— Николай Анатольевич, простите за нескромный вопрос: Людмила Григорьевна изменяла вашему брату?
— А вам-то зачем эта информация? — Он насупился и неодобрительно взглянул на меня.
Я спокойно вынесла этот ледяной душ и попробовала сыграть на его родственных чувствах.
— Вы, насколько мне известно, самый близкий Юрию Анатольевичу человек, у кого же мне еще спрашивать? Узнай ваш брат об измене своей жены, неужели он не поделился бы с вами своей обидой и опасениями? Но это, конечно, если прецедент действительно был…
— Вот именно: если да кабы, — опять усмехнулся он, но уже более миролюбиво, — и потом, какими бы теплыми и доверительными ни были отношения между двумя братьями, почему вы думаете, что один непременно рассказал бы другому об измене своей жены?
— Не знаю, — я пожала плечами, — мне кажется вполне вероятным, что человек может поделиться самым наболевшим с другим близким человеком. А что, Юрий Анатольевич проявлял замкнутость?
— Нет, он даже, мне кажется, чересчур распахнут и доверчив. Но… Почему вы говорите об измене Людмилы как о само собой разумеющейся вещи? Это только ваши догадки, предположения и гипотезы…
Он смерил меня пренебрежительным взглядом и снова закурил.
— Так вы не знаете ни об одном таком случае? — долбила я в одну точку и, пытаясь если не сломить, то исподволь подточить упрямство Овчаренко, добавила:
— Николай Анатольевич, поверьте, я спрашиваю вас не из житейского любопытства или какой-то прихоти, я хочу найти вашего брата. Вы ведь тоже этого хотите?
Я в упор посмотрела на него. На его сосредоточенном лице не дрогнул ни один мускул.
— Дорога каждая минута, малейшая информация может продвинуть расследование…
— Хорошо… Людмила изменяла Юрию, но это ничего не значит, — спохватился он, — Юрка был слишком мягок с ней, слишком покладист… — Николая Анатольевича, к моему великому удивлению и радости, «прорвало»:
— Сто раз говорил ему: зачем тебе эта б… Она ведь только делает вид, что живет с тобой в законном браке, а на самом деле ей на тебя наплевать, гони ее в шею, а я тебе помогу с наладкой предприятия, возьму на себя то, в чем действительно разбираюсь, и не хуже твоей Людки обеспечу нормальную работу фирмы.., что ты с ней церемонишься, у тебя даже сын не от нее!..
Он замолчал. Я не торопилась с вопросами.
— Да, да, Никита — сын от первой жены Юрия, Светланы. Она, царство ей небесное, умерла при родах. Хочу вас сразу предупредить:
Никита ничего не знает и знать не должен, вы меня понимаете?!
Я кивнула с самым серьезным выражением лица.
— Можете не беспокоиться, это останется между нами.
Он внимательно посмотрел на меня и продолжил:
— Да и расследование это, если хотите знать, я затеял, а ей — по хрену мороз! — не побоялся он сильного выражения. — Она ни о чем не волнуется — нет, конечно, волнуется: о деньгах, о договорах, о том, как выглядеть на той или другой вечеринке, о том, когда лучше смотать на Канары, и еще бог весть знает о чем!
Он сделал презрительную гримасу и отвел глаза.
— К Никите, правда, она неплохо относится, нужно отдать ей должное, а так… — он махнул рукой.
— Николай Анатольевич, давайте вернемся к вашему брату. Понятно, что он — генератор идей. Но меня сейчас интересует другое, — я сделала небольшую паузу, ловя на себе вопросительно-удивленный взгляд Овчаренко, — как вы думаете, способен ли ваш брат просто так вот взять деньги и уехать в неизвестном направлении?
Я приготовилась к гневному, уничтожающему взгляду и суровой отповеди, но, к моей полной неожиданности, Николай Анатольевич просто посмотрел на меня как на стопроцентную идиотку. Его узкий рот скривился в горькой усмешке.
— Полная околесица. «Стилобат» — в большей степени, чем Людмилы, детище моего брата, уж не буду говорить вам о семье, любви к сыну, ответственности за него, да и вообще об элементарной честности и порядочности Юры.
Зачем ему куда-то ехать?
Он скептически пожал плечами.
— Простите за еще один не очень…
— Давайте, давайте, — сделал нетерпеливый жест рукой Овчаренко, — что там у вас?
— Я бы хотела вас спросить о сексуальной ориентации вашего брата…
— Что-о-о?! — несмотря на свою готовность услышать очередной «нескромный» вопрос, Николай Анатольевич такого не ожидал.
Его брови полезли едва ли не к корням волос надо лбом.
— Он интересовался только женщинами? — Если бы не мое обычное самообладание, я бы, наверное, зажмурилась или отвернулась, но я спокойно смотрела ему прямо в глаза.
— Да, Евгения, — он как-то нервно усмехнулся и укоризненно покачал головой, — Юра… как вы это сказали, увлекался только женщинами. Так это и есть ваша вторая версия?
— Вы ведь знаете, что Юрий Анатольевич пропал не один, — невозмутимо сказала я.
— Знаю, и что из этого? С ним был Борщев.
Но это же не повод для подобного рода утверждений?
— Вы знакомы с Борщевым?
— Знаком, — сухо ответил Овчаренко.
— И как он вам?
— Юрка отзывался о нем как о дельном, исполнительном и увлеченном работой человеке. Я его видел не раз, разговаривал. Конечно, мой брат всегда грешил чрезмерной мягкостью в оценках, но в данном случае, как мне кажется, он был прав. Вот только больно уж он пижонист, этот Борщев, ну уж это — его дело.
Вы, что же, хотите сказать, что Юра и этот Борщев…
Он часто заморгал и едва не прыснул со смеху.
— Чушь, — в один миг став серьезным, холодно констатировал он, — вам вообще не стоило принимать во внимание эту.., нет, не версию, а бред.
— А какие у Людмилы Григорьевны были отношения с Борщевым?
— Они работают в одной фирме — какие у них могут быть отношения? — Он посмотрел на меня как на дуру.
— У них не было романа?
— Служебного? — одарив меня снисходительным взглядом, пошутил Овчаренко.
— Вот именно, — на моем лице застыла маска сосредоточенного интереса.
— Насколько мне известно, нет.
— Хорошо, Николай Анатольевич, ответьте мне на последний вопрос: когда и как вы узнали об исчезновении вашего брата?
— Узнал от Людмилы, потом позвонил домой Борщеву, там никто не брал трубку. Сразу понял, что дело пахнет керосином. Поехал на Провиантскую. Там Людмила, вся в слезах…
— А вы говорите, что она не переживает, — упрекнула его я.
— Так непонятно ведь — о брате моем или о пропавших деньгах? — Овчаренко цинично усмехнулся.
Может быть, он имел на это право.
— Это все? — Он обеспокоенно посмотрел на часы.
— Да. Спасибо вам большое, вы мне очень помогли.
Он устремил на меня недоверчивый взгляд, в котором я заметила тень самодовольства.
— До свидания, — я встала и направилась к двери.
— Держите меня в курсе.
— Непременно.
* * *
Квартира Борщева располагалась на четвертом этаже нового девятиэтажного дома, облицованного «итальянским» кирпичом. «Фольксваген», чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, я оставила на дороге, выбрав местечко, прикрытое от солнца кроной большого тополя.
Не торопясь, я преодолела шесть лестничных маршей и с минуту постояла перед дверью квартиры Вячеслава Михайловича, прислушиваясь. Все было спокойно. Я надавила кнопку звонка. Ничего. А чего ты, милочка, ожидала?
Что Борщев собственной персоной откроет тебе дверь, пригласит в дом и за чашечкой кофе объяснит, куда они с Юрием Анатольевичем запропастились?
Я позвонила еще раз, теперь уже более настойчиво. Выждав еще некоторое время, достала нож-отмычку и начала колдовать над замком.
Мой чуткий слух уловил, что лифт, предусмотрительно вызванный мной, тронулся и пополз вниз. Продолжая заниматься своей работой, я ждала, когда он снова начнет подниматься. Ага, пошел. Приостановив свое занятие, подошла к лифту на случай, если кто-то вздумает выйти на четвертом. Нет, проехал выше. Опять вернулась к замку.
Через четыре минуты я уже была в квартире и запирала за собой дверь. Чтобы не оставлять отпечатков, натянула на руки тонкие хлопчатобумажные перчатки. Прежде чем начинать тщательный обыск, решила просто осмотреть квартиру. Заглянула в ванную, в туалет, на кухню, потом прошла в комнату, служившую спальней, и, наконец, в гостиную.
Чисто, опрятно, но как-то пустовато, что ли… Такое ощущение, что чего-то не хватает.
Только вот непонятно чего. Я снова вернулась на кухню, окинула взглядом стены, оклеенные зелеными обоями, деревянный стол рядом с угловым диванчиком, холодильник. Что там у нас, в холодильнике? Недопитая бутылка спрайта, картонный пакет апельсинового сока, кусок ветчины в прозрачном пластиковом пакете, сыр… Не густо.
Я закрыла холодильник и повернулась к раковине, под которой обычно стоит мусорное ведро. Иногда содержимое мусорного ведра может многое рассказать о характере его владельца. На этот раз — ведро пустое. Это говорит о том, что Борщев — человек довольно педантичный — не забыл выбросить мусор, перед тем как уехать на несколько дней, чтобы не оставлять корма тараканам. Если, конечно, он не пользуется услугами домработницы.
