свои друзья. А мы с Региной росли вместе, в одну школу ходили, даже в один класс. Родители специально нас так отдали, считали, что так я смогу защитить сестру от обидчиков, но получилось иначе. Регина всегда была рослой девчонкой, да еще единоборствами занималась, она всех мальчишек у нас в классе колотила, они в мою сторону даже косо посмотреть не решались.
– Сестра вас защищала, а когда ей защита понадобилась, вы что сделали?
– Что?
– Карты банковские ей заблокировали.
– Я не виноват! Это отец устроил! Регина свои деньги в его банке держала, мы все там их держим, ему легко было ей счета заморозить.
– Но зачем?
– Это все из-за Тимура.
– Жениха Регины?
– Женихом он ее когда еще был, а когда она от него отказалась и замуж вышла, он один тоже недолго оставался.
– И что?
– Женился он, вот что.
– Так и при чем тут Тимур?
Олег вздохнул.
– Хоть Регина с Тимуром в свое время и поцапались, но чувства между ними не остыли. И Регину к нему тянуло, и Тимура к ней. Сколько-то они продержались, а потом стали тайно встречаться. Дальше – больше. И как все тайное – это стало явным, и об этом поступке Регины стало известно отцу. Разозлился он на нее, не то слово! Развод для дочери – это позор. Но супружеская измена дочери своему мужу – это вообще ни в какие ворота не лезет. Он так прямо и сказал, что в прежние времена должен был бы Регину своими руками по заднице вожжами отхлестать, чтобы позор с семьи смыть. Но сейчас времена другие, ограничился тем, что перекрыл ей весь финансовый кислород. Сказал, пусть посидит какое-то время без денег, глядишь, одумается и передумает от мужа уходить.
– А что же Тимур?
– Его собственные родители приструнили. Но с ним сложней. Тимур все-таки мужчина и сам по себе тоже чего-нибудь да стоит. Если бы захотел, мог бы и от жены уйти, и с Региной вновь сойтись. Да у той муж, вот в чем дело.
Но муж как раз был в таком случае не помеха. Ведь официально Регина с Семеном не были расписаны. Весь их брак был просто театральной постановкой, любительской и не слишком умелой. Но и зритель тоже был не особо требователен. Итак, родные Регины были не в курсе того, что ее брак с Семой и браком назвать нельзя, так, простое сожительство, которое можно прекратить в один миг и без всяких финансовых потерь. Так мог кто-нибудь из любящих братьев попытаться помочь сестре избавиться от обузы в виде нелюбимого мужа? Ответ напрашивался сам собой: да, мог.
– Ты вчера поздно вечером приезжал к сестре?
– Да, был у нее.
– Вы у магазина встретились?
– Точно.
– Семен там тоже был?
– Нет. Я его не видел. Только Регина была.
– С мартини и яблоками в руках?
– Да. Откуда вы все это знаете?
– И куда вы после магазина пошли?
– К Регине и пошли. Она рассказывала, какой кретин у нее муж. И что при таком скучном муже просто невозможно ей было не встречаться с Тимуром. Часа два мы с ней о том о сем поболтали, мартини выпили, потом она меня выпроводила.
– Вас кто-нибудь вдвоем у нее видел?
– Курьер видел, который нам пиццу привез. И еще один, потому что нам еще и суши захотелось. А почему вы меня об этом спрашиваете?
Арсений не стал ничего объяснять. Он выяснил, в каком ресторане заказывали доставку суши и пиццы, записал и пообещал, что проверит слова Олега.
– Проверяйте, – фыркнул тот.
И было ясно, что с этим у него все в полном порядке. Фима молчала. На нее вдруг нахлынули страшная усталость и разочарование. Столько беготни, столько волнений, а толку пшик. Установить алиби Семена им так и не удалось.
Ее друг держался чуть лучше.
– Ничего страшного, – объявил Арсений, когда они вышли из ресторана и вдохнули свежего морозного воздуха. – Сейчас мы поедем по домам, лично мне спать просто жутко охота.
– А завтра?
– Прямо с утра отправимся с тобой в театр. Раз нам толком так и не удалось установить алиби Семена, возвращаемся к первоначальному плану, ищем настоящего убийцу Евдокии. Когда мы найдем преступника, это и станет лучшим оправданием для Семена.
Остаток ночи прошел спокойно. А вот спозаранку вновь начались звонки от возмущенной родни, все хотели знать во всех подробностях, как получилось, что поход в театр в сопровождении Фимы закончился для Семы тюрьмой и арестом. От всех этих неделикатных людей у Фимы началась головная боль, и она сбежала в театр.
Театр в утренние часы был тих и безлюден. Утреннего представления сегодня в репертуаре не имелось, и без публики театр был совсем не похож сам на себя. Да еще и артисты сновали с растерянными и встревоженными лицами. Вернувшаяся к своим Хризантема-Алечка, против которой у следствия не нашлось доказательств, вовсю делилась с коллегами пережитым ею страхом.
– Всю ночь меня допрашивали. Всю ночь! То один следователь, то другой, то третий. У меня в голове уже мысли стали путаться от усталости, если хоть в чем-нибудь душой бы покривила, обязательно бы прокололась.
– А что спрашивали-то?
– Не что, а главным образом про кого. Про Геннадия чаще вопросы задавали. Про Мусика. И про Никитушку.
– Все ясно, подозревают в убийстве Евдокии ее любовника, мужа и его любовницу.
– Про всех троих мне вопросы задавали, – подтвердила Алечка.
Она выглядела очень довольной, все внимание было сосредоточено на ней одной. Давненько ей не перепадало такой удачи. О судьбе своего кавалера она если и задумывалась, то не слишком часто. И землю рыть, чтобы избавить Сему от заключения в камере предварительного задержания, не собиралась.
– Если невиновен, разберутся и отпустят, – отмахнулась она от вопросов Фимы. – А если он и впрямь впрыснул чего-то старухе, то я тут ни при чем! Я ни о чем подобном его точно не просила. Но если хотите знать мое мнение, то следователь совершенно правильно подозревает этих троих. Да-да! И я от своих слов не откажусь! У любого из этой троицы был свой мотив, чтобы желать смерти старухи! Генку она допекла своими требованиями, чтобы в театре все шло по ее сказанному. Никиту просто достала своей ненасытностью, требовала, чтобы он все время вился возле нее хвостиком и изображал неземную страсть. Ну а насчет Мусика тут и говорить нечего, она спит и видит, как бы ей стать мадам режиссершей. Если бы у них не оказалось алиби, то они бы все трое давно
