— Ересью?
— Не будем преувеличивать! Я не хочу сказать, что он вас подозревает. Но ваши повадки, ваше продолжительное пребывание в Мортефоне его заинтриговали! Он нам только что признался в этом.
— Короче, он меня подозревает в воровстве, а может, и в убийстве? Мне казалось, он считает виновным Корнюсса.
— Ну, вы перегибаете палку, господин маркиз! Хотя… конечно… наш мэр всегда любил романы. Мы здесь к этому привыкли и не обращаем внимания. Можем поспорить, что после обеда он сменит убеждения и увидит в этом деле скрытый шпионаж.
— Рука Германии! — пошутил Рикоме.
— Германии? Дело о шпионаже? — воскликнул полевой страж. — Но, в самом деле… Этот немец…
— Поговорим серьезно, дорогой господин Вилар. Раз уж вы сами предложили, я бы хотел заглянуть в библиотеку.
— Она не богата, — заметил Рикоме. — Собрана из Жюль Верна, Майн Рида, Уэллса и, конечно же, Эркманн-Шатриана…
Проходя мимо запертой на ключ двери, месье Вилар поежился.
— Он здесь, — сказал он.
— Человек, который…
— Да!
— По-прежнему ничего не известно?
— Ни малейшей догадки относительно того, кто он. Сегодня утром я сообщил его приметы по телефону в Нанси. До сих пор полная тайна!.. Не скрою, я буду рад прибытию полицейских.
— Кстати, мне говорили, что вчера вечером вы были…
— Великолепны… — закончил Рикоме.
— Ну уж, ну уж! — ответил учитель. — Я был… скажем, молод. Увлечение! Подстегивающее возбуждение! Кроме того — я поразмыслил! У каждого своя профессия, не так ли? Сыщики не играют в учителей, учителям нечего воображать себя сыщиками! Задача такого человека, как я, учить детей: б-а-ба. Вчера вечером я вышел из образа. Я в него вернулся. Не будем больше об этом.
Эти слова были произнесены просто. Они отражали действительную скромность. Учитель был симпатичным человеком.
— Тем не менее, вы были великолепны, Вилар! Пусть даже просто своей решительностью. Бедный Нуаргутт показался полным ничтожеством! Ах, если бы вы захотели заняться политикой…
Виркур согласился с этим. Учитель, полупольщенный, полусмущенный, рассмеялся.
— Говорят, он похож на немца? — бросил маркиз.
— Как две капли воды… Хотите посмотреть на него?
Учитель открыл дверь и раздвинул ставни.
Труп лежал на столе, лицом в потолок.
— Этот тип не красавец, — сказал Виркур.
Маркиз де Санта-Клаус медленно обошел вокруг тела. Доктор пальцем показал на горло, где синяки образовали темную, неровную линию.
— Кажется, полиция творит чудеса с отпечатками пальцев, — заметил Вилар.
— Да, но… кожа не сохраняет отпечатки пальцев!..
Маркиз внимательно разглядывал лицо предполагаемого немца, приподнял голову, отпустил, а затем предложил:
— Может быть, теперь пойдем посмотрим книги?
Преподаватель охотно показал во всех подробностях скромные богатства библиотеки. Маркиз отвечал, читал названия, листая том, высказывал мнение об авторе, но мысли его бродили далеко от предмета разговора. Они оставались в холодной пустой комнате, где лежал труп «упавшего с неба».
— О, — заметил он, проводя пальцем по корешкам, — у вас и Шекспир есть!
— Ну да! — отвечал Вилар с оттенком забавной гордости в голосе.
Буря наконец стихла, задохнувшись в собственной ярости.
«Трудновато мне будет выпутаться из этой истории, — размышлял в смущении маркиз де Санта-Клаус. — Дело в том… Черт возьми, дело в том, что я слишком стар! Сорок лет! В общем, старик!» Он разглядывал детей; некоторые стояли задумавшись под козырьками подъездов, другие с криками носились друг за другом. На Банной улице постоянно дежурила какая-нибудь группка ребят на подступах к комнате, снабженной лишь узким слуховым окошком, где Корнюсс проявлял свои пленки. Для них это была черная комната — пресловутая черная комната наказаний. В их воображении она рисовалась полной угрозы, ловушек, населенной всякими тварями цвета плесени. От этой картины мурашки бегали у них по спине…
— Вы видели? — спросила одна из девочек.
Это была Мадлен Небах. Она указала пальцем на слуховое окошко.
— Глаз… Глаз Деда Мороза, которым он все видит… Он смотрел на нас.
Толстощекий малыш расхрабрился:
— Глаз? Ничего он не может видеть, ведь Дед Мороз умер!
— Да? Ладно, ладно, сунь-ка туда свой нос, если ты такой храбрый, толстый бочонок!
— Пфф! Какие дуры эти девчонки! Во-первых, нет там глаза… это шутка!
— Нет, есть. Красный.
— Это не глаз, а лампа. Мой брат Кристоф однажды заглянул в окошко. Мой брат Кристоф ничего не боится. Он увидел кюветы на столе, кучу пузырьков и красную лампу.
Тем не менее малыш потихоньку отодвинулся и прижался к стене, совсем не убежденный собственными словами…
«В подобном деле как раз и нужны такие сыщики, как этот малыш и шестилетняя девочка, — подумал маркиз де Санта-Клаус. — Они бы разобрались! Дед Мороз, Дед с Розгами, Оборотень, Человек с Сумкой и Продавец Песка, Людоед, Матушка Мишель и Папаша Простак, — это их страна! Здесь они среди своих! Ох, до чего грустен возраст разума! И я забыл о Золушке! А, вот как раз и барон. Для прекрасного принца у него что-то озабоченный вид!»
Барон де ля Фай шел, опустив голову. Он вышел с улицы Трех Колодцев. Маркиз подошел к хозяину замка.
— Разрешите вам напомнить, господин барон, ваше обещание показать мне архивы…
— Они ждут вас, маркиз. Специально для вас я разобрал два сундука.
Золушка шила у окна. Бедняжка была потрясена. Едва удалось ей благоразумно, хоть и не без сожалений, спуститься на землю, и смотреть на свое рождественское приключение и бал лишь как на прекрасное воспоминание, явился барон. Стоя перед окном и дразня канареек, он прошептал несколько слов, в них не было ничего необычного, они говорятся каждый день, но взгляд, их сопровождавший, придавал им особое значение. Барон ушел, и Золушка смело взялась за иглу и наперсток, но перед глазами у нее стояла дымка, сквозь которую синие и красные тряпицы, предназначенные для обмундирования деревянным солдатам, выглядели драгоценной тканью.
— Мадемуазель, говорят, вы имели большой успех на балу? Как жаль, что я не мог вами полюбоваться!
Катрин покраснела.
— Кажется, вы были нездоровы, господин маркиз?
— Немного, но сейчас все в порядке.
— Я рада за вас. — Она улыбнулась. — Да. Для меня это был вечер… Я не могу передать, до какой степени этот бал… Ах! Это было как в волшебной сказке! Сначала я перемерила столько платьев в замке. Господин маркиз, я никогда не видела и не представляла себе таких туалетов! И туфелька, которая никак не находилась… Совсем золотые туфельки… Но я глупая! Для вас все эти вещи обыкновенны…
Уходя, маркиз бормотал:
— Совсем как в сказках! В конечном счете, это может вывести из себя! Черт побери, мы не в волшебной сказке! Бриллианты исчезают, какой-то тип без всяких бумаг, удостоверяющих личность, найден задушенным, — да уж, волшебство, не то слово!
Перед ювелирной лавкой почтальон болтал с Тюрнером:
— Смотри-ка! Человек с Сумкой точит лясы с Продавцом Песка, — машинально отметил маркиз. — И, разумеется, Матушка Мишель у окна.
Он резко остановился.
«Однако же! Теперь и я туда же? В конце-то концов, я в Мортефоне в Лотарингии или в стране „жили-были“?..»
После обеда маркиз де Санта-Клаус отправился к подземному ходу, где Жюль Пудриолле с приятелем первыми обнаружили немца. Место было безлюдное. Там, где двенадцатью часами раньше лежал «человек, упавший с неба», теперь стоял огромный снеговик с трубкой во рту и метлой под мышкой. Маркиз серьезно посмотрел на него. С той же серьезностью наклонился, захватил пригоршню снега и сжал в ладони. Его рука распрямилась, и трубка снеговика полетела в снег. Когда маркиз ушел, снеговик, помимо трубки, лишился еще головы и метлы.
«Порядок, — говорил себе маркиз, растирая покрасневшие руки. — Я молодею!»
Во второй половине дня он заметил, что на него странно смотрят. Люди скучивались на его пути, или начинали перешептываться. Атмосфера вокруг него становилась враждебной. Многие подозревали, что события 24 и 25 декабря не обошлись без его участия.
Даже ризничий за ним шпионил! Обернувшись раза два или три, маркиз заметил, как тот издали наблюдает за ним.
Около шести часов вечера маркиз вошел в церковь. Если бы мгновением позже следом за ним зашел еще кто-нибудь, то был бы очень удивлен, никого там не увидев.
По шаткой лестнице маркиз залез на колокольню и устроился верхом на одном из стропил. Затылком он ощущал холод колокола. С этого насеста он мог в просвет между двумя балками видеть все, что происходит снаружи. Наступила ночь. Погода теперь стояла очень спокойная. В очистившемся небе прямо над землей поблескивали огоньки — горели лампы. Быстро проезжали повозки. Красноватый свет их фонарей напоминал падающие звезды, которые впервые не торопятся упасть. Низко над горизонтом звезда разливала белое сияние. Это была планета Венера.
