пригласительно произнесла я. — Что там с вашими родителями?
— Живы они, — Дима начал, как я и думала. — Они в Запокровском, в монастыре. Ну, не оба в одном, они монахи. Там два монастыря, мужской и женский.
— Туда еще туристы ездят, из-за архитектуры, — вставила Зинаида.
Она держалась уже совсем уверенно и деловито. Разве что глаза до сих пор были красные, как и у ее брата. Хоть и по иной причине.
— Про туристов я знаю, — уточнила я.
Года два или три назад я и сама посетила Запокровский женский монастырь в связи с расследованием.
— Короче, у нас родители такие… очень верующие. — Дима чуть заволновался. Чашку в руках вертел совсем как старшая сестра. — И мне лет четырнадцать было…
— Пятнадцать почти, — уточнила Зинаида.
— Может, ты и расскажешь? — сердито огрызнулся он. — Спасибо. Ну, мне пятнадцать, Зинке двадцать три почти, а Славка на втором курсе в универе учился. Девятнадцать ему было, да, Зин? Во-от. Зинка последний курс училась. И тут предки решают, что все, быть родителями — это не то, чего от них хотел Господь. Типа откровение им было. Берут и уезжают в монастырь, или стригутся, или как там вообще это делают…
— Умонахиваются, — едко и заковыристо выразилась Зина.
Дмитрий молча вытянул руку, сжатую в кулак, Зинаида по этому кулаку ударила.
— У них там, стало быть, высшее служение божьей воле. Семья — это уже мирское, ага. Не для монахов. А о детях, которых они по божьей же воле наделали, боженька как-нибудь позаботится. Зина в результате сначала академ взяла, потом пришлось совсем универ бросать.
— Что взяла? — не разобралась я. — А, академический отпуск. Ясно.
— Я тогда подумала, что раз мне легче удалось поступить, то потом будет проще восстановиться. — Мрачно добавила Зина, попивая чай. — Слава-то с трудом поступил, со второго раза. И факультет престижнее моего. Хорошо хоть его на бюджет взяли.
— Несколько лет перебивались как могли, — продолжил Дима. — Я подрабатывал между учебой, Зинка пахала как вол. Родителей вообще не интересовало, как мы там. Тогда ж еще вроде эти монастыри активно восстанавливались, чинились-штукатурились. И они в эту починку с головой ушли. — Дима с горечью покачал головой. — Богоугодное дело! Потом статья в тарасовской газете была, большая. Я в интернете смотрел. Фотки всех монахов-послушников и кто там еще в монастыре бывает. Про родителей чуть ли не особо сказали, про их самоотверженный труд и прочее. А что дети полуголодные — это фигня, правда?
— А потом у меня накопился опыт, я работу денежную нашла. Слава начал рассказы писать после университета. — Зинаида перехватила инициативу. — Я посмотрела — предложила в журнал отослать. Там у него один рассказ взяли, другой… Заплатили… Потом он взялся за роман, дело пошло. Я Славу раскрутила, на учебу раздумала возвращаться. Теперь вон сколько времени прошло, мы в Москве живем. А они… Не знаю даже, помнят ли про нас.
— Так вы все-таки местные. Тарасовские, так? — рассудила я.
— Неа. — Дима встал и, не спрашивая, снова налил чаю и себе, и сестре. — Мы из Всеволожска, это Ленобласть.
— Далековато у вас родители махнули, — удивилась я.
— А это чтобы от мирских соблазнов удержаться, — ядовито отозвалась Зина. — Чтобы слезы детей и укоры знакомых не искусили вернуться. Да вдобавок тут на восстановление монастырей клич кликнули, рабочие руки были нужны.
Она помолчала, принимая чашку из рук брата, и положила себе сразу четыре ложки сахара. И совсем зло добавила:
— Так что Слава оказался дважды брошенный. Сначала — когда его в пять лет родители из машины выпихнули, прежде чем автобус в машину врезался. А потом вот так. На черта, спрашивается, усыновлять ребенка, когда и о своих толком не заботишься. А потом вообще — вот так вот. — Она тяжело вздохнула. — Я, когда работала, была на них очень зла, ненавидела прямо. А потом поняла, что не могу прекратить злиться. И решила, что они для меня умерли. Вот так, взяли и умерли. И то, что я не проводила их в последний путь как положено — это у меня такая месть. Иначе, боюсь, я бы тогда на последние деньги к ним приехала и сделала бы с ними что-нибудь ужасное.
Старшая из Хохотов умолкла.
— Меня лично радует, что шоу-бизнес — это последнее место, где они хотели нас видеть, — философски отметил Дима. — Я в гримеры пошел, чтобы девчонок лапать на законных основаниях. По работе, правда, не только девчонок приходится.
— Да, картина так себе, — подытожила я. — Понимаю, что вы, Зинаида, не смогли пересилить свою привычку. Но в расследовании важна правда, поэтому, пожалуйста, больше никакой лжи. Тем более что эта обнаружилась очень быстро.
— Сергей говорил, вы умеете хранить тайны, — кивнула Зинаида.
— Он абсолютно прав.
— Теперь понимаете, — усмехнулся Дима, — почему я к бабе Рае сразу после монастырей поехал? Такое дело запить надо хорошенько! А то вдруг святошей стану, попки женские пудрить разлюблю.
— Да, — в тон ему отозвалась я. — Не понимаю только, зачем вас туда понесло. Не за родительским же благословением?
— Нее, — со смешком отмахнулся Дмитрий, — боженька у них по-прежнему самый любимый ребенок в семье.
Он выдержал почти мхатовскую паузу перед следующей фразой:
— Но Слава к ним тоже зачем-то приезжал. К обоим. Недели две назад.
— Вот ты всегда так! — укоризненно вскинулась Зинаида. — Я ищу, ищу… раньше не мог сказать?
— Прятать не надо было, — парировал Дима. — Может, и искать не понадобилось бы.
У меня голова кругом пошла:
— И давно вы узнали, что он там был?
— Вчера буквально. — Дима и не думал оправдываться. И виноватым не выглядел. — Узнал бы раньше, поехал бы раньше.
— Кто тебе сказал? — Зинаида подалась вперед, локти на стол, взглядом так и впилась в лицо брата.
— Я по его бумагам догадался.
— Я все его бумаги просматривала! — заволновалась Зинаида. — Из тарасовской квартиры забрала, из московской, ездила в Петергоф…
— В Петергофе квартиру попросили освободить на прошлой неделе. Издательство не стало ее дальше за Славой удерживать. Я в Москву все его вещи забрал, — пояснил Дима.
— Сволочи, хоть бы сообщили! Я Славин агент, между прочим! Он им столько денег заработал! — Она вскочила, энергично прошлась по кухне из конца в конец. — Все, разберемся с этой книгой — и к черту эту «Корону», к черту!
— Зин, договорить-то дай, — тихо попросил Дима.
— Ладно, все, я спокойна. Я спокойна. — Обратно Зинаида не села, так и застыла возле кухонной тумбы, сложив руки на груди. — Ну?
— Знаешь, — протянул Дима, — ему все-таки было от чего бежать. Я считаю, что ты ему с этим контрактом сделала чуть-чуть
