Ознакомительная версия.
— Но зачем?
— Ривилис — поклонник группы, фанат. От фанатов никогда не знаешь, чего ожидать.
— То есть ты хочешь сказать, что он главный злодей во всей этой истории? — уточнила Полина. — Ну нет! Не похож он на злодея! И потом, не забывай, что Федор — сам жертва. Его убили. Да и… Ну хорошо, предположим, Федор обладает способностью воздействовать на людей. Допустим даже, что эту способность он применил на концерте — потому что фанат, и бог знает, что пришло ему в голову. Но как его можно связать с той ситуацией с продажей шуб среди лета или с внезапным безумием старичка, ломающего зонтик? Зачем ему это было нужно?
— Не знаю, может, зачем-то и нужно. Что мы о нем вообще знаем?
— И что, по-твоему, в салоне сотовой связи весь этот тарарам тоже он устроил? Да в него в это время стреляли. Он физически не мог присутствовать в тот момент в салоне.
— Не мог, — согласился Виктор и надолго замолчал. — И все-таки мне кажется, — заговорил он снова, — что Ривилис как-то со всем этим связан.
— Конечно, связан! Но не он, а его смерть. Возможно, Анна потом ему обо всем рассказала, а, может, он сам что-то узнал. Мы же не в курсе того, как развивались события дальше, — с укором в голосе добавила Полина.
— Не в курсе, — обиженно проговорил Виктор, — потому что я, свинья этакая, не дал тебе последовать за этими ребятами. Ты, кстати, была уже близка. Опоздай я на пару минут — и дело было бы сделано.
— По крайней мере, я бы узнала, что было дальше, — огрызнулась Полина.
— Ага, но мне-то ты ничего бы не сказала. Я не умею общаться с мертвыми.
— Я тоже не умею. К сожалению.
Полина надулась и пересела в кресло, подальше от Виктора. Тот, тоже обидевшись, вернулся к своей работе. Снова защелкала мышка, застучали клавиши клавиатуры. В этих звуках было что-то оскорбительное. Бесчувственная работа, сухой расчет. Ее видения он воспринимает практически, пытается выстроить из тех невыразимых словами ощущений реальную картину. Из полутонов, полунамеков на оттенки воспроизвести конкретный цвет. И она, наверное, никогда не сможет ему объяснить, что видения — это такая тонкая, такая хрупкая вещь, которая не поддается грубому анализу, из которой невозможно сделать логические выводы. Зачем она сказала Виктору, что Федор Ривилис — хакер? Теперь он повесит на него все грехи, тем более что не знал Федора лично. Виктор ужасный практик, невыносимо конкретный человек. Для того чтобы понимать, любить, сочувствовать, ему непременно нужно знать человека лично. Он легко проникается симпатией к людям, только если эти люди живые, осязаемые. А бедный Федор… Ну да, он был хакером и легко мог бы уничтожить любую информацию в Интернете. Но пошел бы на этот шаг он лишь для того, чтобы помочь Анне. А для Виктора хакер — все равно что преступник. И, раз здесь смог преступить закон, значит, и в остальном способен его нарушить. Например, устроить побоище на рок-концерте любимой группы. Преступник, злодей… Нет, Федор совершенно не похож на злодея.
Полина вспомнила потерянное, такое трогательно обиженное лицо Федора, когда Анна обнаружила его в комнате дочки. Он не хотел, чтобы она видела его испуг, его боль, его слезы, потому и сбежал от нее. Взрослый мужчина, так и оставшийся маленьким, ранимым мальчиком с наивными, смешными мечтами. Взрослый мужчина, по-детски безнадежно влюбленный в Анну. А ведь она об этом даже не догадывалась, подумала Полина. Странно! Обычно женщины чувствуют, что в них влюблены. Ему хотелось, чтобы она относилась к нему серьезно, как к мужчине, а она с материнской нежностью гладила его по голове, снисходительно слушала его смешные, наивные планы об устройстве конной школы.
Но одно можно сказать точно: этот вечный ребенок на роль злодея совсем не подходит. Но как объяснить это Виктору?
— Ладно, ничего у меня сегодня не получается. — Полина услышала, как Виктор выключает компьютер. — Попробую завтра другие способы — менее современные, зато более надежные.
— Что ты имеешь в виду?
— Телефонные звонки, что же еще. Информацию можно удалить из Интернета, но память людей стереть невозможно. Позвоню в концертную кассу, в газеты. А сейчас пошли-ка спать.
* * *
С самого утра, как только они приехали в офис, Виктор засел за телефон. Полина терпеть не могла находиться рядом, когда кто-то разговаривал по телефону — ей все казалось, что она подслушивает, даже если звонки были сугубо деловые. Поэтому она решила занять себя чем-нибудь. Ушла за перегородку, включила электрический чайник, достала из мини-холодильника масло, колбасу и сыр и стала делать бутерброды. Дома они не позавтракали, только выпили кофе — легли спать уже глубокой ночью и сегодня чуть не проспали на работу. Когда чайник закипел, Полина заварила чай и перенесла тарелки и чашки на свой рабочий стол. А Виктор все продолжал разговаривать.
Делать было больше нечего. Чтобы чем-то себя занять и не вслушиваться в разговор, Полина передвинула сахарницу поближе к чайнику, подумала немного и поменяла их местами. И тут ее рука задела за что-то. Этот невидимый ей предмет с негромким стуком упал на пол. Она присела на корточки, гадая, что это может быть, провела ладонью по поверхности пола — предмет, легонько звякнув, отлетел к ножке стола. Браслет Анны, поняла Полина, нащупав наконец этот неуловимый предмет.
Она подняла браслет, села за стол. И тут ей вспомнилась одна недодуманная мысль: в ее видении на Анне был этот браслет, как же это может быть, если она его потеряла? Но и теперь додумать эту мысль она не успела, потому что внезапно темнота, в которой она пребывала в реальности, рассеялась, и Полина поняла, что опять оказалась в том заброшенном доме.
Со вчерашнего дня здесь ничего не изменилось: умирающая Анна лежала на полу, Наблюдатель-убийца стоял над ней с пистолетом в руке. Картинка словно застыла, законсервировалась во времени. Это было странно, очень странно. Но и об этом Полина сейчас размышлять не стала, чтобы не тратить даром драгоценные секунды — в любой момент видение могло прерваться.
Мысленные образы Анны сегодня были Полине ясны и понятны. Вслушиваясь в бормотание умирающей, она легко узнавала знакомые уже места воспоминаний: интервью, видеоролики с диска, подавленный Федор, сидящий в детской в обнимку с меховым гномом. Словно страницы книги, Полина пролистывала уже «прочитанные» воспоминания, стараясь найти то место, на котором остановилась вчера.
Дверь одной из квартир на третьем этаже была приоткрыта, и оттуда пробивался слабый свет. Да, вот оно! Полина прикрыла глаза, сосредотачиваясь на ощущениях Анны, и легко вступила в этот поток. «Я» и «Она» сегодня без всяких усилий соединились.
Дверь одной из квартир на третьем этаже была приоткрыта, и оттуда пробивался слабый свет. Я подумала, что, если Наблюдатель хоть немного, хоть отчасти человек телесный, спрятаться он может только там. Но его в этой квартире не оказалось.
Не оказалось его нигде. Я обошла весь дом, освещая себе путь фонариком на телефоне. Вспомнила, правда, о нем не сразу и довольно долго сначала блуждала в темноте, рискуя сломать шею. Дом был пуст, давно необитаем и жуток. Наблюдателя в нем не было. Да и заходил ли он сюда вообще? Может, Федор прав и его не существует, он — лишь моя нездоровая фантазия? От этой мысли мне стало страшно, представилось, что и дома этого на самом деле нет, он существует только в моем больном воображении. Что-то произошло со мной, когда я смотрела ролики с диска — Троянская программа безумия толпы проникла в мой мозг. Мною овладел такой ужас, что я еле сдержалась, чтобы не закричать. Опрометью бросилась по лестнице вниз, вылетела из подъезда.
На улице мне стало немного лучше, но ненадолго. Темные дома, как монстры из фильма ужасов, обступали меня со всех сторон. Ни одного фонаря не горело на этой необитаемой, созданной, вероятно, больным моим мозгом, улице. Я бежала, не зная куда, сжимая в руках пакеты с продуктами, умоляя не Бога, а почему-то Федора, спасти меня, вывести отсюда.
Но вот наконец впереди забрезжил свет — я вышла в знакомую часть города.
Моя машина, родная, такая прекрасная в своей вещественной осязаемости, спокойно дожидалась меня у торгового центра. Забросив на заднее сиденье пакеты, я рванула с места и уже минут через десять входила в свою квартиру.
Позвонила Федору, поболтала с ним немного, пожелала спокойной ночи — на самом деле я просто хотела поблагодарить его за спасение.
Всю ночь шел дождь, и была жуткая гроза. Уснуть мне удалось только под утро. Спала я часа три, не больше, но проснулась бодрой и абсолютно здоровой. Кошмары остались во вчерашнем дне.
Утро было чудесным, необыкновенно солнечным, чисто умытым. Наскоро позавтракав, я собралась и поехала на дачу к маме с Машкой. Наша дача была довольно далеко от города — в двух часах езды — но зато располагалась в экологически чистом месте. Поблизости ни одного завода, ни одной вредоносной фабрики. Лес, речка, все прелести загородной жизни.
Ознакомительная версия.
