— Я сделала что-то не так? — обиженно спросила Глория. — Надо было оставить бритву в руках ребенка?
— Нет, конечно, все правильно, — отозвался Тероян.
— Почему же тогда вы все на меня так смотрели? И Маша, и Олег. Даже вы.
— Просто все произошло так неожиданно, — мягко сказал Тим. — И никто ни в чем еще не разобрался. Не чувствуйте себя виноватой. Ранка заживет, шрама не останется. Дети всегда режутся.
— Или им помогают в том, — как-то загадочно добавила Глория, и он покосился на нее, встретив нахмуренный взгляд.
— Завтра мы продолжим наши покупки, — сменил Тероян тему. — Вам нужны какие-нибудь домашние вещи: удобный халат, пижама, что там в таких случаях требуется? Возле дома есть хороший универсам. Я дам деньги и вы сами купите все необходимое.
— Чем же я буду расплачиваться? — спросила вдруг девушка. — Я не хочу жить в долг.
— А вы об этом пока не думайте. Считайте, что я ваш богатый дядюшка с озера Севан. Которому приятно делать подарки племяннице.
— Когда-нибудь я рассчитаюсь с вами, — сказала она, но прозвучало это как-то двусмысленно.
— Непременно. А потом, завтра же, мы займемся рутинной, архивной работой. Поедем в библиотеку, и вы поможете мне в одном деле.
— Хорошо. И позвольте мне также заняться кое-какими домашними заботами, чтобы не сидеть без дела. Я могу готовить, убирать квартиру. У вас грязные окна. Давайте я их помою?
— Вот и отлично. Назначаю вас домохозяйкой. Кстати, вы знаете какие-нибудь языки?
— О, мон дье, жу не ком прам па?
— Требьен. А я — английский. Это поможет нам в завтрашней работе. Отныне ваша комната будет маленьким Парижем, а моя — мерзлым Лондоном. Посередине — Ла-Манш.
— А паром при переправе не затонет?
— Будем надеяться.
В квартире, когда они вернулись, уже менее ощущался холостяцкий дух, тут витала какая-то незримая женская субстанция, прочно овладевающая территорией. Тероян подождал, пока девушка примет душ, приведет себя в порядок. Он достал с полки Ларошфуко и перелистывал его „Размышления на разные темы“, сидя в кресле. Наконец она появилась в полюбившемся ей зеленом халате.
— Ванна свободна, — сказала она. И добавила на пороге своей комнаты: Спокойной ночи, дядюшка!
Ночь для Терояна прошла тревожно. Мало того, что начинали одолевать головные боли, но ему еще снились какие-то кошмары. Ему виделся в полумраке комнаты доктор Саддак Хашиги, оборачивающий к нему белое пятно лица без глаз, и руки его, подобно двум извивающимся змеям, тянулись к дивану Терояна — они стремились к нему, спящему, беспомощному, чтобы вцепиться в горло; Хашиги смеялся, и смех его напоминал хлопки болотного газа. Руки отделились от него, поплыли в воздухе, а из-за плеча высунулась голова хозяина харчевни, подмигнув косящим глазом, словно они с Тимом были заговорщики. Он украдкой показал Терояну кухонный нож и тотчас же спрятал его за спину.
— Это тебе, — шепотом сказал хозяин харчевни. — А это — мне, — и он вынул из кармана фартука отрубленную кисть. По комнате не спеша прошли Карпатов и Юнгов, о чем-то тихо беседуя. Тероян хотел привлечь их внимание, но не смог. В горле у него пересохло и не выходило ни единого звука, сколько бы он ни старался. Они ушли в комнату девушки, а оттуда вышел Влад Шелешев, прихрамывая, опираясь на палочку. Он лишь взглянул на Терояна и покачал головой, приложив палец к губам — в знак молчания. Хашиги маячил где-то в углу — все то же мертвенно-бледное лицо без глаз. Тероян пытался подняться, но тело его будто окаменело, он не мог пошевелить ни единым мускулом, а на груди у него откуда-то оказался кот Юнгова, только черный и с головой дога. Высунув язык, он тяжело дышал в лицо Тима. Потом дверь в комнату Глории отворилась, чуть скрипнув, и появилась она. В одной руке у нее была свеча, в другой — Тим отчетливо видел — скальпель. И она приближалась к нему. Он знал, что это конец, но продолжал смотреть на свою надвигающуюся смерть. Глория присела на диван и наклонилась над ним.
— Вам плохо? — спросила она. Ужас, охвативший его, стал проходить. В глазах Глории не было беспощадной ненависти и злобы, лишь печаль и жалость. Голова его метнулась по подушке, а девушка положила свою прохладную ладонь на его разгоряченный лоб. И он успокоился. Он видел, как она легко встала и скрылась в своей комнате. Было ли это наяву или во сне? Он не мог понять, потому что вновь стал погружаться в бездонную пропасть…
Утром он очнулся разбитый, словно всю ночь принимал участие в каком-то шабаше, скача по полям и лесам. Из кухни разносился аромат свежего кофе. Тим поспешно встал и оделся, убрав постель. Синеглазая, гибкая девушка хлопотала возле плиты.
— Завтрак готов? — улыбнулся Тероян.
— Почти, — девушка отвела рукой упавшую прядь волос. — Вы неважно выглядите. Скверно спалось?
— Да, что-то этакое, — неопределенно ответил он.
— Я слышала.
— Крик?
— Нет, похоже на стон.
— Извините, если помешал.
— Напротив. Я беспокоилась о вас.
— Очевидно, связано со старой раной, — сказал Тероян и больше он к этой теме не возвращался, хотя ему хотелось выяснить: действительно ли Глория ночью вставала и подходила к нему?
Рейд по магазинам занял часа полтора, и личных вещей у Глории Мирт прибавилось. Тероян не скупился. Он не желал, чтобы девушка чувствовала себя в чем-либо стесненной, и кроме того, ему было приятно наблюдать за ее реакцией, за ее радостно вспыхивающими глазами. По дороге домой он купил ей букет красных гвоздик, и она погрузила в них счастливое лицо. „А почему бы ей и не начать новую жизнь, забыв прошлое?“ — подумалось Терояну. Так-то оно так, но никто не вправе насильно лишить нас нашей памяти, отнять хотя бы частицу разума. Человек без прошлого — мутант. По сути, ему некуда идти и некуда возвращаться. Нет, надо продолжать поиски. И они продолжили их в Центральной Румянцевской библиотеке. Тероян не ставил перед Глорией конкретной задачи: он просто разложил перед ней подшивки газет, отечественных и французских, и попросил просмотреть все материалы „методом тыка“ — за полгода. Вдруг она наткнется на нечто такое, что связано с ее собственным происшествием? Девушка послушно села рядом с ним и занялась чтением, перелистывая газетные полосы. Сам он набрал англоязычной периодики, ища конкретную фигуру, которая должна была где-то проявиться доктора Саддака Хашиги. Прошло часа два. За это время Тиму лишь пару раз встретилось название корпорации „Абуфихамет“, без упоминания ее президента, в связи с разработками Приморского шельфа. Змеевидные руки Хашиги тянулись далеко. После обеда, когда они посетили небольшое кафе на Кропоткинской, дело пошло значительно лучше. Сначала неожиданно повезло Глории. Во французском „Монде“ она наткнулась на снимок и непроизвольно толкнула локтем Терояна.
— Глядите — вот ваш доктор Хашиги, — сказала она. Ей так и хотелось, чтобы он похвалил ее за успех, словно она была школьницей, выполнившей домашнее задание, а он — ее учителем.
— Молодец, — сказал Тероян, рассматривая фото. — Переведите-ка текст.
На снимке два человека восточной наружности стояли возле арабской мечети и улыбались в объектив. Один был в белом бурнусе, с усами и бородой, другой — значительно ниже ростом, в европейском костюме, бритый, с каким-то перекошенным, вдавленным внутрь лицом, отчего его улыбка выходила просто зловещей.
— Какая страшная физиономия, — содрогнулась Глория. — Бр-р!
— Лицевой парез, — определил Тероян. — Неприятное заболевание. И почти неизлечимо. Наверняка, постоянные слюнотечения. Но жить можно.
— Шейх Кувейта только что заключил с президентом корпорации „Абуфихамет“ доктором Саддаком Хашиги удачную сделку на поставку русского оружия, — перевела Глория. — Все.
— Умному — достаточно, — процитировал Тероян. — Совершим маленький акт вандализма.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака кусочек бритвы, завернутый в бумажку, и аккуратно вырезал фотографию, спрятав ее подальше. Девушка прыснула от смеха.
— Не отвлекайтесь, — строго сказал он. — Работайте, работайте.
Вскоре повезло и ему. В газете „Ху из ху?“ была помещена небольшая биографическая справка об иранском миллионере. Доктор Хашиги, сообщалось в ней, родился в 1949 году, в Сан-Франциско. Отец — иранец, мать американка, Шейла Левенталь. На родине почти не был, детство и юность провел в Штатах, обучаясь в лучших колледжах. Затем — Принстонский университет. Все это оказалось возможным благодаря огромному состоянию, нажитому его родителями. Самостоятельно начал заниматься бизнесом, став владельцем нескольких фирм по торговле недвижимостью. Вскоре следует переориентация. В начале восьмидесятых годов он появляется в странах Восточного блока, завязывает связи с руководством, оказывает услуги по экспорту оружия в арабские эмираты. Тесно сотрудничает с Палестинским движением, считается личным другом Арафата. 1989 год, события в Румынии, смерть Чаушеску — доктор Саддак Хашиги в это время находится там. По одной из версий — координирует из израильского посольства ход революции в нужном направлении. В России впервые появляется в 1990 году. Не боится инвестировать деньги в падающую экономику. Удачно играет на бирже, создает корпорацию „Абуфихамет“, которая начинает прибирать к рукам все, что выбрасывается с тонущего корабля. К 1994 году его корпорация — значительная финансовая сила, с которой считаются в верхах. Штаб его империи находится в Соединенных Штатах, все в том же Сан-Франциско, но сейчас, в 2000-м году, Хашиги все чаще и чаще видят в Москве, где у него за городом огромное поместье — в районе Медвежьих Озер. Был женат несколько раз, но все браки оказывались неудачными. Теперь официально объявил, что ищет в супруги русскую красавицу. Любимое занятие — игра в шахматы вслепую».
