«Ральф Мартин? Да, я его знаю, он тоже ходил в нашу школу. Способности средние, но парнишка приятный… Не могу поверить, что Хильда… Она, должно быть, просто с ним играла; временами она бывает очень жестокой».
«Вероятно, есть нечто, что ей дорого в этой жизни, но мне не удается понять, что именно».
Уайклифф просматривал протоколы и примечания к ним, сделанные сотрудниками, проводившими эти беседы. Наиболее содержательными оказались отзывы о Хильде ее учителей.
Эта девушка! С тех пор как вчера днем он открыл папку с делом и она посмотрела на него с фотографии, он ни о чем и ни о ком другом уже не мог думать. Точно так же не мог он и заставить себя отнестись к этому расследованию как к рядовому. Оно начало восприниматься как некая высокая миссия, что, впрочем, не означало, что у него оставалась хоть искра надежды найти Хильду живой.
Увы, Хильда мертва.
Уайклифф расположился в небольшом закутке штабного автобуса, что был отведен для дежурного офицера. За дверью располагалось помещение побольше, и там стучали сейчас две пишущие машинки, добавляя новые этажи к величественному небоскребу из разного рода бумаг, неизменно появлявшихся на свет по ходу любого расследования. Скоро можно будет перебраться в пустующий магазин, который подыскал Шоу. Это в северной стороне гавани, рядом с конторой порта. В их распоряжении будет торговый зал и еще две комнаты над ним. Роскошная жизнь! И обставятся они как следует: машинки привезут электрические, поставят компьютер, подключенный к централизованной сети. Полный инструментарий полицейских бюрократов!
В окошко его нынешнего прибежища было вставлено матовое стекло. Это для того, видимо, чтобы избавить местное население от созерцания начальника полиции, грызущего кончик своей шариковой ручки. Уайклифф почувствовал внезапный приступ невыносимой клаустрофобии, выбрался из автобуса и прогулочным шагом обычного туриста пустился вдоль гавани.
Дождь словно умыл городок, в воздухе ощущалась свежесть — намек на первое дыхание осени. Да ведь и в самом деле шел первый день сентября! С началом учебного года приезжих с детьми школьного возраста совсем не останется, но еще почти целый месяц автобусы будут привозить сюда толпы пенсионеров, которые не дадут скучать владельцам магазинов и кафе, а затем городок станет совсем тихим, сосредоточенным на себе, что является для него нормой в течение семи или восьми месяцев в году.
Эта девушка… Эта беременная девушка… Почему же он так твердо уверен, что ее нет в живых? И откуда в нем убежденность, что ее убили? Есть ли связь между ее исчезновением и трупом старой женщины в морозильнике? Ему хотелось бы свести вместе все факты и строить свои умозаключения на них, но его мозг, по обыкновению, лишь произвольно играл с обрывками услышанных фраз, зрительными образами, идеями, фантазиями, и взять этот поток под контроль ему всегда удавалось с трудом. И хотя он был знаком с трудами Кестлера и Сторра о творчестве, все равно оставался при убеждении, что мыслительный процесс у интеллигентных людей должен протекать как четкая последовательность логических выводов, подобно эвклидовым доказательствам.
Он направился в сторону кемпинга, чтобы поговорить с Элис Харви, которую застал в одиночестве в службе размещения. Сквозь ворота кемпинга въезжали и выезжали машины, постояльцы то и дело заходили в кафе и магазин, но в холле было тихо.
— Я — старший инспектор Уайклифф… А вы, я полагаю, миссис Харви, сестра Хильды?
— У вас есть новости?
— К сожалению, нет.
— Вы не будете возражать, если мы побеседуем прямо здесь? Меня сейчас некому подменить.
Она указала ему на стул, стоявший рядом с ее рабочим столом. Лицо ее было бледным, под глазами усталость обозначила темные круги. Семейное сходство с девушкой на фотографии никто не смог бы отрицать, но только Элис уже начала полнеть — у нее наметился двойной подбородок. Еще один вполне сформировавшийся комок нервов, продукт рекламного века.
Она предложила ему сигарету, от которой он отказался.
— Ничего, если я сама закурю? Помогает расслабиться.
Тусклая улыбка. А сигарету она прикурила дрожащей рукой.
Уайклифф попытался найти слова сочувствия:
— Да, только что вы бабушку потеряли, а тут такое…
Взгляд ее остановился в пространстве.
— Мы схоронили бабулю в пятницу, а кажется, прошла целая вечность.
— Она долго болела?
— Почти три месяца — с тех пор, как с ней случился первый удар… — Она вдруг резко сменила тему: — Вы ведь считаете, что Хильда мертва, верно?
— А вы думаете, она покинула дом по собственной воле?
— Я абсолютно уверена, что нет! — Эти слова у нее словно сами слетели с языка, после чего она помолчала и спросила: — Вы все еще держите под подозрением Ральфа Мартина?
— А почему вы об этом спрашиваете?
Она так торопилась уйти от прямого ответа, что выпалила:
— Но ведь его таскали на допрос уже три раза, так ведь?
— Это потому, что, по его собственному признанию, он был в числе последних, кто видел вашу сестру, а его первоначальные показания об этом были не до конца правдивыми.
Она поискала глазами пепельницу, но не нашла и погасила окурок в цветочном горшке.
— Ральф никому не мог бы причинить зла, а Хильде меньше всего.
— А кто, по-вашему, мог причинить ей зло?
— Понятия не имею! Откуда мне знать?
Уайклифф не сказал ничего, но его прямой, тяжелый взгляд встревожил ее настолько, что в конце концов она сама нарушила молчание. Но перед этим она вдруг решительно отодвинулась в своем кресле от стола и одновременно подалась вперед, словно решила перейти в наступление.
— Как мне кажется, вы считаете, что Хильда была невинна и не имела до Ральфа никакого сексуального опыта?
— А как считаете вы?
— Я лично не думаю, что Ральф Мартин был у нее единственным… Понимаю, сейчас не самое подходящее время говорить о ней такие вещи, но вдруг это имеет какое-то отношение к случившемуся с ней. — Раздраженный взмах руки, и она продолжала: — Отец, конечно, ни во что такое никогда не поверит. Бесполезно даже заводить с ним разговор на эту тему.
Она сделала паузу, разглядывая Уайклиффа сквозь легкую пелену табачного дыма, потом снова быстро заговорила:
— Хильда — очень странная девочка, мистер Уайклифф. Я не могу вам до конца это объяснить, но к людям она относится, как… Ну, словно к подопытным белым мышам каким-нибудь… А что будет, если попробовать то или это? Сомневаюсь, чтобы она умела ставить себя на место других. — Элис покраснела. — Должно быть, для вас это звучит ужасно, но мне показалось, что вам необходимо это знать.
— Вы считаете, она ставила на Ральфе Мартине эксперименты?
— Твердо не уверена, но такое мне представляется весьма вероятным. — Она развернулась вместе с креслом. — Ральф как раз из тех мальчиков, которые особенно уязвимы.
Дверь открылась, и вошел Джеймс Клемо. Он поочередно оглядел обоих.
— Что здесь происходит?
Его руки были опущены, но пальцы сжаты в кулаки, и стойка напоминала боксерскую.
— Мой отец, — сказала Элис Уайклиффу.
Тот в свою очередь представился Клемо.
— Я взял на себя руководство расследованием исчезновения вашей дочери. Позвольте мне…
— Мою дочь изнасиловали и убили. Не надо играть со мной словами, мистер! Что вы с ним сделаете, когда поймаете?
Уайклифф ответил нарочито спокойно, почти небрежно:
— В мои обязанности входит выяснение обстоятельств ее исчезновения. Если окажется, что против нее совершено преступление, и кто-нибудь будет арестован в этой связи, то судьбу этого человека решит суд.
Клемо сверлил старшего инспектора пристальным взглядом серых глаз.
— Но если он будет признан виновным, что его ждет? Его повесят?
Уайклифф ответил ему в той же манере:
— Вы должны бы знать, мистер Клемо, что смертная казнь в нашей стране отменена.
— Тогда не стоит и утруждаться, — сказал Клемо, подняв руки вверх.
Уайклифф испытывал сочувствие к этому страдающему человеку, но ничего не сказал.
Заговорила Элис:
— Ты ведешь себя глупо, папа.
Клемо озлобленно повернулся к ней, но, оказавшись с дочерью лицом к лицу, сразу утратил всю свою агрессивность и поник. После долгой паузы он тихо сказал:
— Да, ты совершенно права, Элис. Но и он напрасно тратит время. Хильда мертва.
Он вышел в ту же дверь, захлопнув ее за собой.
— Видите, как у нас обстоят дела, — сказала Элис почти жалобно.
— Кто такая Эстер? И как случилось, что она стала членом вашей семьи?
— Эстер? — Неожиданная смена темы застала ее врасплох, но она сумела моментально собраться с мыслями. — Эстер удочерили мои дедушка и бабушка, когда ей было шестнадцать. Не спрашивайте меня почему. Я не знаю. Мне едва исполнилось шесть лет, когда она у нас появилась, а разговоров об этом в семье не вели. Когда умерла мама, Эстер взяла на себя все хлопоты по дому. Мне тогда было пятнадцать, а Хильде четыре.
