— Ну его к черту, — Валерий Павлович махнул рукой и расхохотался, хотя чуть позже серьезно добавил:
— По правде говоря, зацепило меня не слабо. Вся эта сторона, — Беккер провел себя по руке, — отнимается, а в голове будто кувшин чугунный стоит, и по нему кто-то молотком все шарах да шарах, шарах-шарах.
— Да-а, — протянул Олег Станиславович, заметно посерьезнев, — дело нешуточное. Кому это было надо? Ты что-нибудь уже предпринял?
Беккер принялся шаг за шагом расписывать все наши действия, естественно, приукрашивая и преувеличивая свою роль. Я слушала снисходительно и не вмешивалась. Слушал и Вьюнец, местами перебивая и давая советы, как лучше надо было бы поступить.
— Я даже не предполагаю, — сказал он, выслушав Беккера, — что это могло быть.
Ума не приложу… Но разобраться надо, конечно. Ты от работы как, отойти пока намерен?
— Нет, что ты! — тут же возразил Валерий Павлович.
Беккер-старший хотел было что-то сказать, но в дверях возник Виталька и громко объявил:
— Кофе!
Я первой подошла к маленькому столику на колесиках, который двигал впереди себя Виталька, и стала раздавать присутствующим чашечки с кофе. Валерий Павлович горделиво улыбнулся, приятно пораженный моим поведением.
— Тебе и на самом деле никакой доктор не нужен с таким телохранителем, — нагло заявил Вьюнец, вновь окидывая меня оценивающим взглядом.
— Да она всю медицину знает, — похвастался мною Беккер, явно преувеличивая уровень моих познаний в данной области. Тут я и напомнила ему:
— После кофе — медицинские процедуры.
Валерий Павлович собрался что-то возразить, но я опередила:
— Никаких «но»! Иначе вы не пойдете на поправку. Да и сами подумайте — сможете ли вы, больной, дальше бороться? Надолго ли вас хватит?
— Да, отец, — вмешался Виталька, — от этого не отлынивай. Мы все так за тебя переживаем…
— Ну ладно-ладно, — согласился Валерий Павлович и заговорил на другую тему.
Тема эта касалась малопонятных мне рабочих дел. Приятели стали обсуждать какую-то недавнюю сделку. Я поначалу прислушивалась к их разговору, что называется, внимала каждому слову, а потом, поняв, что содержание их беседы вряд ли может быть чем-то для меня полезным, задумалась о своем.
Я вспомнила тетю Милу, представила, что она может делать в этот момент, как обо мне переживает и так далее. Вспомнила наши с ней вечера и задушевные беседы, и на сердце сразу стало как-то тепло и уютно, будто дома побывала. В один из моментов я даже заулыбалась, представив, что тетя Мила может себе воображать о нас с Виталькой. Наверняка ведь думает, что я гораздо больше сейчас занята приближением к подаче заявления в ЗАГС, чем непосредственной своей работой. Я даже немного рассердилась на тетушку, потому что ее активная деятельность в «брачном» направлении иногда всерьез доставала меня, но потом решила, что так в данный момент лучше: тетя Мила меньше будет переживать за мою жизнь, представляя меня под крылышком возлюбленного.
Громкие голоса вернули меня к реальности. Я посмотрела на сидящих напротив Беккера и Вьюнца. Валерий Павлович, раскрасневшись, что-то пытался доказать своему другу. Он вытянул вперед руку, выставил вперед указательный палец и поучительно размахивал им перед носом Олега Станиславовича. Беккер выглядел смешно, поскольку из его рта в разные стороны летели слюни — настолько он усердствовал в утверждении своего мнения. На его же собеседника «убедительные» речи, судя по всему, нисколько не действовали. Олег Станиславович слушал с холодной усмешкой и, когда Беккер замолкал хотя бы на минуту, начинал взвешенно и спокойно доказывать ему обратное.
Я невольно насторожилась, поскольку внутреннее подсознательное чувство, выработанное за годы работы, подсказало, что клиенту угрожает опасность. Я пристальнее вгляделась в лицо Вьюнца: при внешнем спокойствии глаза его, холодные и жестокие, источали настоящий яд. Он явно чувствовал себя победителем в этом поединке с Беккером, однако агрессивность Валерия Павловича его все-таки злила. Казалось, Олег Станиславович вот-вот сорвется и вцепится своему собеседнику обеими руками в горло или хуже того — хладнокровно пристрелит его на месте.
«Ничего себе, друг семьи, — подумала я, — ни за что не пожелала бы иметь такого товарища. На горло наступит и не задумается!»
Между тем приятели продолжали ожесточенно спорить, и я, очнувшись от своего забытья, прекрасно уловила суть их разговора. Они всего-навсего спорили о том, в каком месте лучше провести следующую сделку с каким-то иногородним клиентом. Беккер утверждал, что следует снять какой-нибудь приличный ресторан, а Олег Станиславович настаивал, чтобы сделка прошла в привычной рабочей обстановке, то есть в административном здании предприятия.
Каждый из компаньонов находил веские аргументы для доказательства собственной правоты. Дошло даже до того, что Вьюнец назвал Беккера свиньей, мотивируя это напоминанием о том, как Валерий Павлович однажды при сделке такого типа в ресторане надрался до невменяемого состояния, чем полностью разрушил доверие к своей компании. К счастью, Беккер никак не прореагировал на брошенное в его адрес резкое словцо. Он только яростно продолжал настаивать на своем, говоря, что «эти люди» любят шик, любят гостеприимство и сделка в ресторане сделает их более сговорчивыми и открытыми.
Виталька, который отлучался в свою комнату, отреагировал на шум возвращением со словами:
— Папа! Дядя Олег! Что вы, в самом деле? Бросьте жребий, в конце концов!
Беккер-младший спускался по лестнице, смеясь. Похоже, никому, кроме меня, такое поведение гостя угрожающим и странным не казалось.
— Да что с вами в последнее время происходит! — воскликнул Виталька, встав между отцом и его товарищем.
«Ага, — подумала я, наматывая на ус сказанное Виталькой, — значит, такие взаимоотношения между приятелями были не всегда, и, вероятнее всего, они установились лишь недавно».
Между тем слова Беккера-младшего подействовали на друзей, как ушат холодной воды. Они вдруг прервали бурный поток слов, начинавший перерастать в реку взаимных оскорблений.
— На самом деле, Олег, — проведя рукой по лицу, заметил Валерий Павлович, — мы зашли слишком далеко.
— Вот это другое дело, — обрадовался Виталька. — А то такой сыр-бор устроили из-за пустяка!
— Я уступаю, — вздохнув, произнес Беккер, — пусть на этот раз будет по-твоему, Олег. Только в следующем споре уступишь ты, идет? — Валерий Павлович ухмыльнулся, надеясь шуткой нейтрализовать неприятное впечатление от столь бурной дискуссии.
— Идет, — помолчав, холодно ответил Вьюнец.
— Ты поезжай тогда, подготовь документы, — уже совершенно другим тоном заявил Валерий Павлович. — Если хочешь, Витальку с собой возьми. Он, может, в чем-то поможет. Я на этот раз пас. Поездил сегодня немного и совсем обессилел. Хотя, возможно, передохну и тоже подъеду.
— Нет, не надо, пусть Виталий остается, — отказался Вьюнец. — Если понадобится помощь, я свяжусь с вами.
В этот момент позвонили в дверь, и Виталька, выглянув в окно, констатировал:
— Кажется, это со станции техобслуживания.
— Я пойду тогда, — сказал Олег Станиславович.
— Я с вами, — предложил Беккер-младший.
— Да нет, останься, — Вьюнец погладил его по плечу и глянул на меня, — там делов-то на пять минут: колесо поменять.
— Как хотите, — немного обиженно ответил Виталька и сел на диван рядом с отцом.
После того как Олег Станиславович покинул дом, Виталька закрыл дверь на все имеющиеся замки и вздохнул облегченно, пожаловавшись:
— Как я устал…
— Кстати, сынок, — обратился к нему Валерий Павлович, — ты нам не рассказал, как у тебя на заводе все прошло. Чем занимался? Что выяснил?
Виталька принялся рассказывать о своих, к сожалению, бесплодных поисках истины, о том, с кем успел поговорить, что ему сказали, как ответили на его вопросы. Никто из сотрудников, по его мнению, никаких сведений, касающихся покушения на Валерия Павловича, не имел. Во всяком случае отсутствие шефа в это утро на работе все связывали с какой-нибудь его поездкой по важному делу. Секретарь была в отпуске, поэтому никто не поднял лишнего переполоха.
Виталька так же, как и его отец, просмотрел кое-какие документы, пытаясь найти в них следы каких-либо скрытых махинаций.
Но тоже ничего подозрительного не обнаружил. Беккер-младший «прозвонил» даже некоторых представителей других фирм, сотрудничавших с предприятием отца, поговорил с ними о разных делах, попутно присматриваясь к их поведению в разговоре и пытаясь обнаружить в нем что-либо необычное. В конце концов все свои попытки докопаться до чего-нибудь криминального Виталька вынужден был признать тщетными.
Тогда-то он и отправился домой.
Валерий Павлович слушал печально и радостно одновременно. Огорчен он был осознанием того, что на данный момент фактически находится в тупике безызвестности, а обрадован, на мой взгляд, живым Виталькиным участием в деле. Сын, который не идет по стопам отца, но целиком и полностью разделяет его интересы, поддерживает его в трудную минуту — хороший повод для отцовской гордости. В самом деле, при нашей встрече Виталька сказал, что у него свое, хотя и небольшое дело. Но, как я смогла теперь убедиться, он прекрасно разбирался в отцовской работе, знал все и вся на заводе и в нужный момент мог оказать вполне профессиональную помощь.
