Очнулся я от тошнотворного запаха — вокруг стояло такое зловоние, что меня чуть не вывернуло наизнанку. Я лежал в вонючей яме в каком-то отдаленном районе города. Вытерев кровь, текущую изо рта, я приподнялся из мерзкой грязи. Увидев, где нахожусь, выругался — я весь был перемазан нечистотами. «Кто-то дорого мне за это заплатит», подумал я в ярости.
Посмотрел на часы — около шести. Долго же я провалялся в этой помойке! Затем оглядел свой костюм: расстегнув рубашку, увидел страшные кровоподтеки. Здорово же меня отделали эти молодчики! Тут мне вспомнилась улыбающаяся физиономия сенатора. Я ощупал карманы в поисках писем. Так и есть, письма пропали. Но мерзавцы не довольствовались одними письмами, они сперли все мои деньги до последнего песо. Я почувствовал, что меня покидают последние силы. Да, мальчики сенатора поработали на славу. Изо рта снова пошла кровь, я, проклиная все на свете, вытер ее платком, который, как ни странно, оказался чистым. Я потерпел полный крах.
С трудом поднявшись на ноги, я спотыкаясь стал выбираться из этой омерзительной дыры. Откуда-то сверху донесся грохот промчавшегося поезда. Когда глаза привыкли к темноте, я вылез из канализационной трубы и с наслаждением вдохнул свежий вечерний воздух.
Выпрямившись, я всмотрелся в огни лежащего передо мной города и понял, в каком направлении мне следует идти. Снова взглянув на часы, отметил, что уже почти восемь вечера.
Кое-как почистив костюм, я побрел в сторону дома Макейры. Фонари освещали холм, на котором находился бедный квартал, где жил шофер Сусанны. Я с минуту постоял, чтобы отдышаться. Прислонившись к дереву, увидел Макейру, увлеченно беседующего с каким-то человеком. Оба отчаянно жестикулировали, и хотя я не слышал, о чем шла речь, понял, что они спорят. Макейра что-то достал из кармана и отдал собеседнику. По тому, как двигалась его рука, было ясно, что отдает он эту вещь неохотно. Мужчина спрятал ее в карман, повернулся и направился к поперечно идущей улице, где и скрылся возле домов, расположенных в нижней ее части. Макейра вошел в свой дом, я выступил из укрытия и последовал за ним.
Увидев меня в дверях, он чуть не выпрыгнул из своего старого кресла. А при виде моих синяков, закричал:
— Боже мой! Что случилось?
— Ребята сенатора совершили со мной небольшую прогулку, — падая на стул, произнес я.
Макейра присвистнул.
— Хорошенькую же взбучку они вам задали, — с сочувствием заметил он. — Но согласитесь, вы все-таки счастливый человек. Ведь они могли вас убить. Да, а как вам удалось скрыться со склада Рамераля? Я уж думал, для этого нет никакой возможности.
— Я тоже так думал, — ответил я. — Но мне всегда нравилось справляться с невозможным, Макейра.
— Вижу. Вы человек изобретательный, Арес.
Я поблагодарил его сдержанной улыбкой.
— Можно мне привести себя в порядок здесь, у вас? — спросил я.
— Разумеется. Все немногое, что есть в этом доме, — ваше, Арес. — Он повернулся и громко позвал: — Анджела! Анджела!
В дверях появилась его жена. За ней прибежал малыш и вцепился в подол ее платья.
— Что тебе надо? — недовольно спросила она. — Я ведь тебе уже говорила, что незачем так орать. Я не глухая. — Затем она обратилась ко мне. — Добрый вечер, сеньор Арес.
— Извини, женушка, — сказал Макейра. — Ты же знаешь мою дурную привычку — кричать. Сеньор Арес хочет привести себя в порядок. Ты бы приготовила ему ванну, а потом сообрази чего-нибудь поесть.
— Чего-нибудь поесть? — с укором спросила она. — Что же мы можем предложить сеньору Аресу? Разве кукурузную кашу.
Макейра испепелил ее взглядом. Я почувствовал себя неловко и пробормотал извинения. Когда сеньора Макейра вышла, ее муж сказал:
— Извините Анджелу. Она слишком много работает. Когда мы поженились, она не была такой. Но со временем ее характер изменился.
— Не надо извиняться, что вы, — проговорил я. — У всех бывает дурное настроение.
В половине одиннадцатого мы с Макейрой вышли из дома. Облачившись в его костюм, я словно отдыхал в нем.
— А теперь куда? — спросил Макейра.
— К сенатору, разумеется.
— Что? Вам все еще мало? Хотите испытать судьбу?
— Может быть… Но я должен нанести ему визит. Макейра завел мотор и без лишних слов подъехал к дому сенатора.
— Будьте осторожны, — предостерег он. — Вы слишком импульсивны, Арес.
Я рассмеялся. Сейчас я думал, какое лицо будет у сенатора, когда слуга ему доложит, что я явился.
— Сенатор меня ждет, — сказал я слуге, подошедшему к двери. — Моя фамилия Арес.
Сенатор появился минут через пять. Он был в халате и домашних туфлях.
— Сожалею, что так поздно, сенатор, — заговорил я. — Но небольшой инцидент помешал мне прийти в условленное время.
Рамирес нахмурил брови. Сейчас его лицо явно выдавало его крестьянское происхождение.
— Вы снова явились, и это свидетельствует о том, что вы назойливы как муха, Арес, — процедил сквозь зубы сенатор, и из рукава его халата показался маленький никелированный пистолет. — Из-за вашего упрямства вам придется сегодня ночевать в тюрьме, — с угрозой добавил он и снял телефонную трубку.
Я злобно улыбнулся.
— Начнем с того, что вы сами просили меня о встрече. Ну да ладно… Что ж, звоните в полицию. Но обещаю, скандал будет грандиозным! Даже если мне придется гореть в геенне огненной, я постараюсь сделать все, чтобы раздуть это дело до гигантских размеров. И вам долгое время не быть сенатором.
Рамирес положил трубку:
— Хорошо, Арес. Что вы предлагаете?
Я подошел к нему вплотную и произнес:
— А это вам за выгребную яму, в которой я по вашей милости оказался!
И с размаху двинул его в челюсть. Он охнув, повалился на диван. Пистолет выпал из его руки и отлетел в сторону. Сенатор попытался подняться, но после моей подножки под мягкий шелест шелкового халата скатился на ковер. Я схватил его пистолет и опустил в карман.
— Ваши обезьяны украли мой «люгер», вот я и возвращаю себе долг. — Я помог сенатору подняться и усадил его на диван. — К тому же вы мне должны пятьсот семьдесят пять песо, которые эти свиньи вытащили из моего бумажника. И письма тоже.
— Письма принадлежат мне, — вскричал взбешенный сенатор. — Вы не выполнили своего обещания и вынудили меня прибегнуть к подобного рода методам. Я вас предупреждал…
— Я с вами не вступал ни в какие сделки, — поправил я его, — а имел дело с вашей дочерью. Кстати, где она?
— Она за городом, с матерью. Но это вас не касается, — ответил он, попытавшись встать с дивана.
— Отлично, это не мое дело. Но письма и деньги меня касаются. Где они?
— Я их сжег, Арес, — ответил Рамирес, гнусно улыбаясь.
— Сожгли чужие письма? — спросил я, хватая его за полу халата.
— То есть как это чужие?! — воскликнул он. — Что вы говорите? Я же за них заплатил.
— Слушайте меня внимательно, сенатор, больше повторять я не буду. Вместе с вашим письмом у меня лежали другие. Они тоже были украдены. Что, ваши молодчики не отдали вам эти письма, мои деньги и пистолет?
— Не знаю я никаких молодчиков! Я никого не приглашал, — возразил он наглым тоном. — Их нанимал человек, с которым я договорился. Он мне отдал только мое письмо.
Сенатор фыркнул. Я внимательно посмотрел на него — сейчас он говорил искренне.
— Сколько у вас украли, Арес? — спросил он.
— Пятьсот семьдесят пять песо, — ответил я.
Сенатор направился в спальню и минуту спустя возвратился с шестью купюрами по сто песо.
— Возьмите, Арес. Вы меня утомили. И уходите отсюда, — добавил он, поворачиваясь ко мне спиной.
— Минуточку, сенатор, минуточку. Я хочу задать вам один вопрос.
Тот сделал нетерпеливый жест:
— Когда же вы уберетесь, Арес?
— Где вы находились между семью тридцатью и восемью тридцатью вечера в день убийства Сусанны? — спросил я.
— А! — он пожал плечами и направился в спальню. — Всего хорошего, Арес, — с этими словами он исчез.
Я передразнил его движения и рассмеялся. Затем покинул особняк.
На следующее утро я постучал в дверь дома, где жила служанка Сусанны; мне открыла непричесанная старуха с угрюмым лицом.
— Чего надо? — спросила она, зевая.
Я мягко отстранил ее и быстро вошел в дом. Старуха, протестуя, двинулась за мной. Я потребовал, чтоб она помолчала. Затем молча указал ей на стул. Она помертвела от страха.
— Зачем ты обманула полицию, бабуля? — нежно спросил я.
Старуха чуть не задохнулась от возмущения.
— Вы ошибаетесь, сеньор, — пробормотала она.
Я улыбнулся.
— Ладно, ты их не обманывала, — произнес я. — Но скрыла часть правды. Кто последний заходил к Сусанне в тот вечер?
