время в комнату вошел сам Володя. Осмотрелся.
– Я не понял, а где моя жена? Ты куда ее подевала?
– Да не знаю… – как-то сразу напряглась Марина.
Глаза ее забегали. Я настолько ее хорошо знаю, что сразу поняла – она явно что-то знает.
– Я же отправил ее за чаем. Уже почти час прошел. Сейчас ей позвоню.
Он позвонил, даже включил телефон на громкую связь, словно для того, чтобы их разговор услышали все мы. Из кухни как раз вернулся и Лева, уселся в кресло и взял в руки какой-то журнал, полистал его, словно искал нужную ему страницу, из чего я сделала вывод, что до того, как отправиться на кухню за водой, он сидел все же не на диване, а именно в кресле. Но никакого разговора не получилось – только длинные гудки. Сазыкин неожиданно для нас, да и для себя, полагаю, тихо выматерился. Покраснел.
– Вот черт, куда она подевалась?
– Володя… – Марина приподнялась с подушки, выпрямилась и, сделав небольшую паузу (ну, прямо как в театре, подумала я), сказала: – Вообще-то, она вернулась, с пакетом. Вон он, на полу за креслом… Потом ей кто-то позвонил, она сказала, что сейчас откроет… Она извинилась зачем-то передо мной, бросилась в прихожую, и я слышала, как она разговаривала с кем-то в дверях.
– С кем?
– С мужчиной. Мне показалось, что это был Жора. Но я могу и ошибаться.
– Жорка Логинов? И что ему здесь нужно было?
– Не знаю, но, по-моему, они ругались… Он обозвал ее, я извиняюсь… – Марина посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Леву. – Сукой. И после этого я услышала, как хлопнула дверь. Вот, собственно, и все.
– И больше она не возвращалась?
– Нет.
– А вы, Лев, где в это время были?
– Он был с вами на кухне, – ответила вместо него Марина.
– Да, это так, – подтвердил Лев. – Нет, я видел, как ваша жена вернулась с пакетом, а потом я действительно пошел на кухню.
– Странно… Может, что-то с Татьяной? Может, она отправилась к ней в больницу? Хотя… Она бы тогда сказала мне. Жора… Он-то зачем приходил?
– Говорю же, может, и не он. Хотя голос похож.
– Ладно. Вернется, куда она денется. Ну что, господа, давайте накрывать на стол. Лариса, пойдем, я покажу тебе, где овощи, приготовишь салат?..
– Нет-нет, думаю, нам лучше поехать уже домой, – снова удивила меня Марина, которая еще недавно собиралась остаться на ужин. – Что-то у меня бок разболелся, да и вообще, голова кружится. Главное – вы поговорили, да?
– Да, – кивнул головой, поджав губы, вспомнивший свою финансовую радость Сазыкин. – Слава богу!
Они с Мариной понимающе переглянулись. Дело в шляпе, так сказать. Почти содрали с богатой глупой вдовушки денежки. Молодцы, ребята! А вот как я вам их не дам? Что будет тогда? Лишат меня роли, которой, думаю, и в помине не было? Театр не поедет на гастроли в Европу, о чем так страстно, с тех пор как Олежа Смирнов с блеском проделал этот путь вместе со своими любимчиками, мечтал Сазыкин? Ну и что? Лучше уж я обеспечу необходимыми лекарствами больных детей. Вот так. Жаль, что это мое решение не успели увидеть, прочесть на моем изменившемся лице мои так называемые друзья.
Даже Марина в этот вечер стала мне немного чужой. У меня из головы не выходила рассказанная ею история о попытке моего Левы соблазнить ее. Да и Сазыкин показался мне алчным и завистливым человеком, которому не дают покоя лавры его предшественника.
А Соня так и вовсе повела себя как невоспитанная женщина. К ней пришли гости, причем не простые, а готовые дать, да что там – подарить ее мужу восемь «лимонов», а она взяла да и слиняла! Будь что важное, например, проблемы с отравленной Танечкой, как предположил Володя, мы все бы об этом узнали. А так… Может, она специально ушла, чтобы не возиться с ужином? Хотя… Что я знала о Соне? Да ничего, кроме того, что она жена нашего главрежа, женщина спокойная, мягкая, улыбчивая, считающая себя хозяйкой в театре. И это притом, что там есть директор, тихий пьяница, которого мы почти и не видим. Поговаривают, что эту должность готовят как раз для Сони. И что директора спаивают, отвозя ему пакеты с бутылками… Я-то думала, что это сплетни. А вот сейчас почему-то вспомнила об этом.
– Брр… Как холодно! – сказала Марина уже в машине, когда мы возвращались домой.
– Странно, на дворе зима, а в подъезде окно распахнуто! – сказал Лева, глядя на дорогу.
– Кому-то курить в квартире запрещают, вот и курят в подъезде, – сказала я. – А потом проветривают, пока подъезд не промерзнет.
– У тебя дома еда есть? Может, заедем куда-нибудь, купим продуктов? Я сам готов приготовить ужин, если ты устала.
– У меня есть суп… остатки курицы… Лучше, конечно, заехать, купить. А можно заказать еду из ресторана, я так делаю иногда, когда лень готовить.
– Вообще отличная идея. Я тоже так делаю, когда некогда.
Ужинали мы глубокой ночью вкусностями из ресторана, запивая их вином. На десерт были заказаны пирожные «Анна Павлова» с земляникой.
– Вкусно жить не запретишь, – вырвалось у Марины, когда она уписывала уже второе пирожное. – Роскошно! Просто какое-то гастрономическое безумие!
– Думаю, тебе пора уже спать, – сказала я, быть может, слишком назидательно, как мать, подавая ей салфетку, чтобы она стерла с губ безе. – Я тебе уже постелила.
– Да, ты права… Господи. Какое же это счастье, что я жива! А ведь меня могли сегодня убить!
Мне показалось, что она произнесла это слишком уж весело, хотя вполне могла бы обидеться на меня за то, что я так бесцеремонно выпроваживаю ее спать.
Я проводила ее до комнаты, которую она уже наверняка считала почти своей, закрыла за ней дверь. Вернулась на кухню.
Мы снова стояли у окна, и Лева обнимал меня. Целовал.
– Мы с Мариной завтра-послезавтра улетаем в Париж, – наконец решилась признаться я.
– Почему с Мариной? А со мной можно? Правда, не на этой неделе, у меня сейчас много работы, но на следующей – легко! И почему именно в Париж? Там сейчас тоже холодно… Можно отправиться туда, где тепло…
Я зажала ему рот рукой. Не знаю, как у меня это получилось. Просто хотела, чтобы он выслушал меня, пока я не передумала.
– В Париж, потому что у меня там дела. А с Мариной, потому что она знает французский.
– Хорошо. Поезжайте. Если хотите, я вам дам ключи от своего дома. Он, правда, еще не отремонтирован до конца, и не в самом Париже, а в пригороде, но там все есть для жизни. Я дам вам телефон соседа, он присматривает за домом.
– У тебя дом в Париже?
Честно хочу признаться, после альфонса Игоря приятно было узнать, что за мной ухаживает человек, которому нужны не мои деньги, а я сама. Вот так я бы определила свое чувство радости, узнав, что Лев не обманул меня, когда сказал, что является крутым бизнесменом. Хотя если бы я узнала, что он беден, но не потому, что ничего не заработал, а просто прогорел, обанкротился или оставил все своей семье, с такой же радостью приняла бы его в свою жизнь, помогла бы, чем смогла.
– В Шатийоне, это совсем недалеко от города.
Мне это название
