И еще я прокручивал в своем воображении тот, еще не наступивший (но который обязательно наступит) момент, когда по-детски мило коверкающий слова голосок спросит: "Мама, а где наш папа? Он скоро вернется? Он купит мне большую куклу и говорящие кубики?" - и женский голос, в котором будут слышаться едва сдерживаемые рыдания ответит: "Скоро, малышка, скоро"...
Я знал, что отныне эти голоса будут неотвязно преследовать меня днем и ночью и что не будет мне от них покоя, если я не выполню свой долг... Ведь теперь долг человека, который погиб, становился моим долгом - хотя бы потому, что он спас мне жизнь незадолго до своей смерти... В Пандухе это было законом.
Я хотел невозможного, да, это верно... Я пожелал стать Христом, всепрощающим и мудрым гуманистом, которого даже гибель не смогла свернуть с избранного пути. Но я не учел, что для такого превращения мне поневоле пришлось бы перестать стать человеком...
Я готовился к борьбе с насилием. Но оно оказалось, как говорится в армии, условным, ненастоящим противником, потому что в конечном счете мне пришлось бороться с самим собой... Свое второе "я" - вот кто является реальным противником каждого человека, и над ним очень трудно, если вообще возможно одержать верх...
Об этом я думал уже на ходу.
Уйдя в свои мысли, я не сразу заметил, как вокруг начался гиблый лес. Оголенные каркасы деревьев были повалены в одну сторону, травы и кусты были выжжены дотла. И без дозиметра было все ясно. Во рту становилось все суше и суше, а в висках, будто встроенный счетчик Гейгера, стучала кровь.
Прямо из-под ног выпорхнула птаха. Судя по силуэту - певчий дрозд. Только сейчас ему было явно не до песен. Дрозд пытался взлететь над обгоревшими деревьями, но ударился в наклонную сосну, и я понял, что птица ослепла от радиации...
Время от времени попадались трупы зайцев, белок и прочей лесной живности, и я молил Бога, чтобы "зона третьей категории", куда меня занесло, кончилась прежде, чем у меня иссякнут силы.
Лес будто обрезало ножом. Я вышел на опушку большой поляны, а скорее - просеки. К аккуратным столбикам крепилась колючая проволока и камуфляжная сетка, шатром накрывавшая целый городок. Под сеткой ездили машины, стучали дверцы вагончиков-бараков, сновали люди в военной форме, не спеша прохаживались часовые. Словно спины огромных доисторических животных, из земли торчали полукруглые капониры. В полумраке мне сначала показалось, что слева виднеется дерево странных очертаний, но тут же опознал пусковую установку оперативно-тактических ракет. Ракеты уже лежали на направляющих - видимо, их готовили к предрассветному пуску...
Значит, через несколько часов чей-то согнутый спусковым крючком палец утопит на пульте кнопку, и, расколов лесную тишину громом твердотопливных двигателей, ракеты прыгнут в звездное небо, чтобы за сотни километров отсюда уничтожить мирные города вместе с людьми.
- Видишь, Евгений? - мысленно спросил я. - Все-таки мы нашли этот объект!
Я прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Из глубин подсознания поднялась и прошла - будто электрическими искрами - по всему телу мощная волна. Боевым аутотренингом я овладел в свое время с подачи майора Сарова (ныне покойного), и эта штука не раз спасла мне жизнь в Пандухе. Правда, после возвращения я долго боялся своего тела. Ведь конечная цель аутотренинга отключение мышления, эмоций и всего того, что составляет человеческое сознание. От "гомо сапиенса" остаются лишь рефлексы и инстинкты, а они могут сработать непроизвольно, это как бы - мина замедленного действия внутри тебя...
Я открыл глаза и некоторое время привыкал к новому состоянию и совершенно другому восприятию времени. В руках что-то мешалось. Автомат. Он теперь мне был не нужен. Теперь я сам стал оружием.
Я взялся за колючую проволоку ограждения и с силой дернул ее. Потом еще раз. И еще. Острые шипы пропарывали кожу, но боли я не чувствовал. Ничего я теперь не чувствовал, рядовой Ян Рамиров...
Я пробрался в проделанную дыру и двинулся к центральному капониру, к которому подходили с разных направлений провода связи и бронированные кабели электропитания. До капонира было не больше сотни шагов, но спокойно пройти это расстояние мне, конечно же, не дали...
Взвыла сирена, и по земле заскакал луч прожектора. С разных сторон послышались крики, команды, топот бегущих ног и лязг передергиваемых затворов.
Я шел прямо, не останавливаясь, будто суета вокруг меня не имела ко мне никакого отношения.
- Стой, кто идет? - стандартной скороговоркой спросили справа из темноты.
Повторить свой вопрос часовой не сумел, потому что рухнул, корчась от боли в перебитом позвоночнике.
Потом на меня набежала бравая компания: караульный взвод во главе с капралом. Ребята были здоровыми и вооруженными до неприличия, но это им не помогло...
Как я уже говорил, боевой аутотренинг превращает человека в робота, который убивает не задумываясь, как и чем убивать. Главное при этом - не смотреть в лицо врагу. Если противников несколько, их нужно всех держать в поле зрения. Да и к тому же нельзя видеть в них людей - вот в чем секрет...
Помнится, однажды в уличном бою в Сагдабаде мы схватились с фундаменталистами врукопашную. Передо мной вырос здоровенный лоб, обвешанный пулеметными лентами, как рождественская елка - гирляндами. Мне нужно было сделать стандартное, многократно отработанное движение: прикладом АКМ отбить его руку с кинжалом вправо-вверх, сделать "закрутку" и коротким выпадом заколоть парня штык-ножом. Но, нечаянно глянув своему противнику в глаза, я замешкался. Это не поддавалось никакому рациональному объяснению... И почему мне вдруг стало его жалко, хотя по всем канонам логики и морали я не должен был жалеть его?!.
Лишь позднее, вновь и вновь мысленно прокручивая этот момент, мне стало ясно, что, посмотрев исламисту в лицо, я обнаружил: он такой же человек, как и я; он так же, как и я, боится крови и смерти; у него тоже есть родители, жена, дети, которые будут оплакивать его, если он погибнет от моей руки... Подобные вещи можно перечислять бесконечно, но душа работает мгновенно и не требует лишних слов.
Одним словом, я промедлил тогда, и мой соперник распорол кинжалом мне правый бок. За меня его убил Витька Агеев, выстрелив в упор разрывной пулей...
Поэтому и теперь я не стал вглядываться в лица нападавших на меня солдат (к тому же, было темно), а прошел сквозь их толпу, как через воду, и позади меня оставались неподвижные тела.
"По ногам! Стреляйте только по ногам!", вопил кто-то в стороне от схватки, но до выстрелов дело не дошло.
В рукопашном бою, как известно, побеждают не числом и не силой, а быстротой. Пока караульные успели опомниться, я в несколько прыжков очутился за ближайшим блиндером, а оттуда рукой было подать (во всяком случае, для меня) до входа в центральный капонир.
Из дверного проема передо мной возник офицер. Размахивая пистолетом, он что-то пытался мне втолковать - и напрасно. Схватив за волосы, я ударил его лицом о стену, и он сполз вниз, оставляя на сером бетоне кровавую полосу.
В тамбуре капонира обнаружилась еще одна, массивная внутренняя дверь из сваренных бронелистов, которая была предусмотрительно задраена изнутри. Пробить ее можно было, наверное, только выстрелом в упор из реактивной противотанковой пушки. Но я не пришел в отчаяние, а произнес формулу аутотренинга, позволявшую многократно увеличить силу мышц.
Спустя несколько секунд дверь слетела с петель, и я пролез в образовавшуюся щель внутрь капонира.
Самое удивительное было то, что по мне никто не стал стрелять. За свою аппаратуру они так дрожали, что ли? Или все еще рассчитывают взять меня живым?..
В коридоре было так светло от ламп, что я невольно зажмурился. Серый бетонный пандус уходил спиралью вниз, и я двинулся по нему.
Из первой же попавшейся мне двери навстречу мне выбирался милитар с сержантскими лычками на погонах и с ганом в руке. Пользуясь тем, что он еще не успел преодолеть дверной проем, я резко толкнул дверь, прищемив сержанту голову. Явственно хрустнул череп, и бедолага упал, обливаясь кровью.
И не раз еще во время моего продвижения вглубь пункта управления (в том, что это был именно он, я уже не сомневался) мне попадались однообразные двери, за которыми функционировала сложная аппаратура управления смертоносными штучками. Мне неоднократно пытались помешать достигнуть цели, но это было все равно, что пытаться голыми руками остановить снежную лавину... Мне что-то кричали, но я не вслушивался в крики. Я просто шел к своей цели. Видит бог, все-таки я не хотел никого убивать - особенно тех, кто был без оружия, но тело мне уже не подчинялось...
Пандус завершился ступенями, ведущими в центральный зал пункта управления. Здесь, за длинными пультами с вереницами светящихся экранов и множеством разноцветных кнопок колдовали на предмет массового убийства офицеры-операторы. Из селектора раздавались отрывистые команды и доклады, а во всю переднюю стену красовался огромный компьютерный экран-карта с кружочками, стрелками и различными условными значками.
