— Что вы сказали? — не понял Паша.
— Ничего. — Ему не хотелось говорить о своей неудаче. Вариант с главным врачом он предусмотрел на случай крайней необходимости.
Машины неслись в аэропорт,
— Вы так и не посмотрели город, — вздохнул Бубенцов.
— Думаешь, я приезжал любоваться местными пейзажами? — вяло отреагировал Святослав Олегович.
— Нет. Но мне казалось, что вам будет интересно…
— Мне будет очень интересно, когда тот мерзавец Качанов станет депутатом. Вот тогда мы с тобой вернемся сюда и осмотрим все городские достопримечательности. А сейчас помолчи.
Машины на большой скорости неслись к аэропорту. Петровский анализировал достигнутое. Лечащий врач Сидоров будет заботиться о больном, как о своем близком родственнике. Аспирант тоже не станет больше советовать супруге журналиста отключить тело несчастного от искусственного дыхания. Прокурор уже вынес протест, и завтра утром местный суд разрешит учителю истории участвовать в выборах. Кажется, все сделано правильно, за исключением небольшой осечки с главным врачом. Но Симонов ничего не станет делать до утра. Выходит, все получилось как надо или почти все.
Он открыл глаза, когда автомобили уже подъезжали к зданию аэропорта. Местный аэропорт был небольшим, здесь не принимали крупных самолетов.
— Нас ждут, — показал Бубенцов в сторону двух стоящих «мерседесов».
«Идиот, — разочарованно подумал Святослав Олегович про Качанова. — Разве можно разъезжать на таких автомобилях по городу, если хочешь, чтобы за тебя проголосовали люди, получающие в месячную зарплату меньше, чем стоит одно колесо на этих машинах?»
— Я же сказал, чтобы он приехал без охраны, — раздраженно обратился он к помощнику
— У него в охранниках еще два джипа, — пояснил Паша. — Он любит ездить по городу как президент.
— Доездится, что его не выберут вообще, — в сердцах проворчал Петровский, вылезая из машины. Из переднего «Мерседеса» ему навстречу вышел Качанов с двумя телохранителями. Он был в длинном темном плаще, на голове — шляпа.
«Ну прямо гангстер тридцатых годов, — иронически подумал Петровский, — все-таки не стоит иметь таких неуправляемых клиентов. Тоже мне Дилинджер!»
Качанов подошел к нему один, оставив охранников у «Мерседеса».
— Я все знаю, — сказал он, широко улыбаясь и протягивая руку. — Мне уже сообщили, что прокурор области принесет протест, а Нечипоренко пока еще живой.
— Не нужно было вам сюда приезжать, тем более на таких дорогих машинах, — строго произнес Петровский, все-таки пожимая руку своему клиенту.
— Вы упрямо не выполняете наших рекомендаций. Немедленно уберите оба «Мерседеса» из города и передвигайтесь только на «волгах». Вы меня понимаете?
— Хоть на «Жигулях», — заулыбался Качанов. — Простите меня за то, что я сегодня днем на вас кричал. Я немного вспылил.
— Мой визит в Курск и решение срочных проблем, связанных с аварией Нечипоренко, обошелся нашему агентству в лишние триста пятьдесят тысяч долларов, — холодно заметил Петровский. — Надеюсь, вы компенсируете наши расходы независимо от исходов голосования.
— Считайте, что я вам уже заплатил, — беззаботно отозвался Качанов. — Но только мне нужно знать, что меня обязательно выберут в это воскресенье.
— Надеюсь, все так и будет, — кивнул Петровский. — А теперь слушайте меня внимательно. Во-первых, не высовывайтесь. Завтра агитация запрещена, и если вы позволите себе сорваться, я не отвечаю за последствия…
— Ни в коем случае, — заверил его бизнесмен.
— Во-вторых, поменяйте машины, уберите вашу бандитскую одежду. Больше светлых тонов, больше улыбок. Вас достаточно сильно ненавидят в этом городе, но мы делаем все, чтобы вас провести.
— Зачем вы мне говорите такие гадости? — разозлился Качанов. — Меня многие любят.
— Особенно учитывая вашу предыдущую биографию. Просто умирают от любви к вам. И хватит со мной спорить. Хотите, чтобы я вас обманывал? Вам больше понравится, если я начну вас хвалить, а вы не пройдете на выборах?
— Можете говорить все, что угодно, — разрешил бизнесмен, — только дайте мне депутатский мандат.
— И учтите: вам еще некоторое время даже после избрания нужно будет вести себя очень скромно. Если вы появитесь в думе в таком виде и с вашей рожей, там сразу проголосуют за снятие с вас иммунитета. Первые два месяца вам придется посещать вce заседания и заводить себе друзей. Не жалейте денег на выпивку и еду. Старайтесь кружить с представителями разных фракций, чтобы, когда придет запрос прокуратуры, они вас не выдали. Вы все поняли?
— Почему у меня рожа? — обиделся будущий парламентарий. — Мне не нравится, когда так говорят про мое лицо.
— Хорошо, пусть не рожа, а морда. Или харя. Как вам больше нравится. Я говорю вам серьезные вещи, а вы обижаетесь на пустяки. И вообще, постарайтесь ничего не предпринимать без согласия с нами. Ни одного шага. Только посоветовавшись с Бубенцовым. Считайте его вашим духовным наставником на эти два дня. Ясно?
— Понятно. Я же сказал, что все сделаю.
— До свидания. — Петровский во второй раз пожал руку Качанова, хотя оба раза ему не хотелось этого делать.
— Спасибо, — крикнул ему на прощание бизнесмен. — Я завтра же переведу все деньги.
Петровский посмотрел на часы. Шел первый час ночи. Пока они взлетят, будет час. Значит, в Волгоград он успевает.
— Проследи за этим типом. Он бывает неуправляемым, — напомнил Святослав Олегович Паше. — И чтобы больше никаких эксцессов. Если ночью Нечипоренко умрет, сразу мне позвони. Мгновенно. Где бы я ни был. И еще… — Он начал излагать Бубенцову свой план.
Тот слушал, ошеломленно открыв рот. Ему такой план показался абсолютно невероятным и авантюрным. И тем не менее осевшим голосом Паша заверил:
— Я все сделаю. Но как вы могли такое придумать?
— Станешь опытнее и не такое будешь придумывать, — ухмыльнулся Петровский. — Но учти, что ты ничего не должен делать без моего приказа. Лишь когда я позвоню и скажу «альтернативный план». Только тогда. Но у тебя есть ночь, чтобы подготовиться. Ты меня понял?
— Я все сделаю. Не буду спать, но все сделаю.
— До свидания. — Святослав Олегович немного подумал и все-таки протянул руку помощнику. Это не был жест фамильярности. Надо было хотя бы так поощрить Бубенцова. Ведь до этого он дважды пожал руку Качанову, чего ему совсем не хотелось.
— Я все сделаю, — повторил польщенный высоким доверием Паша Бубенцов.
Петровский в сопровождении двух сотрудников ввалился в салон самолета, уселся на прежнее место. Стюардесса подошла к нему
— Опять ничего не будете пить? — улыбаясь поинтересовалась она. Командир уже успел рассказать, что все члены экипажа получат премии по тысяче долларов.
— Буду, — ответил он. — Стакан газированной воды. И дайте что-нибудь поесть. Я умираю с голоду.
— Обязательно, — кивнула стюардесса.
Сорок тысяч долларов за самолет, плюс пять тысяч, пятьдесят пять прокурору. Мелкие расходы врачу и старушке-соседке. Ужин с Трохиной… В общем, он неплохо провел время. Но все расходы покроет сумма в триста пятьдесят тысяч, которую он назвал Качанову. Петровский не считал, что запросил слишком много. Его нервы, время и унижение в доме Симонова стоили гораздо больше. Он усмехнулся. Теперь нужно думать про Омск. Утром встреча с губернатором. Святослав Олегович достал телефон и набрал номер своего заместителя.
— Юлай, — сказал он, — мы все сделали.
— Ты вытащил такую ситуацию! — понял Юлай Абуталипович. — Я думал, у нас ничего не получится.
— После девяносто шестого я понял, что можно решить любую проблему, — напомнил Петровский.
— Верно, — согласился Юлай, — но тогда была совсем другая история. Святослав Олегович убрал аппарат и закрыл глаза. Да, в девяносто шестом им казалось, что переломить ход событий практически невозможно.
К началу девяносто шестого года в стране сложилась уникальная ситуация. Война в Чечне, повлекшая многочисленные жертвы, расстрел парламента, неудачные реформы, «черный вторник» и невероятная инфляция привели к тому, что рейтинг действующего президента упал до немыслимой цифры в три процента. Все основные кандидаты его опережали, а главный претендент от левой оппозиции гарантированно набирал двадцать пять—тридцать процентов голосов. Практически все специалисты-аналитики считали, что сократить этот разрыв нереально.
Действующий президент вызывал раздражение даже у собственного окружения. О его проблемах с алкоголем знала вся страна, журналисты изощрялись в смаковании подробностей из личной жизни главы государства. На официальных приемах он умудрялся нарушать все протоколы, вызывая гомерический хохот руководителей других государств. Летом девяносто четвертого в невменяемом состоянии «продирижировал» выводом собственных войск из Германии. Армия, ценой миллионов жизней победившая во Второй мировой войне, ставшая символом великой Победы, превратилась в посмешище. Генералы и офицеры сжимали зубы, глядя на пьяные выходки «верховного главнокомандующего», когда его поддерживали под руки официальные лица объединенной Германии, не давая ему упасть. «Русский медведь» более был не опасен, некогда грозная армия уходила из когда-то побежденной страны под насмешки и презрение ее жителей. Имущество армии распродавалось, миллионы долларов разворовывались, а воинские части выводились в спешном порядке в необустроенные военные городки.
