и отправил его Перцевой и заодно Ивану Бунину.
– Что сидим? – спросил он притихшую у стола Рыкованову.
– А что надо делать? – не поняла она.
– Заявление на увольнение писать. Или вы хотите, чтобы на вас в понедельник вся больница пальцем показывала?
Дождавшись, когда будет готова вторая бумага, он пошел к выходу из отделения, чувствуя себя бесконечно уставшим. Не так уж это и просто – разгребать человеческую мерзость. И привыкнуть к ней никак нельзя, что ты будешь делать.
К утру понедельника во всех каналах и пабликах разошлась новость про травлю, жертвой которой стало руководство областной больницы и компании «Мед-Систем». Вспомнили и грязную историю, где несколько лет назад был замешан бывший зам. главного врача по хозяйственной части Олег Тихомиров, уволенный за финансовую нечистоплотность и решивший отомстить.
На все лады склонялась глупая медсестра, рискнувшая здоровьем маленького пациента, а также превозносились профессиональные действия медперсонала, сумевшего быстро найти выход из сложной ситуации и закончить жизненно важную для него процедуру.
Позвонил министр регионального здравоохранения – молодой активный мужик, которому Радецкий симпатизировал. Высказал слова благодарности и поддержки. Екатерина Рыкованова и Олег Тихомиров писали объяснения в полиции. Работодатель Тихомирова уже известил того, что он уволен.
Зарядные устройства для обоих инфузоматов были привезены и установлены за счет компании «Мед-Систем», юристы которой готовили к Рыковановой и Тихомирову иск о возмещении ущерба.
– Где этим убогим деньги взять? – спросил Радецкий за завтраком.
– А какая мне разница? – жестко спросила Влада. – Могут квартиру продать. Машину. Или на панель пойти. Но выплатят они мне все до копеечки.
– Недобрая ты какая, – улыбнулся он.
– На добрых воду возят, – ответила она. – А я справедливая. И эта сволочь ответит за все. Включая то, что он вообще посмел доставить тебе неприятности.
– Разве ж это неприятности? – махнул рукой Радецкий и поехал на работу.
Третьи сутки шел снег. Небеса словно пытались компенсировать предыдущую задержку и трудились не переставая. Пышный белый ковер укрывал землю, снегоуборочные машины на трассе и городских улицах ездили туда-сюда, дворники были подняты в ружье, но ничего не помогало. Город тонул в снегу, скрывающем его очертания под белым одеялом, погружался в зимнюю сказку, которой совсем скоро предстояло стать предновогодней.
Радецкий припарковал машину на больничной стоянке и пошел к корпусам. Настроение у него было отличное. Снег выпал, значит, теперь все точно будет хорошо. На газоне под окнами гематологического отделения кто-то лепил огромного снеговика. Туловище из трех шаров разного размера уже было готово. На голове красовалось красное пластиковое ведро, на шее – полосатый бело-красный шарф. Автор скульптуры воткнул нос-морковку, отошел на пару шагов, чтобы полюбоваться делом своих рук, повернулся, привлеченный звуком шагов, увидел Радецкого и замер. Это был отец Севы Васильева.
– Владимир Николаевич, – сказал он и замолчал, потому что голос дал петуха и съехал на противный фальцет. – Владимир Николаевич, вы простите меня, пожалуйста. Я очень виноват перед вами за то дурацкое интервью. Просто очень испугался за Севу, понимаете? Препарат испортится, и окажется, что все это было зря. Беременность, роды и вообще…
– Я все понимаю, – мягко сказал Радецкий. – И ничего не зря. У вас теперь есть чудесная дочка. И Сева скоро поправится. Конечно, путь предстоит непростой, но я практически убежден, что все закончится хорошо. Динамика положительная, и Сева очень упорный мальчик.
– Да, он загадал, что если мы сможем слепить снеговика, то все обязательно будет хорошо. Вот мы и лепим.
– Мы?
– Да. Севе нельзя на улицу, но он в окно смотрит. Владимир Николаевич, спасибо вам!
Радецкий задрал голову и увидел мальчишечье лицо, прижатое к оконному стеклу. Сева махал ему рукой, и он ответил тем же, а потом показал большой палец и пошел к входу в больницу.
Владимир Радецкий не любил понедельники, но бесконечно ценил свою выматывающую, зачастую неблагодарную, трудную, но такую необходимую людям работу. Он делал ее хорошо и знал об этом, не нуждаясь ни в чьем одобрении или признании.
Татьяна Устинова
Романтика дальних странствий
Съемка была назначена на вторник, а понедельник, как известно, день тяжелый. По понедельникам у меня всегда настроение хуже некуда. Опять все сначала, да?..
Вот все это:
…Сколько сегодня уроков? Ты что, забыл?! Зачем ты запихал в портфель физкультурную форму? Ах, ты ее просто не выложил с пятницы? Выложи немедленно! Почему ты в этих джинсах? Сними сейчас же, они грязные и с дыркой. Слава богу, еще не ввели обязательную школьную форму, вот бы мы с ней погорели! Нам бы пришлось тогда покупать по паре штапельных штанов в неделю, ибо даже джинсы, изготовленные из смеси каучука и «чертовой кожи», наш сын умудряется порвать в два приема! Танька, где пиджак, в котором я хожу на работу? Он в химчистке. В нем на работу уже нельзя, можно только в огород. Что ты говоришь, там в нагрудном кармане были очень ценные визитные карточки! Ценные карточки на комоде, посмотри. Где?! Я ничего не вижу! Они мне нужны именно сейчас! А не вижу, потому что – где мои очки?! Танька, где мои очки?!
И это же только начало! Понедельник – это расписание на неделю: куда я должна ехать и что там, куда приеду, делать. Когда я дохожу до пятницы, уже отчетливо понимаю, что на этой неделе мне точно не выжить, можно и не пытаться. Лучше сразу уйти в монастырь на Белом море и оттуда взирать на мирскую суету со снисходительной мудрой улыбкой человека, которому нет ни до чего дела.
…Как вы думаете, меня примут в монастырь?
…Мама, дай мне денег на экскурсию в Грановитую палату! Я должен был сдать еще в четверг, но забыл! Таня, я улетаю в командировку в Бухару, я должен был тебе сказать еще в пятницу, но забыл. Собери мои вещи, самолет вечером.
Нет, нет, в монастырь, в монастырь!..
Так получилось, что тему программы, на которую должна была прибыть во вторник, за всеми этими понедельничными радостями я профукала. То есть мне звонил редактор и говорил, потом звонил помощник редактора и говорил, потом снова звонил редактор, я слушала, кивала и записывала, а потом оказалось, что записала: «1) деньги на палату; 2) чемодан в Бухару; 3) пиджак из химчистки». Это все не то и отношения к теме съемки не имеет.
– Мы будем говорить про любовь, – объявила ведущая, и я немного струхнула. Мне трудно говорить про любовь в таком… «телевизионном» смысле этого слова. В «телевизионном» смысле я ничего о ней не
