы предлагаете ехать? В ваши кулуары? Воняет у вас там до того мерзостно, что нормальному человеку не притерпеться, а я человек нормальный. Давайте останемся на воздухе.
— Ну, Татьяна, это несерьезно! — надул губы Нестор, разыгрывая из себя пожилого очаровашку.
— Нестор, она просто боится нас, ты что, не видишь?
Петр хохотнул и прикрылся рукой, а я подумала, что разозлит он меня, как пить дать, доведет до рукоприкладства, а избивать скотину безмозглую, пусть даже нехилую, человеку грешно.
— Ее опасения мне понятны, — встал Нестор на мою защиту, и я его не перебила недобрым словом, хоть и хотелось. — Неудивительно после всего, что ей пришлось перенести.
— Давайте хоть в машину сядем, — предложила еще больше нахмурившаяся Илона.
«О господи!» — было написано на ее лице, и она была единственной из них, с кем я разговаривала бы сейчас без ожесточения.
