Ежов напрягся, как при запоре.
— Мне там привета не передавали? — поинтересовалась я напрямую, признавая тем самым, что нахожусь в самом пекле событий.
— Подождите, капитан. Сейчас уведут задержанную, и мы с вами все обсудим.
Если колдун действительно обработал Губова, то не исключено, что то же самое может сделать и Ежов. Позволить им разговаривать тет-а-тет я не могла. Столь весомый союзник, каким являлся капитан, стоил дорого.
— Пусть отдаст то, что отобрал.
— Ты меня обманывал. — Губову некогда было вникать в мои проблемы, судя по всему, у него своих было немерено. — Занимаешься собственными делами? Как ты думаешь, сколько уже набежало за мои услуги?
Геннадий Александрович заверил в ответ, что через несколько дней озолотит капитана с ног до головы.
— Лучше синица за пазухой.
Дреич вытащил пачку российских дензнаков крупного номинала и помахал ею в воздухе, демонстрируя, что куплен на корню.
Вот и весь гипноз!
— Я дам больше.
— Мы с вами пять лет в одной упряжке, полковник. Сколько раз я за это время прикрывал вам задницу? Сбились со счета? Я не заслужил недомолвок.
— Вопрос слишком деликатный. Давай отправим задержанную в камеру.
Полковник советуется с капитаном, интересно. Боится? Я бы боялась.
Тут Губов снова вспомнил обо мне:
— Что он там отобрал?
— Золотого будду.
— Так ты уже начал наживаться?
— Вы не знаете, во что лезете.
Угроза показалась мне смешной.
— Я надеюсь, что вы сейчас возьмете лист бумаги и напишете рапорт об уходе на пенсию. И отдайте девушке золото.
Полковник медленно потянул ящик стола на себя.
— Перестаньте мучить мебель, — тихо просопел Губов, готовясь к прыжку. — Я сам подойду и возьму безделицу.
Когда будда оказался в руках капитана, он на миг потерял контроль над ситуацией и скользнул взглядом по редкой вещице.
Полковник сунул руку в «дипломат» и чуть было не спустил курок, когда Дреич опомнился.
— Нет, нет, нет, мой тяжелый друг.
Девятимиллиметровая машинка смерти могла диктовать условия, приходилось слушаться.
— Вот ключи от наручников. Товарищ капитан, пристегните себя и эту даму к батарее и не забудьте отдать только что экспроприированное вещественное доказательство.
Дреич как-то легко согласился и выполнил все, как и предписывалось в наставлении.
Когда наши кисти соединили браслеты, начался спектакль. Полковник закричал, скинул со стола бумаги, грохнул стулом об пол так, что бедняга потерял одну ногу.
Когда на шум вбежал сержант, Ежов делал вид, что уже справился с ситуацией и застегивает браслеты.
— Начальника отделения сюда!
— Да, да! — затрепещал зеленый милиционер.
— Что, да-да? Сопля!
— Есть. Так точно.
Мальчишка исчез, чуть не описавшись.
Пришел начальник отделения, внешне несколько похожий на Ежова, только попроще, и получил приказ запрятать меня и капитана в камеры «для дальнейшего разбирательства», утверждая, что подвергся нападению со стороны капитана и задержанной, но вовремя выхватил оружие и пресек разбойные действия.
— Ax ты, сука! — справедливо возмутился Губов.
— Не то слово, — поддержала я.
После чего оба полковника, кто как мог, посоветовали нам заткнуться.
— Я сейчас улетаю в Москву. Самое позднее через сутки прибудут сопровождающие. Заберем обоих.
— Хорошо. Сделаем.
Меня посадили в камеру с прожженной алкоголичкой, которая за словом в карман не лезла и — в первые пять минут серенькой беседы посоветовала мне начать зарабатывать собственным телом. Оно у меня упругое, мужики будут, как пчелы на мед, лететь. Может, от того и упругое, что не часто садятся.
Через двадцать часов после заточения дверь камеры распахнулась. Меня вывели в коридор, где я столкнулась с капитаном.
Правая рука у него слегка припухла.
— Пришлось отвоевывать территорию?
— Не угадали, учить манерам.
— Разговоры! — одернул разводящий.
Нас ввели в комнату, где были трое крепко сбитых, коротко стриженных парней с мрачными физиономиями.
Начальник отделения, чья фамилия, как я узнала, была Поскрежетов, вошел вслед за нами.
— Вот бумаги. — Он передал документы парням. — Можете забирать. До Тарасова проводим, дальше сами.
Один из сопровождающих, видимо старший группы, заверил, что все будет нормально.
Не надо было быть слишком наблюдательной, чтобы заметить, что ни один из москвичей не решается взглянуть в глаза Дреичу. Везти приходилось своего.
Добрались без приключений. После того как тесновские милиционеры укатили восвояси, с меня прямо на улице сняли наручники.
— Насчет вас мы получили четкие инструкции. Вы свободны, — обрадовал меня старший. — Полковник посоветовал вам оставить это дело.
— Да, он у вас все про всех знает. Неужели меня еще не объявили во всероссийский розыск?
— Иди, все нормально, — ответил за конвоиров Губов.
Поскрежетов оказался правильным блюстителем порядка и позволил сделать один звонок в Тарасов.
— А, Таня. Что такое? — начал Трофимов почти с отцовской заботой.
— Сижу в Тесновском отделении милиции.
Я вам рассказывала, в каком я положении.
— Что, этот полковник тебя достал?
— Да, так получилось. Давит неформально.
— Ладно, не трясись. Где сейчас эта тля?
— Едет в Москву.
— Обещаю произвести бомбометание, — обрадовал генерал.
— Вот спасибо.
— Сочтемся, сочтемся.
Как оказалось, цель была поражена, и теперь я могла полной грудью дышать воздухом свободы.
Кто-то где-то надавил на Ежова, и тому пришлось признать подлинность выданной мне доверенности. После этого зацепиться ему было не за что и птичку пришлось отпускать на волю. Я была довольна до кончиков волос. Так и тянуло показать всем этим бугаям известный жест.
Дреича повезли дальше. Видимо, о нем позаботиться было некому.
Посидев на скамейке и поревев под шум лайнеров для успокоения нервной системы, я купила себе «малиновое с орехами», решив начать с того самого места, на котором все и закончилось.
Ублажив вкусовые рецепторы и разглядев себя в зеркало косметички, я пришла в ужас и понеслась в ближайшую парикмахерскую. После чего осчастливила небольшой магазинчик и, как только подписала соглашение о допустимом внешнем виде с собственным отделом стандартизации, решила на свой страх и риск отправиться обратно в Тесное.
Тухлый городишко встретил меня тотальным неприятием. Вывески обеденных перерывов красовались на всех дверях подряд, а сверху на меня чуть не упали две голубиные какашки. Кроме того, любой милиционер мог испортить все дело, надо быть поосторожнее.
Вновь взяла под наблюдение дом, где остановился Водокоев, на этот раз с более дальней дистанции.
К концу дня я была уверена, что в доме, кроме хозяев, никого не осталось. Хотелось верить, что Водокоев с бандой покинули жилье на время, осуществляя очередную вылазку.
Решившись наконец предпринять разведку боем, я нажала на сосок звонка и услышала отголоски соловьиной трели.
Вскоре ко мне вышла хозяйка.
— Вам кого?
— Здравствуйте. Я секретарь Чувствова Елена, мой шеф Прибалтов Игорь Викторович послал меня с поручением к Водокоеву.
Наврала-то наврала.
— Так они еще вчера вечером все и уехали.
— А куда — не сказали?
— Нет. Может, муж знает.
— Ладно, не беспокойтесь, придется вернуться и попросить шефа быть порасторопнее. У него хороший консультант по налогам — сухой старик лет семидесяти, не видели? Понимаете, к нам инспекция нагрянула, ну и пошло-поехало.
— Бывает. А старика не припомню. Все более-менее молодые.
— Значит, к Водокоеву он не ездил. — Я для вида записала свою же фразу в блокноте.
Роль секретарши не так уж и сложна. Слепи на лице побольше смазливости, добавь тупости, изредка хихикай и все время улыбайся. Увидев перед собой такое, наш российский обыватель легко представляет себе девицу в роли помощницы богатого шефа. Стереотипы. Стереотипы.
Таким образом, пока я сидела в камере, вся братва куда-то перекочевала.
Я снова позвонила Алмаеву и попала на него самого. Он не скрывал огорчения и сказал, что Дреичу надо поручать более легкие задания, например убить кого-нибудь; такое сложное дело, как убедить человека отказаться от дальнейших действий, ему не по плечу. То, что Хальзова не было рядом с Водокоевым, ровным счетом ничего не значило-Приходилось начинать все с начала.
Кирсан посоветовал мне уехать домой, поразмыслить над сложившейся ситуацией и выспаться. Он не забыл поздравить меня с тем, что Ежов отстал хотя бы на время, и пообещал прилететь в Тарасов через несколько часов. Я нисколько не возражала предоставить ему кров и стол, потому как не чувствовала себя в безопасности.
Добралась под вечер. Хочется спать. Надоело все.
