Размечтавшись, Санька окончательно поняла, что сегодня ночью ей не уснуть, и решительно вылезла из спальника. Ей срочно нужно было покурить, увидеть Вадика и поговорить с ним о прекрасном.
Почти ощупью она побрела к алой точке костра, светившейся внизу. На бревнышке сидели двое: Вадик и Андрюшка. Вадик в своем белоснежном кимоно и спортивной кофте, накинутой сверху, а Андрюшка — в широченном хоккейном костюме красного цвета, который делал его слегка похожим то ли на юного Деда Мороза, то ли на палача.
Ежась от ночной прохлады, Санька присела на краешек бревна.
— Привет, — произнесла, прикуривая от уголька. — Как дежурство?
Мальчики явно обрадовались ее приходу. Вадик тут же галантно снял с себя куртку и накинул ей на плечи.
— Нормально… — ответил он спокойно.
Андрюшке же обязательно надо было вмешаться.
— Только спать очень хочется! — зевнул он. — Фигово просто так сидеть… — И тут его озарила светлая идея: — А давайте в карты играть? В дурака?
Санька скучливо сморщила нос.
— А на что?
Андрюшка осмотрел ее сверху вниз.
— На раздевание.
— Мы же тебя первого и разденем! — засмеялась Санька, представляя себе голого Андрюшку.
— Ха-ха!
— Вот увидишь! Вадик, давай сделаем его?
Но тот лишь укоризненно посмотрел на Саньку.
— Пал Палыч, конечно, не совсем порядочным человеком был, но все равно надо соблюсти траур… А вы тут хохочете. Тем более в карты играть — грех. И курить тоже.
Но Саньку уже занесло.
— Да ладно! Мы же не на деньги играем! — Замечания о покойнике и о сигаретах она вообще проигнорировала как недостойные внимания.
— Лучше всего в шахматы играть… — не сдавался Вадик. — Это хорошая игра.
Тут Андрюшка с Санькой заголосили, что ничего предосудительного в картах нет, что они развивают логическое мышление, а в шахматы никто, кроме Вадика, играть не умеет, поэтому большинством голосов решено, что надо играть в подкидного дурака. Вадик только вздохнул, а Андрюшка вытащил из своих штанов битую жизнью колоду и начал раздавать.
Сердце Санькино возликовало: она была абсолютно уверена в своих карточных способностях, а это открывало перед ней широчайшие горизонты. Вадик сидел слева от нее, и, стало быть, она сможет завалить его в пять секунд. И дело кончится тем, что он окажется без ничего. А на то, что останется, ей было до смерти любопытно взглянуть.
— Я хожу первая! — объявила она.
Но Андрюшка, вместо того, чтобы проявить благородство и широту души, тут же завозмущался:
— Почему это?!
— По кочану! — отрезала Санька. — А то я пошла спать.
— Шантажистка! — процедил Андрюшка сквозь зубы. — Ну тогда держись!
Но все его угрозы оказались абсолютной туфтой: дураком остался именно он. И в сторону отлетел первый трофей — Андрюшкина пляжная тапка с правой ноги. Следом под Санькин гомерический хохот последовал и второй тапок, потом носки, часы и вся хоккейная амуниция. Андрюшка сидел в одних синеньких плавочках хмурый, злой и потихоньку крыл Вадика незлобливыми матюками.
— Я же всю жизнь только в дурака и играл! Я же гений в этом деле! Мне просто не везет!
Вадик только довольно улыбался. С него самого пока сняли только правую кроссовку и бандану.
Подпрыгивая от нетерпенья на своем бревне, Санька вновь раскинула карты. И тут ее сердце похолодело: пришла такая мелочь, что хоть режься! И ни одного козыря. Андрюшка моментально уловил ее настроение.
— Ну что, настало время реванша?!
Санька сжала губы.
— Смотри, последние трусы не продуй!
— Не боись!
Первой опять ходила она, потому что из-под дурака-Андрюшки.
— Валет! — отчаянно выложила она под Вадика свою самую приличную карту.
— Король! — отбился Вадик и приготовился к всеобщему нападению. Андрюшка чуть-чуть понападал, и Вадик взял целую горсть карт.
Почти во все оставшиеся ходы под Саньку она тоже брала. Андрюшка на это произносил «хо-хо», а Вадик отягченно вздыхал. На пятый раз она не выдержала, плохо взглянула на Андрюшку и заявила:
— Что радуешься? Даже если я продуюсь в пух и прах, я-то разденусь, мне-то без разницы, а вот как вы будете себя чувствовать рядом с голой женщиной…
— Так мы что, совсем обнажаемся? — понял вдруг Вадик.
— А как же! — подтвердил Андрюшка. — Бог нас, кстати, голыми создал. Так что нечего тут краснеть. А ты, Сань, не бойся, твой стриптиз мы переживем!
До стриптиза не дошло, но раза четыре подряд Санька почему-то продулась. Оставшись в трусах и футболке, она ни капельки не замерзла, а наоборот разгорячилась. Теперь ей уже было все равно, и даже хотелось продолжить раздевание, чтобы покорить юношей своей прекрасной фигурой, но тут ей такая карта поперла!
Все вошли в раж, лихорадочно раздавали карты, хватали их и начинали со шлепаньем выкидывать на перевернутую кастрюлю. В этот раз проиграл Андрюшка. Он сидел, надув губы, и задумчиво посматривал на палец правой ноги.
— Может, не надо его мучить? — спросил Вадик, как-то даже побледнев.
— Ну уж не-ет! — запротестовала Санька. — Он сам это придумал, так что пускай! Впредь будет неповадно!
Андрюшка вдруг влез в свои тапки и направился к горе мисок, аккуратненько прикрытых марлечкой. Выудив с самого дна свою, с попугайчиками, он вернулся назад и приготовился выполнить раздевательный долг. Санька поняла, что Андрюшка решил снимать плавки под прикрытием попугайчиков. Это, конечно, тоже было забавно, но, посмотрев еще раз на миску, она изобрела другое — супер-бартер.
— Андрюша, — позвала она внезапно потеплевшим голоском, — а давай лучше меняться: ты мне свою посудину, а я тебе «гестаповку».
— Нашла дурака! — угрюмо буркнул он. — Даже и не надейся!
— А тогда-а… снимай плавки без всяких прикрытий!!! Мы же не договаривались про них, да, Вадь?
После недолгой, но трагической борьбы Андрюшка выдал ей свою миску. Санька тщательно осматривала выигранный приз и выспрашивала о свойствах его теплопроводности. По всему выходило, что она совершила очень и очень удачную сделку. Андрюшка же мучался, глядя на «гестаповку» и вслух горевал, что теперь спалит из-за нее все волосы на коленках. Представив себе эту картину, Санька залилась смехом. За это Андрюшка схватил ее поперек живота и отправил спать, дабы она не смела «отвлекать приличных людей от долга и дежурства».
А Вадик еще долго сокрушался: у них в лагере совершено убийство, а этим двоим — хоть бы что! Но себя он винил тоже: идти у них на поводу было просто недостойно.
Прошло несколько дней, и обед в конце концов стал скуден до безобразия. Все это время народ ничего не делал, маялся и думал о покойнике, сиротливо лежащем в склепе. К нему так никто и не наведался: все боялись увидеть разложившийся труп.
Постепенно мысль о смерти начальника заглушалась более насущной проблемой: как бы самим не сыграть в ящик. По мере того, как спасение все не приходило и не приходило, наружу стали выползать застарелые неприязни и конфликты: Ася вечно выясняла отношения с Гагариной, Санька нападала на Серегу, Сальери давил всем на психику мрачными прогнозами…
Какое-то время народ надеялся, что, может, Костик как-нибудь найдет выход из сложившейся ситуации. С него не спускали глаз, следили за каждым шагом… Но он и не думал стремиться к цивилизации. Ему и тут было хорошо. Совершив набег на общественную кухню, он изъял кое-какую посуду и продукты и теперь преспокойненько загорал, купался в море и веселился, глядя на несчастных археологов внизу.
…У Саньки было препоганейшее настроение: у нее кончились сигареты. И в основном из-за того, что у Андрюшки они кончились еще раньше, и ей пришлось сердобольно с ним делиться. Доев свою обеденную порцию, она ожесточенно выскребала еду со дна миски и думала о том, что в скором времени узнает, что такое голодный бунт. Похоже, всех остальных занимали те же самые безрадостные мысли.
— Достоверно известно, что человек может прожить без еды… э-э… тридцать дней, — как-то уныло сказал Мухин сидящему на агоре народу. — А за тридцать дней нас кто-нибудь найдет.
— Достоверно известно, что ты дурак, Мухин! — тут же отозвался Сальери. — Ты тридцать дней точно не выживешь. В тебе мало питательных веществ. По-моему, здесь есть шансы только у меня и у Каши — мы с ним упитанные и можем долго голодать за счет внутренней энергии. А вы все помрете!
Археологи восприняли слова Сальери очень плохо.
— Хрена собачьего! — заголосила Рая. — Я тебя еще на сто мильёнов лет переживу!
— И я переживу! — тут же подхватила Санька.
И быть бы Сальери битому, если бы вдруг все не почуяли аромат чего-то очень знакомого и любимого. Головы как одна задрались вверх, ноздри затрепетали…
От костра Костика поднимался дымок. Он что-то варил в своем чайнике, и, судя по запаху, это «что-то» было очень вкусным и рыбным.
