Что же мне, на свою душу третий труп за одну последнюю неделю брать?
— Вадим, — поинтересовалась я, — а когда конференция ваша состоится?
— Конференция? — переспросил Благушин. — А не будет конференции, пришлось ее отложить на следующий месяц. Ну, хоть так, а то власти грозились совсем прикрыть это дело.
— Так что же, всех участников домой? Обратно в Киев?
— Они уже уехали давно, — ответил он, — поезд вчера ушел. Утром.
— Как?! — вскрикнула я.
— Ну, да, вчера утром, — повторил Благушин, несколько удивившись моей реакции. — А что такое случилось?
— Ничего…
«Вот это да, — подумала я, — значит, Дима решил задержаться в Тарасове? Из-за меня? Чего ж мне теперь с ним делать?»
Честное слово, я почувствовала себя неудобно.
— Знаешь, Вадим, мне нужно съездить к себе на квартиру и забрать кое-какие вещи, — задумчиво произнесла я.
— Тебе нельзя туда ходить, — категорическим тоном сказал он, — ты же знаешь, что за тобой охотятся. Давай сейчас поедем в магазин и купим все, что тебе нужно. Я, кстати, хотел поставить пост у твоей квартиры, но, сама понимаешь, людей не хватает, все на операции…
Собственно, мне из моих вещей нужны были только лишь двенадцатисторонние кости. Сомневаюсь, чтобы такие продавались в наших магазинах.
— Нет, ничего не получится, — возразила я, — боюсь, в Тарасове такого товара нет.
— Я достану, — по-барски бросил Благушин.
— Вряд ли.
Благушин закусил губу.
— Ну хочешь, я пошлю кого-нибудь, тебе нельзя…
— Нет, я сказала!
Эта излишняя опека стала жутко меня раздражать.
К тому же я вспомнила, что мой несчастный влюбленный так и не смог отдать ключи соседям и они остались на конспиративной квартире (слава богу, у меня есть дубликаты). А где гарантия, что Дима, презрев опасности во имя любви, не отправится ждать меня в мою квартиру? Ведь, кроме как там, он не знает, где меня искать. И где гарантия, что мент, которого пошлет Благушин, не пристрелит его, приняв за бандита?
— Сейчас я съезжу туда…
— Я с тобой!
Ну все, он меня достал. Я не маленькая девочка, чтобы меня таким образом опекать. Я, в конце концов, прекрасно могу за себя постоять. Хоть и оставила револьвер на своей конспиративной квартире.
Я молча встала и пошла одеваться. Всем своим видом показывая, что ходить за мной не стоит.
Благушин, умница, понял — остался на кухне заканчивать свой завтрак.
Через полчаса я выехала от него, через час была у своего дома.
Подошла к подъезду. Не думаю, чтобы там была засада, — неужели трудно понять, что мне хватит и одного покушения, чтобы здесь не появляться?
Хорошо, если так, потому что появиться я все-таки решила.
На всякий случай я, конечно, соблюдала осторожность — неслышно отворила дверь в подъезд и тихонько стала подниматься. Лифт, естественно, не работал.
Пока вроде ничего не слышно.
Второй этаж, третий…
Ничего.
Четвертый, пятый, шестой…
Тихо.
Седьмой… Стоп!
Какие-то голоса на восьмом этаже. Точнее, шепот. По-моему, разговаривают двое. Кому бы это шептаться на лестничной клетке? Неужели и вправду засада?
Я затаила дыхание, поднялась на несколько ступенек выше и заглянула в лестничный пролет. Ничего не видно, кроме пары ботинок. Ботинки, если я не ошибаюсь, зимние. Какой дурак их сейчас надел? Осень ведь на дворе.
Ой! Я отпрянула — мимо моего лица вниз, в пролет, упал тлеющий окурок сигареты. Чуть глаза не лишили.
Вот так и становятся инвалидами!
Что же делать? Оружия у меня нет. Пытаться воздействовать на них психологически?
Чушь какая!
А вдруг это не засада?
Так же тихо, как поднималась, я пошла вниз. Лучше не рисковать. Как женщине молодой и красивой, мне очень хотелось еще пожить.
Я вышла из подъезда на улицу.
Вот черт!
Как же мне достать теперь свои гадальные кости? Может быть, и правда сказать Благушину, чтобы послал пару человек со стволами — пусть перебьют нахрен этих бандитов.
Остановившись у подъезда, я закурила.
Уходить?
Ой, как я не подумала, там же может быть Дима! А если они уже убили его? Да нет, вряд ли. Никакой здравомыслящий человек, пусть даже и преступник, не останется добровольно дежурить на месте уже совершенного им преступления.
Я почувствовала вдруг, как я виновата перед Димой. Мытарю, мытарю человека… Нет, нужно прямо сейчас пойти и сказать заветную фразу про любовь и помидоры. А то он действительно из-за меня в какую-нибудь передрягу попадет.
За моей спиной хлопнула дверь в подъезд.
Я вздрогнула, но не обернулась — если это те, кого я боюсь — свое лицо им лучше не показывать.
Из подъезда выбежала девушка и, смеясь, пробежала мимо меня. За ней парень. В зимних ботинках. Я оторопело смотрела им вслед. И ругала себя за глупость. Вот что значит перестраховаться.
Хотя, если хорошо подумать, никакая это не перестраховка, а совершенно естественная осторожность, чего мне, кстати, часто недостает.
Я мигом взлетела к себе на восьмой этаж — вот и знакомая дверь. Вставила ключ в замочную скважину и вдруг остановилась. Конечно, несколько минут назад я дала маху, но ведь вполне возможно, что кто-то может поджидать меня в квартире. С известными, как говорится, намерениями.
Осторожно провернула в замке ключ, тихонько толкнула дверь. Дверные петли у меня всегда хорошо смазаны. Хоть мужика нет, но род моих занятий обязывает.
Заглянула в прихожую — никого. На вешалке одежды нет. А на полу и специальной полочке — я посмотрела — никакой обуви. Вроде все чисто.
Совсем было успокоившись, я собралась захлопнуть дверь, но вдруг до меня донесся звук — так чиркают спичкой о спичечный коробок.
Послышалось?
Я затаила дыхание. По квартире поплыл табачный дым. Значит, не послышалось. У меня кто-то был. И этот кто-то явно не хотел, чтобы о его пребывании узнали, — ведь сейчас осень, без верхней одежды мало кто ходит, а в прихожей на вешалке ничего не висит. И обуви не заметно. Вот курить он только зря начал. Впрочем, я его понимаю, курение — привычка ужасно вредная, все это осознают, избавляются очень немногие. Я вот тоже жутко много курю, особенно когда чего-нибудь или кого-нибудь жду.
Тихонько ступая, я немного прошла в глубь квартиры. Курили в кухне. Присев на корточки, я осторожно туда заглянула.
Так-так!
На кухне спиной ко мне стоял мужчина в кожаном плаще и темной фетровой шляпе. Мужчина курил и смотрел в окно. Я даже почувствовала резкий запах кожи — плащ явно был новым, только что купленным.
Я медленно выпрямилась и осмотрелась. На холодильнике рядом со мной стояла ополовиненная бутылка армянского коньяка, невесть откуда взявшаяся.
Стараясь двигаться бесшумно, я бережно взяла бутылку за горлышко — благо крышечка на ней была завинчена, и, пытаясь не трясти ее, чтобы не булькал коньяк, стала приближаться к незнакомцу.
Я была уже на полпути, когда он вздохнул и, не отрывая взгляда от окна, потянулся открыть форточку, вероятно, чтобы выбросить окурок.
Это его движение и определило мои дальнейшие действия: я прыгнула вперед и изо всех сил обрушила бутылку ему на голову.
Безумно жаль коньяка!
Незнакомец даже не успел повернуться. Он издал какой-то неопределенный, но довольно громкий звук и повалился на пол. Мне под ноги.
Щегольская фетровая шляпа слетела с головы, и из-под нее показались знакомые пегие длинные локоны. Дима!
Мать моя женщина!
Вот так легко, оказывается, можно решать запутанные личные проблемы. Раз хватила чем-нибудь тяжелым немилого по кумполу и гуляй дальше.
Я наклонилась над Димой. Он слабо застонал, но глаз не открывал. Я взяла с плиты чайник — вода вроде холодная — и плеснула ему в лицо.
Дима открыл один глаз.
Сняв крышку с чайника, я вылила на пострадавшего всю воду.
Дима фыркнул и, не открывая второго глаза, поднял голову. Посмотрел мне в лицо, попытался что-то сказать или улыбнуться — я не знаю, — но, видимо, не смог. Вздохнул.
Хорошо, что он был в шляпе! Она несколько смягчила удар и защитила голову от острых бутылочных осколков.
Я помогла ему подняться, посадила на табурет. Дима наконец открыл оба глаза, застонал и взялся руками за голову.
— Ну ты даешь, — выговорил он, — нет чтобы просто намекнуть, что наш роман закончен.
Прямо в точку попал! Хотя, конечно, шутил. Остряк. Можно было бы вот сейчас сказать ему: дескать, да, ты прав, роман действительно закончен. Но для него в данный момент, по-моему, подобное заявление было бы равносильно десяти ударам бутылкой по голове.
Вот я и промолчала пока.
Только пролепетала:
— Извини…
Дима поднялся, шатаясь, подошел к водопроводному крану, пустил холодную воду и сунул под струю голову. Снова застонал. Выпрямился, вода стекала с его волос на новый кожаный плащ.
