осталась точно такой, же как я её и запомнил: большой ковёр, плотные красные шторы, на каминной полке тикают серебряные часы, рядом кресло и кушетка с выцветшей синей обивкой. Мне сразу стало на душе спокойно.
— Если честно, то я бы сейчас не отказался от чего — нибудь покрепче, — сообщил я.
Илана кинула на меня быстрый внимательный взгляд, но она не отказалась угостить меня выпивкой, чего я втайне почти ожидал. Она налила стакан шерри и вручила мне. В силу привычки я уселся на дальний левый край кушетки, а руку положил на подлокотник, как делал каждый раз, когда приходил сюда на сеанс психотерапии. Ткань на подлокотнике истиралась от нервно трепавших её пальцев многочисленных пациентов Илана.
Вино оказалось тёплым, приторным до тошноты, однако я допил до дна. Я отчетливо ощущал на себе взгляд Иланы — пристальный, но не давящий, не создающий неловкости. За девятнадцать лет нашего знакомства она ни разу не заставила меня почувствовать дискомфорт. Вот и сейчас терпеливо ждала, пока я молча глотал шерри.
— Меня посетило странное чувство: сижу здесь со стаканом вина. Знаю, что не в ваших правилах предлагать пациентам алкоголь, — наконец подал голос я.
— Ты мне больше не пациент, а просто друг давнего знакомства. И, похоже, тебе самому сейчас не помешает помощь друга.
— Неужели я настолько плохо выгляжу?
— К сожалению, да. Судя по всему, причина очень серьёзная. Иначе ты бы не пришёл без приглашения в двенадцать часов ночи.
— Вы правы Илана… Мне просто больше не к кому пойти.
— Рассказывайте, Бренд. Что случилось?
— Даже не знаю, с чего мне начать.
— Давайте — ка с самого начала.
Я сделал глубокий вдох и стал рассказывать Илане обо всём, что произошло. Я признался, что вновь курить марихуану, что делал это втихаря, и как под кайфом прочёл переписку Кэт и узнал об её измене. Я спешил и задыхался, стремясь поскорее скинуть камень с души — будто на исповеди.
Илана с непроницаемым выражением лица слушала не перебивая. Было сложно понять что — либо по её выражению лица.
— Мне очень жаль, Бренд, что всё так внезапно случилось, — наконец сказала она. — Я знаю, как много для тебя значит Кэт. Как сильно ты её любишь.
— Да я люблю её… — Тут я запнулся, не в силах произвести имя моей жены. Мой голос жутко дрожал словно я, находился на холоде.
Илана быстро приподнялась и протянула мне коробочку с салфетками. Раньше я очень злился, когда она так делала. Я жестоко обвинял Илану в том, что она вынуждает меня постоянно плакать. Обычно у неё это получалось. Но не сегодня. Сейчас мои слёзы замёрзли, превратившись в кусок льда.
Я посещал сеансы психотерапии Илана задолго до знакомства с Кэт и два года после. Когда мы с Кэт только начали встречаться, я помню, Илана сказала: «Выбирать любимого человека — примерно так же, что выбирать психотерапевта. А именно — прямо ответить на несколько вопросов: Будет ли этот человек честен со мной, адекватно ли воспримет критику, сумеет ли признать свои ошибки и не станет ли давать неисполнимые обещания?» я пересказал эти мудрые слова Кэт, и мы поклялись никогда не врать друг другу, сохранять верность и искренность в наших отношениях.
— Что же тогда на самом деле случилось? — спросила у меня Илана. — Что-то в ваших отношениях пошло не так?
Илана ответила не сразу, на то, что я услышал, меня поразило.
— Думаю, ты и сам знаешь, в чем дело. Осталось только признаться себе в этом.
— Нет. — Я затряс головой. — Я не знаю.
Я возмущенно замолчал, а потом вдруг перед глазами возник образ Кэт, строчащей все эти послания, такие страстные и запретные. Казалось, она получала кайф от самого процесса переписки, от того, что вступила с тем мужчиной в тайные отношения. Кэт с наслаждением врала и скрывалась. Она словно играла роль, только не на сцене, а в жизни.
— Думаю, Кэт стало скучно, — заключил я.
— Почему ты так решил Бренд?
— Потому что она жаждет эмоций, драмы. Она всегда была такой. Некоторое время Кэт стала жаловаться, что мы больше не веселимся, что я вечно натянут, как струна, и слишком много работаю. Мы часто ссорились, и Кэт часто употребляла слово «фейерверк».
— Фейерверк?
— Да. Мол, раньше наши отношения были похожи на фейерверк, а теперь — нет.
— Ну ясно. — Илана кивнула. — Мы с тобой говорили об этом, ведь так?
— Про фейерверк?
В любви мы испытываем разные чувства, согласны? И хорошие, и плохие. Я люблю свою жену — к слову, её зовут Кэт, — но иногда бывает что я злюсь на неё. А временами… Даже ненавижу.
Элисон не отрывала глаз от моего лица. Я чувствовал себя кроликом в свете машинных фар, не мог шелохнуться или отвести взгляд. Устройство сигнализации лежало на столе, возле моей правой руки. Я едва сдерживался, чтобы не взглянуть на красную кнопку. Я понимал, что нужно остановиться, захлопнуть рот. Но это было выше моих сил. И я навязчиво продолжил беседу психотерапевта с пациенткой:
— Когда говоря, что всей душой ненавидел её, я не имел в виду, что вся моя личность ненавидела её. Лишь только часть меня. Хитрость в том, чтобы держаться сразу за оба конца. Одна ваша часть любила Бренда, а другая её ненавидела, — заключил я.
Элисон отрицательно мотнула головой. Быстрое, едва уловимое движение… Ответная реакция! Ну наконец-то! Я задрожал от волнения. Вот тут бы и мне хотелось прервать сеанс, но нет, я решил идти до конца.
— Какая-то часть вас ненавидела Бренда, — произнес я более решительно.
Она ещё раз мотнула головой. Глаза Элисон прожигали меня насквозь. Она начинала на меня сердиться.
— Это правда Элисон. Иначе вы бы его никогда не убили.
И тут Элисон вскочила с кресла. Я инстинктивно напрягся в ожидании нападения. Вместо этого она шагнула к двери и затем набросилась на неё, стала молотить по ней кулаками. Послышался скрежет ключа в замочной скважине, и через мгновение Юрцев резко распахнул дверь. Увидев, что Элисон меня не душит, он немного расслабился. Воспользовавшись открытым проходом, Элисон шмыгнула мимо медбрата и побежала по коридору.
— Тише, тише, не спеши, милая! — крикнул ей вслед Юрцев, а потом быстро повернулся ко мне: — Всё в порядке? Что случилось?
Я ничего не ответил.
