После обеда отдал Млынарю деньги и тот также молча положил их в карман, не считая.
К концу дня зашёл Анатолий Фёдорович.
— Здравствуй, Леонид Борисович.
— Пламенный привет советским профсоюзам!
— С тебя бутылка.
— Прямо сейчас?
— Можно и сейчас, ты включён в состав группы для поездки в Японию.
— Спасибо, по такому поводу можно.
Титоренко открыл ключом стоявший в углу самодельный шкаф, называемый сейфом, достал начатую бутылку коньяка, плитку шоколада и два стакана. Налил один стакан до краёв, а себе остаток, грамм пятьдесят.
— Нет, надо поровну!
— Мне ещё сегодня надо идти по делу, — соврал Титоренко и они выпили.
Анатолий Фёдорович поднёс стакан к своим всегда лоснящимся губам и стал медленно пить коньяк, явно получая удовольствие.
— Ты знаешь, Анатолий, я всегда любуюсь, глядя как ты пьёшь. Тебе можно позавидовать. Другие пьют, морщатся, кривятся, а у тебя она льётся в рот, как сок, приятно смотреть.
— Угощай меня каждый день и любуйся.
— По приезду из Японии угощу.
— Запомним. Слушай анекдот.
Анекдотов Анатолий знал невероятное количество. Рассказывал их с таким артистизмом, что ему мог позавидовать даже Никулин. Даже если анекдот был старый, всё равно все смеялись.
Млынарь, отдав монету и получив деньги, облегчённо вздохнул.
Платиновые кружочки не давали ему спокойно жить. С одной стороны, они, как говорится, есть не просили, с другой, не выходили из его сознания. То ему покажется, что кто-то чужой бродил у берега и похитил банку с монетами, и Василий вставал ночью и шёл проверять свой тайник. Жена, проснувшись, спрашивала где он так долго был и почему от него пахнет озером. Он отговаривался, что захотел окунуться, на что она ему выговаривала о том, что после озера нужно принимать душ. Частенько Василий думал, как от них избавиться. Но не просто так, хотя это и сделать не очень сложно, а каким-то образом продать монеты за хорошую цену, не подвергая себя подозрениям и опасности. Вот приедет Титоренко из Японии, и Василий узнает их настоящую стоимость. Млынарь доверял Леониду Борисовичу, но знал он и другое. Люди проверяются не в беде, как говорят многие, а в благополучии. Человек может поделиться последним куском хлеба и не позарится на твою пятёрку или десятку, но если это будут тысячи, они могут сломать порядочность и честность. Ведь он сам пошёл на…
Млынарь старался избежать слов преступление, убийство, но куда от них денешься?
Зимой, когда озеро покрывалось льдом, он успокаивался о сохранности монет, но сейчас, ни зимой ни летом он не находил покоя по другой причине.
Первое время, после того, как он избавился от трупа, его мучил обыкновенный страх, что придёт разоблачение и его посадят. Но по прошествии полугода, Млынарь понял, что его страхи остались позади и можно успокоится. И действительно, на несколько месяцев наступило облегчение, но потом он потерял покой. Наступили муки душевные. Ему снились сны, которые можно трактовать по разному. Как-то приснились птички, густо сидящие на дереве у открытого окна, он их брал руками, а они были скользкими и полуживыми. Проснулся Василий с омерзительным чувством брезгливости и тревоги. Но когда во сне зашёл в большую подводную пещеру, где бродили по дну громадные чёрные раки, и он нагнулся, чтобы взять одного в руки, увидел свою руку ковыряющуюся во внутренностях омерзительного человеческого разлагающегося трупа. Захотел выдернуть руку и не может, нет сил.
Страшная вонь не давала возможности дышать и он понял, что сейчас задохнётся, рванулся и проснулся в ужасе, хватая воздух и ещё не понимая, что он уже не спит. Жена положила руку ему на плечо и спросила:
— Тебе что-то приснилось?
— А что?
— Ты кричал перед тем как проснуться.
— Что кричал?
— Я не поняла, проснулась от твоего крика. Давай спать.
Василий долго смотрел в потолок и под утро ненадолго уснул.
Кошмарный труп вспомнился утром во время завтрака, и он не стал больше есть. Отодвинул завтрак и вышел во двор. Его немного тошнило.
На работе в суматохе забывался, но к вечеру опять вспоминал и мучился. Тая заметила его состояние. Иногда она задавала мужу вопрос о чём-нибудь по несколько раз, пока он на него ответит.
— Вась, тебя что мучит?
— Откуда ты взяла? Всё в поряде!
— Я вижу, что уже давно тебя что-то гложет. Я просто боюсь за тебя.
— Не выдумывай, всё нормально.
— Вась, может надо к врачу обратится? Ты ведь, по ночам не спишь.
Улыбка сошла с твоего лица. Меня даже Серёжа спрашивает, что с папой? Перестал ты им заниматься, в шахматы никогда не сыграешь.
— Таечка, не волнуйся, просто на меня сейчас туча наехала. Вот скоро проглянет солнышко и всё будет хорошо.
— Дай-то Бог.
Но туча, если проходила на несколько дней или даже недель, потом опять закрывала небо.
Титоренко начал готовиться к поездке. Купил два комплекта матрёшек, несколько деревянных ложек, две бутылки водки и бутылку шампанского. Всё это, по словам бывалых людей, предназначалось для продажи в Японии и разрешалось к провозу за границу. Но особое внимание Леонид уделил сокрытию монеты. Когда жена и дочь ушли из дома, он подрезал подкладку в чемодане и вложил под неё монету и клеем БФ заклеил подкладку так, что образовавшийся бугорок почти не просматривался. Личных вещей положил необходимый минимум, в расчёте на то, чтобы в обратной дороге обеспечить место для заграничных покупок.
За два дня перед поездкой группу в составе из тридцати человек пригласили в Облсофпроф для инструктажа. Там им представили руководителя группы, коим являлся инструктор обкома партии Плёсов Виктор Николаевич, невысокий плотный человек со сплющенной головой, толстыми губами, оттопыренными ушами, и многие, не сговариваясь, прозвали его Чебурашкой.
Затем выступила секретарь Облсофпрофа и рассказала, вернее распорядилась о том, что советские люди должны являть собой пример высокой культуры и сознательности перед капиталистическим обывателем. Запрещалось во избежание провокаций одиночное хождение по городам Японии, запрещалось пытаться продавать что-либо, запрещалось не оплачивать товар взятый в магазинах самообслуживания, запрещался личный контакт с незнакомыми людьми, разговаривающих на русском языке, так как это могут быть недобитые белогвардейцы или вообще враждебные элементы, пытающиеся завлечь советского человек в сети (какие — не уточнила). Запрещалось и многое другое. Леонид вспомнил слова Алексея Толстого из второй книги «Хождения по мукам» — «Восемнадцатый год», что отменялось само право жить как хочется.
Всё руководство группой осуществляет Виктор Николаевич, являющийся официальным представителем (для туристов) Советской власти за границей. В случае недостойного поведения кого-либо из них, ему даётся право обратиться к командованию судна запретить выход на берег провинившегося.
Инструктаж продолжался больше часа, после последовало пожелание хорошего поведения и отдыха за рубежами Родины.
На выходе из Софпрофа к Титоренко подошёл давний знакомый, строитель Миша Пекерман и смеясь процитировал:
— Запрещается плевать в тарелку соседу, не пользоваться туалетной бумагой и расписывать стены туалетов, насиловать гейш и прочее и прочее.
Оба рассмеялись.
— А я не знал, Миша, что ты тоже собираешься в поездку.
— А кто знал? Всё у нас большой секрет, япона мать, и мать её япона.
— Нужно ещё в аэропорту подобрать себе хороших напарников, чтобы жить в поезде и каюте вместе.
— Я видел, Лёня, что присутствовал здесь Серёжа Малахов, лётчик ГВФ, надо с ним поговорить — хорош хлопец.
— Ладно, там посмотрим.
Вылетели в Москву утром самолётом Ан-24 и через три часа приземлились в Аэропорту Быково. Оттуда без приключений добрались до Домодедово и под вечер погрузились в ИЛ-72. В самолёте хорошенькие стюардессы разносили воду, конфеты, напитки. Лёня смотрел через иллюминатор на землю. Поля, леса, озёра, деревни и сёла казались игрушечными. Затем вошли в облачность, и Леонид уснул. Проснулся оттого, что Миша толкал его в бок.
— Просыпайся, прилетели.
Титоренко подумал, что проспал уже десять часов, открыл глаза. За бортом стояла сплошная темень, ровно гудели самолётные двигатели, а справа в проходе стояла стюардесса с тележкой, на которой стояли запечатанные в фольгу пакеты.
— Что, обед принесли? — спросил Леонид.
— Какой обед? Ужин, — ответил Миша разрывая фольгу.
Запахло жаренной курицей, хлебом, соусом.
— Миш, может возьмём по стопочке коньяка?
— Ты как хочешь, а я укачиваюсь и боюсь, что мне поплохеет.
— Я возьму.
Прекрасно поужинав под коньячок, Лёня принялся читать свежие газеты. Как всегда, начинал с последних страниц. Украинский футбол оставался на высоте, киевское Динамо и донецкий Шахтёр выиграли последние матчи, советские гимнасты выиграли очередной чемпионат, а вот боксёры проиграли в дружеском поединке кубинцам. Фельетон Шатуновского рассказывал о валютчике, продававшем иностранцам золотые монеты и антиквариат.
