Поэтому сейчас он был здесь, со своей командой. Но радости не было, и на трибуне было пусто. Папы больше нет, теперь он понял это. Папы больше нет.
Ему не разрешили сидеть в прицепе. И это было лишь одно из многочисленных разочарований во время того, что называлось отпуском. Все получилось совсем не так, как он надеялся. Молчание, прерываемое лишь отдельными жесткими словами, становилось невыносимым в тесном замкнутом пространстве. Оказалось, что отпуск — это время для ссор, вспышек гнева и резких перепадов настроения у матери. Отец сжимался и становился еще более серым и незаметным.
Он впервые поехал с ними, но догадался, что отец с матерью каждый год отправлялись в местечко со странным названием Фьельбака. Здесь были невысокие холмы, но кемпинг, куда они втиснули свой вагончик среди множества других, располагался на плоской равнине. Нельзя сказать, чтобы ему очень понравился этот поселок, но отец объяснил, что мать родом из этих мест и потому любит приезжать сюда.
И это было странно, потому что никаких родственников он не видел. Во время одной из ссор в тесной кабине он в конце концов понял, что здесь есть кто-то по имени Старуха и что она-то и есть родня. Смешное имя — Старуха. Но непохоже было, чтобы мать ее любила. Потому что голос ее становился еще жестче, когда речь заходила о Старухе, и они так с ней и не встретились. Тогда зачем же они приехали в это место?
Но самым ненавистным во Фьельбаке стало купание. Ему никогда раньше не доводилось купаться в море. Поначалу он вообще не знал, как к этому относиться, но мать стала зазывать его. Говорила, что не хочет иметь сына-труса, чтобы он прекратил придуриваться. Так что он сделал глубокий вдох и шагнул в море, хотя от холода и соленой воды у него перехватило дыхание. Зайдя по пояс, остановился. Было слишком холодно, он не мог вздохнуть. И ему казалось, что кто-то ползает в воде по его ногам. Мать со смехом подошла к нему, взяла его за руку и повела глубже. Он сразу почувствовал себя счастливым. Мать держала его за руку, ее звонкий смех разносился по поверхности воды. Казалось, ноги сами движутся, почти не касаясь дна. Под конец он уже не ощущал под собой твердой земли, но это не страшило — мать крепко держала его, она несла его по воде, она любила его.
Внезапно она отпустила его руку. Он почувствовал, как его ладонь выскользнула из ее ладони, как коснулись ее кончики пальцев, — и вот уже не только его ноги, но и его рука ни на что больше не опирались. Он снова почувствовал холод в груди, и вода стала подниматься. Она накрыла его по плечи, по шею, он поднял подбородок, чтобы вода не попала в рот, но та наступала слишком быстро, и он не успел сжать губы, рот заполнился чем-то холодным и соленым, разом хлынувшим в горло, а вода продолжала подниматься, достигла его щек, потом глаз и накрыла его с головой, все звуки исчезли, и теперь до него доносилось лишь шуршание невидимых ползучих тварей.
Он забил руками, пытаясь противостоять силе, тянувшей его вниз. Но справиться с огромной массой воды было невозможно, и когда он в конце концов почувствовал прикосновение к своей коже, первым его инстинктивным движением было — защищаться. Затем его потянуло вверх, и голова поднялась над водой. Первый вдох показался ему невыносимо болезненным и жестким, но он жадно вдыхал раз за разом. Рука матери крепко сжала его руку, но сейчас это не трогало — лишь бы вода снова не овладела им.
Он поднял глаза на нее, исполненный благодарности за то, что она спасла его, не дала ему погибнуть. Но в ее глазах он увидел лишь презрение. Опять он сделал что-то не так, обманул ее ожидания. Если бы он только знал, в чем он провинился…
Синяки у него на руке не проходили еще несколько дней.
— Тебе непременно нужно было вытащить меня сюда именно сегодня? — проговорил Кеннет с плохо скрываемым раздражением.
Он всегда старался сохранять спокойствие и сосредотачиваться на главном. Но Лисбет так расстроилась, когда он сказал ей, что Эрик позвонил и попросил его прийти на работу, несмотря на воскресенье. Протестовать она не стала, и это было, пожалуй, хуже всего. Жена прекрасно знала, как мало часов им осталось провести вместе. Как важны, как бесценны эти часы. Однако она не стала возражать. Он видел, как Лисбет собрала все силы, чтобы улыбнуться и сказать: «Конечно, поезжай. Я прекрасно проведу время».
Ему было бы легче, если бы она рассердилась и накричала на него. Сказала бы, что пора подумать, что для него важнее. Но это было совершенно не в ее стиле. За их почти двадцатилетнюю совместную жизнь Кеннет не мог вспомнить ни одного случая, чтобы она повысила на него голос. Или на кого-нибудь другого. Все неудачи и горести Лисбет воспринимала с завидной уравновешенностью и даже утешала его, когда он срывался. Когда у него не получалось быть сильным, она поддерживала его.
И теперь Кеннет вынужден был покинуть ее, чтобы пойти на работу. Он тратил несколько часов их драгоценного времени, в душе проклиная себя за то, что сразу прибегал, стоило Эрику щелкнуть пальцами. Он сам этого не понимал. Такой стереотип сложился очень давно и уже стал частью его характера. А страдала от этого всегда его жена.
Эрик даже не ответил. Он сидел, глядя на экран компьютера, полностью погруженный в свои мысли.
— Мне совершенно необходимо было приходить сюда в воскресенье? — повторил Кеннет. — Работа никак не могла подождать до понедельника?
Эрик медленно повернулся к Кеннету.
— Я хорошо понимаю твою семейную ситуацию, — проговорил он. — Но если мы не подготовим все коммерческие предложения к тендеру на следующей неделе, то можно смело закрывать контору. Всем нам приходится чем-то жертвовать.
Кеннет мысленно задался вопросом, чем собирался пожертвовать сам Эрик. Ситуация была совсем не такой острой, как он намекал. Всю документацию можно было подготовить в понедельник — босс явно преувеличивал, говоря, что жизнеспособность предприятия поставлена на карту. Вероятнее всего, Эрику просто нужен был повод, чтобы улизнуть из дома, но вот зачем ему понадобилось вытаскивать их дому Кеннета? Ответ лежал на поверхности: потому что это можно было сделать без особых усилий.
Оба принялись за работу и некоторое время, стиснув зубы, занимались каждый своим делом. Офис представлял собой одно большое помещение, так что здесь не было никакой возможности закрыться и побыть в одиночестве. Кеннет исподтишка поглядывал на Эрика. С тем происходило нечто странное. Трудно было сказать, что именно, но во всей его фигуре появилась какая-то неуверенность. Он казался усталым, волосы чуть растрепались, рубашка не была безукоризненной, как обычно. Что-то он сегодня сам на себя не похож. Кеннет собирался даже выяснить, не случилось ли у него чего-нибудь дома, но потом решил воздержаться от подобных расспросов. Вместо этого он поинтересовался как можно более равнодушным тоном:
— Ты слышал вчера новость про Кристиана?
Эрик вздрогнул.
— Да.
— Вот ведь ужас! Какой-то сумасшедший присылает ему угрозы, — проговорил Кеннет небрежным тоном, хотя сердце учащенно билось в груди.
— Хм, — выдавил из себя Эрик, не сводя глаз с экрана компьютера; однако руки его не прикасались ни к клавиатуре, ни к мыши.
— Кристиан что-нибудь тебе об этом рассказывал? — продолжал Кеннет. Это было все равно что пытаться не расковыривать затянувшуюся коркой рану. Ему не хотелось говорить об этом, да и Эрик явно не был расположен к разговору, но Кеннет ничего не мог с собой поделать. — Он тебе что-нибудь говорил?
— Нет, мне он ничего не говорил ни про какие угрозы, — ответил Эрик и стал рыться среди документов на столе. — Но ведь в последнее время он был так занят своей книгой, что мы редко встречались или перезванивались. К тому же такое обычно держат при себе.
— Может, ему стоило бы обратиться в полицию?
— Откуда ты знаешь, что он туда не обращался?
Эрик продолжал бесцельно рыться в кипах бумаг.
— Да, правда… — Кеннет на некоторое время умолк. — Но что может сделать полиция, если письма анонимны? Я хочу сказать — это может быть любой маньяк…
— А я откуда знаю? — буркнул Эрик и выругался, порезавшись о край бумажного листа. — Черт подери! — воскликнул он и пососал пострадавший палец.
— Ты думаешь, все это серьезно?
Эрик вздохнул.
— Зачем гадать? Я же сказал — понятия не имею.
Под конец фразы его голос повысился и внезапно надломился. Кеннет с удивлением посмотрел на Эрика. Тот был явно не в себе. Интересно, это имеет отношение к делам фирмы?
Кеннет никогда по-настоящему не доверял Эрику — а вдруг он что-нибудь натворил? Однако Кеннет тут же отогнал от себя эту мысль. Вся бухгалтерия у него под контролем; он бы сразу заметил, если бы Эрик выкинул какой-нибудь номер. Скорее это связано с Луизой. Просто загадка, что они так долго продолжают жить вместе, когда все, кроме них самих, понимают, что они оказали бы друг другу большую услугу, если бы разбежались. Впрочем, это не его дело. Ему своих забот вполне хватает.
