— Вы для всех своих родных и знакомых подобрали персонажей из «Алисы»?
Харви рассмеялся.
— Для некоторых. Взять, к примеру, моего тестя. Типичный Король Бубен. Важничает, немного самодур, но в целом — симпатичный малый.
— А вы? Вы кто?
— О, я конечно же Валет. Я украл десять котлет. Или, вернее, только одну, если говорить о членах семьи, но тогда каламбур получается грубым, а грубость нам не к лицу, верно? — он умолк ненадолго, потом сказал: — А еще мне подходит роль Шалтая-Болтая.
— Почему же?
— Потому что этот несчастный сидел на стене, не так ли? И ему ничего не оставалось, кроме как упасть. — Он смотрел на нее теперь без улыбки, скорее изучающе. — Если хотите знать, вы мне сейчас видитесь самой Алисой, которой не вполне ясно, по какую сторону зеркала она очутилась.
Вот ведь дрянь какая! Но вслух она, разумеется, этого не произнесла.
У Берти опять появились клиенты — четверо, которым приспичило поиграть в гольф, и пока он их обслуживал, у Люси было время оглядеться по сторонам. По стенам комнаты тянулись стеллажи с клюшками, ракетками, скейтбордами и прочими атрибутами разнообразнейших спортивных развлечений, доступных платежеспособному клиенту. Еще здесь была витрина с футболками, шапочками и солнцезащитными очками, выставленными на продажу.
Она прошла в соседнюю комнату, которая оказалась обычным офисом, а за следующей дверью, к немалому удивлению Люси, находилась фотолаборатория с затемненными окнами и полным набором оборудования для проявки и печати. На скамеечке при входе были разложены прозрачные пакетики со снимками — к каждому прикреплена этикетка с фамилией и ценой.
— Вы, стало быть, еще и фотограф — опять-таки в подражание Льюису Кэрроллу?
— Нет, просто это дело мне нравится, и к тому же дополнительный заработок, знаете ли. — Берти стоял у нее за спиной на пороге лаборатории. — Они приезжают сюда, и у каждого с шеи свисает камера за двести или триста фунтов. А кончается все тем, что они покупают у меня фотографии своих детишек, сделанные старенькой «Практикой», которую мама подарила мне к восемнадцатилетию. Смешной народ, доложу я вам!
Для Керси не составило большого труда разыскать адвоката Агнес Рул. Всякий знал Гектора Пенроуза, который был поверенным почти трех поколений Рулов и Клемо. Официально он удалился от дел и жил теперь в приземистом домике с выбеленными стенами, стоявшем на самой вершине холма с северной стороны от гавани. Из окон открывался великолепный вид на залив.
Керси провели в неприбранную комнату с эркером, выходившим — куда же еще? — на залив. После дождя море и небо казались неестественно ярко-синими, чайки белее, солнце ярче. Пенроуз сидел за большим письменным столом, разложив перед собой несколько листов с марками, вынутых из кляссера. Взмахом большой лупы, которую он держал за деревянную ручку, визитеру было указано на кресло. На одном углу стола лежали несколько филателистических каталогов и журналов, на противоложном свернувшись спала полосатая кошка.
— Инспектор Керси, говорите? — Старик оглядел его критическим взором. — Но вы ведь не из корнуолльских Керси, я полагаю?
— Насколько мне известно, мой род происходит из Саффолка.
— Я так и думал, — кивнул Пенроуз. — Что ж, не всем дано быть богоизбранными, — он хихикнул. — Свою судьбу надо принимать с надлежащим смирением…
— Сэр, как мне сказали, вы являетесь адвокатом семьи Рул.
— Вообще-то я уже несколько лет как на пенсии, но несколько моих давних клиентов, которым не по душе перемены, по-прежнему пользуются моими услугами. Восприемники моей практики относятся к этому с пониманием и выполняют всю черновую работу.
Он изучил под лупой парочку марок, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное. Потом спросил:
— А вы не интересуетесь марками, мистер Керси? Нет? Конечно, нет. А жаль! Что же касается Рулов, то у Джейн, как мне сообщили, будут неприятности из-за тела ее золовки в морозильнике. Сами понимаете, об этом я распространяться не имею права. Чем еще могу быть полезен?
Он был пухленький, розовощекий, его кудрявые седины переливались в солнечном свете.
— Я был бы вам признателен за некоторую информацию о семье, сэр.
— Все, что нужно, вы легко соберете у местных сплетниц.
— Это более трудоемко, а информация менее достоверна, сэр.
Старик рассмеялся.
— Если откровенно, то я мало что могу вам сообщить. Джон Генри Рул был хозяином магазина в городке, всю жизнь трудился не покладая рук, но почти ничего не заработал. У него было два сына: Генри и Гордон…
Здесь он вдруг всплеснул руками и воскликнул:
— Черт! Что-то не соображу, каким полиграфическим способом выполнена вот эта одноцентовая… Впрочем, ладно. Генри пошел работать к одному торговцу антиквариатом в Плимуте и со временем унаследовал от него это дело. Гордон женился на Джейн, и они взяли Трегеллес в аренду у Клемо. У братьев были две сестры. Одна из них — Элинор — вышла замуж за Клемо, и Гордон получил в аренду ферму не без ее помощи. Другая их сестра — Агнес — большую часть жизни вела хозяйство своего брата Генри, а после его смерти перебралась к невестке в Трегеллес. Вот, собственно, и вся информация о семье, мистер Керси.
Теперь адвокат принялся изучать одну из марок в луче фонарика, снабженного специальным светофильтром.
— И цвета такие странные… Если это кармин, то я — «летучий голландец».
— Верно ли, что Генри зарабатывал много денег, сэр?
Быстрый взгляд искоса.
— Денег? Каких денег? Про деньги я ничего не говорил. Но вы совершенно правы. Люди, сумевшие нагреть руки на войне, хотели защитить свои капиталы от инфляции и стали вкладывать их в антиквариат. Генри умел подбирать для них вещи, и его услуги щедро оплачивались.
— Куда же они делись? Я имею в виду деньги Генри.
Пенроуз издал негодующий возглас.
— Нет, положительно невозможно иметь дело с современными марками. Сплошные специальные выпуски. Это же чистый грабеж!
— Деньги, заработанные Генри, сэр. Какова была их судьба?
— Да он сам их и потратил. Он же был игрок. Беда лишь в том, что ставил он не на тех лошадок. После его смерти остался только пожизненный пенсион для Агнес, который выплачивали с банковского депозита. Дом оказался для нее одной слишком велик. Его сдали, а она переехала к Джейн в Трегеллес.
— А что же будет теперь?
— Не уверен, что имею право говорить с вами об этом, мистер Керси. — Он изучал теперь водяные знаки попеременно на двух марках. — Помню, какой ажиотаж вызвали марки, специально выпущенные к выставке на Уэмбли в 1924 году. Я еще был мальчишкой. А выпуск к конгрессу Почтового союза в 1929 году — потрясающе! Теперь же их штампуют, как конфетти.
— Но ведь Агнес Рул умерла, сэр.
— Верно, и при весьма необычных обстоятельствах. — Старик с неохотой оторвался от своих марок. — Что ж, вероятно, помогать вам — мой долг. Так вот, по условиям завещания, если бы Элинор пережила Агнес, все отошло бы к ней.
— А если бы Агнес пережила Элинор?
— В этом случае депозит автоматически разморозится, и вся сумма поступит в полное распоряжение Агнес.
— Еще только один вопрос, сэр. Завещание Агнес, если она вообще его составила…
Старик вздохнул.
— Вы меня дожали… Да, Агнес оформила завещание, в котором все оставила Джейн.
— Вот почему понадобился морозильник.
— Этого вы мне не говорили, инспектор.
Пенроуз углубился в размышления и принялся постукивать по столу попавшимся под руку пинцетом, чем рассердил тут же проснувшуюся кошку.
— Но только не надо делать поспешных выводов, мистер Керси, — заговорил он снова. — Речь вовсе не идет о крупном наследстве. Дом Генри расположен в той части города, которая в последние годы стала непопулярной. В Трегеллесе хранится кое-какая мебель плюс немного денег на депозите, который банк обратил в акции. Просто Генри составлял завещание, будучи в твердой уверенности, что умрет богачом.
Керси поднялся.
— Большое вам спасибо за помощь, сэр.
— Советую заняться филателией, инспектор. Она учит терпению.
Во вторник днем, позже
«Хильда прекрасная ученица, но самое поразительное, что внешне ее ничто как будто даже не интересует…»
«Она совершенно не принимает участия в общественной жизни школы, ни во внеклассных мероприятиях, ни в спортивных секциях, ни в драматическом кружке, ни в хоровом…»
«К нам, учителям, она совершенно равнодушна… Ее учить — неблагодарное занятие. Ты для нее всего лишь продолжение учебника, никакого человеческого контакта…»
«Мальчиков она воспринимает с этаким налетом презрения… Подружилась было с девочкой из Хейвена, но длилось это недолго. По-моему, Хильда обречена на одиночество».
