А ведь наверняка между ним и Валерием Павловичем не раз возникали споры относительно того, какую жизненную стезю выбрать Беккеру-младшему. Поднаторевший в бизнесе папаша, вероятнее всего, желал видеть Витальку своим последователем. Но тот Проявил невиданное упорство и честолюбие, заявив, что не желает «паразитировать» на том, чего отец добился многолетним трудом. И в самом деле, то, чего человек не достиг самостоятельно, мало тешит самолюбие и не удовлетворяет амбиции. В этом я понимала Витальку, хотя большинство людей, глядя на него, покрутили бы у виска.
Дослушав Витальку, Валерий Павлович поблагодарил его и посоветовал отправиться в свою комнату, чтобы как следует отдохнуть после проделанной работы. Беккер-младший отказался, заявив:
— Отдых в обществе Евгении куда более полноценен. Ее компания как брызги живой воды…
— Ты мне льстишь, — заметила я и встала с кресла. — Валерий Павлович, готовьтесь к процедурам.
Я подошла к столику, на котором в беспорядке лежали лекарства, рекомендованные доктором, и в очередной раз стала читать написанные им рекомендации. После этого я приступила к осуществлению незамысловатых медицинских операций. Беккер ворчал, потирая больные места, но все же не сопротивлялся, зная, что без этого ему не обойтись.
Пара болезненных инъекций превратила его в брюзгу, а вот перевязка сделала по-настоящему невыносимым. Рана его еще довольно сильно беспокоила, и когда я стала менять бинт и туго накладывать другой, мне пришлось услышать несколько слов, которые обычно порядочные люди не произносят в обществе женщины. В конце концов я расхохоталась: смешно было видеть человека, который физически абсолютно послушен — говоришь: повернитесь — поворачивается, лягте — ложится, — а морально он само сопротивление: ругается на чем свет стоит.
Понимая, что Беккеру следует сейчас как следует отдохнуть, я решила вколоть ему снотворное. Иначе призвать его к покою будет просто невозможно, покой для выздоровления просто необходим. Да и на свежую голову Валерий Павлович скорее бы пришел к какому-нибудь новому решению относительно причин покушения.
Я велела своему пациенту лечь на живот и незаметно взяла вместо одной две ампулы.
Валерий Павлович снова потребовал показать, какое лекарство я собираюсь ему дать.
Повертев перед его лицом ампулой с подписью «анальгин», я на самом деле ввела средство, от которого его довольно скоро стало клонить ко сну. «Пациент» откинулся на подушки, так как я ему сказала, что для максимальной пользы лечения надо двадцать минут полежать с закрытыми глазами. Вскоре он уже был «готов», и я вздохнула с некоторым облегчением, так как и сама получала шанс на отдых.
— Устала? — обратился ко мне Виталька.
— Угу, — промычала я.
— Мой старик способен уморить любого, — улыбнувшись, заметил Беккер-младший.
— Ничего, я просто спала плохо. Нельзя было глубоко в себя уходить, сам понимаешь… Да и в течение дня одни стрессы…
— Ты их спор имеешь в виду? — спросил Виталька.
Я имела в виду другое, но решила соврать, надеясь, что он выскажется по этому поводу более подробно и, возможно, всплывут какие-то интересные детали.
— Да, я имела в виду это. Не понимаю:
Валерий Павлович назвал его другом, а ведут они себя, как враги…
— Не обращай внимания. Это они в последнее время разошлись. Такого раньше не было. Как говорится, седина в бороду… Стали спорить постоянно, причем из-за ерунды. Сегодня место сделки их поссорило, в прошлый раз они чуть не подрались из-за ее времени. Один хочет утром, другой утверждает, что лучше вечером. Такая ерунда! Стыдно из-за таких мелочей взрослым людям дебаты устраивать. А ведь раньше они легко приходили к общему решению… Что случилось, не понимаю…
— Мне кажется, это очень серьезно, — осмелилась предположить я.
— Да нет, ты ошибаешься, — поспешил переубедить меня Виталька.
— А ты в лицо Олега Станиславовича не смотрел? У него столько ненависти в глазах… Настоящей ненависти. Не просто временной сердитости, а глубоко засевшего чувства.
— Не бери в голову, — махнув рукой и улыбнувшись, заметил Беккер-младший. — Я понимаю, тебе трудно разобраться. Для тебя Вьюнец — чужой человек, а для нас он практически член семьи. В любой семье бывают как радости, так и ссоры, неприятности.
— Может быть, может быть… — вздохнула я. — Только мне этот, извиняюсь за выражение, тип определенно не нравится.
— Что ж, — ответил Виталька, — имеешь полное право на собственное мнение.
Невозможно вызывать симпатию у всех абсолютно. Каждый человек кому-то приятен, а кого-то по непонятной причине отталкивает. Но, поверь, я Олега Станиславовича знаю давно — вернее, это он меня знает с пеленок, — и в течение моей осознанной жизни оснований для недоверия он не вызвал ни разу.
— Тихо, — перебила я Витальку, услышав чьи-то шаги сквозь открытую форточку, — кто-то идет.
Я взялась за оружие и осторожно вдоль стены прокралась к окну. Беккер-младший тоже насторожился.
— Что? — кивнул он мне, когда я выглянула на улицу сквозь занавеску.
— Твоя мама, — вслух сказала я и села наместо.
Юлия Николаевна открывала замок своими ключами, но дверь не отворялась. Виталька очень постарался, заботясь о безопасности отца, закрыл дверь изнутри на довольно внушительный засов.
— Иду, — крикнул вспомнивший об этом Беккер-младший и бросился к входу.
— Здравствуй, — раздалось из коридора, а затем послышалось звонкое чмоканье: Виталька поцеловал мать в щеку.
— Как отец? — тихо спросила Юлия Николаевна, заглядывая в комнату и, увидев мирную картину, сама себе ответила:
— Слава богу, спит.
— Если бы ты знала, сколько дел он прокрутил за день, ты бы не радовалась так, — улыбаясь, заметил Виталька. — Это Женя ему «успокоиться» помогла.
— Извините, Женя, что не сразу поздоровалась, — обратилась ко мне Юлия Николаевна. — Добрый день.
— Ничего-ничего, — ответила я.
— Как его состояние? — поинтересовалась Виталькина мама.
— Опасений не вызывает, — сказала я, улыбнувшись и пожав плечами.
— Слава богу, — вздохнув, произнесла Юлия Николаевна, — а то я извелась вся.
И ведь не позвонишь никому, не узнаешь, что к чему. Не выдержала вот, наказ нарушила, он ведь велел до вечера не появляться. Разве это возможно в такой ситуации…
Я заметила на пальцах Юлии Николаевны совсем свежий маникюр, обратила внимание на аккуратно уложенные волосы и поняла, что все часы своего отсутствия она провела в каком-то салоне красоты.
— Вы обедали? — обратилась к нам Юлия Николаевна после некоторого молчания.
— У-у, — отрицательно промычал в ответ Виталька.
— Сейчас что-нибудь соображу, — отреагировала мать семейства, отправляясь на кухню.
— Ой, что это я, уснул, что ли? — воскликнул Беккер-старший, резко вскинув голову с подушки.
— Нет, это вам только кажется, — не скрывая иронии, позевывая, отозвалась я.
Довольно сытный обед, приготовленный заботливой Юлией Николаевной, разморил меня так, что глаза стали слипаться, и казалось даже, разноцветные сны начали кружиться возле головы. Я пыталась бороться с ними, периодически встряхивала головой, пощипывала себя за щеки, но чувствовала, что это мало помогает, пока, наконец, Валерий Павлович собственной персоной не нарушил мое полусладкое-полумучительное состояние.
— О-о-о… — тяжело вздохнул Беккер, взявшись обеими руками за голову. — Чугун, литой чугун…
— Вам не лучше? — спросила я.
— Когда человеку плохо, он не знает — лучше, не лучше. Плохо, и все. Башка трещит, плечо ноет…
— Валера! — воскликнула Юлия Николаевна, быстро спускаясь с лестницы.
— Т-ты чего? — от неожиданности вздрогнув, спросил он. — Ты уже вернулась?
— Да, — виновато покивала Юлия Николаевна. — Как ты?
— Нормально, — махнув рукой, ответил Беккер, косо посмотрев при этом на меня.
— Нормально, — подтвердила я, понимая, что Валерий Павлович намерен успокоить взволнованную супругу.
Все время после обеда Юлия Николаевна находилась в своей комнате, так же, как и Виталька. Я посоветовала им отдохнуть, уверив, что Валерию Павловичу сейчас их присутствие абсолютно ни к чему. Родственники пострадавшего сначала возражали, но усталость все же поборола чувство долга по отношению к главе семейства, и они отправились отдыхать, оставив меня в одиночестве сидеть возле клиента. Теперь же Юлия Николаевна выглядела растрепанной, так как, вероятнее всего, ложилась вздремнуть, а Виталька так и не вышел, наверное, уснув глубоко.
— Пойду в порядок себя приведу, — поправляя волосы, заметила супруга Беккера.
— Ступай, ступай, — ответил он, обрадованный избавлением от лишней заботы.
— Залежался я, — пожаловался он, когда мы вновь остались наедине. — Олегу, может, помощь нужна. Сделает он все как надо или нет? — спросил Беккер скорее самого себя, чем ожидая ответа от меня.
