— Мы с Дебби не получили чеков на зарплату, — пожаловался Питер. И Бесс тоже. — Бесс работала машинисткой.
— Из нагревателя в туалете течет холодная вода, — добавила Дебби.
— И вы обещали отпустить меня сегодня днем к дантисту, в три тридцать.
— Сожалею по поводу сверхурочной работы, — сказал Питер тоном, не выражавшим ни малейшего сожаления, — но сегодня пятница. Боюсь, у меня занятия на курсах бухгалтеров.
— М-м, — ответил я. — Питер, позвоните в Лейхиллскую тюрьму и спросите, там ли еще Коннат Павис.
— Что?
— Лейхиллская тюрьма. Где-то в Глостершире. Найдите номер в телефонном справочнике.
— Но…
— Просто пойдите и сделайте, — сказал я. — Коннат Павис. Там ли он еще.
Питер вышел, глубоко озадаченный, но, с другой стороны, его можно понять: в последнее время ему, как и Дебби, пришлось туго. Дебби отправилась за первой пачкой необходимых бумаг, и я принялся за составление актов для поверенных.
С тех пор как растрата доверительных денежных сумм стала процветающим промыслом, были приняты соответственные законы. Они обязывали аудиторов проводить проверки каждые шесть месяцев, дабы убедиться, что наличность и ценные бумаги, переданные на попечение поверенного, действительно находятся там, где полагается. Если их на месте не оказывалось, Немезида моментально лишала проштрафившегося адвоката права практиковать. Если все было в порядке, аудитор подписывал акт и клал в карман гонорар.
Вернулся Питер с таким горделивым видом, словно он только что с честью выполнил опаснейшее поручение.
— В тюрьме сказали, что Павис освобожден шесть недель назад, 16 февраля.
— Спасибо.
— Я дозвонился с большим трудом.
— Э… молодец, — промямлил я. Выражение лица Питера давало понять, что он заслуживает больших похвал. Но он их не получил.
Если Коннат Павис на свободе уже шесть недель, в его распоряжении был целый месяц, чтобы устроить мне морское путешествие. Я изо всех сил старался сосредоточиться на проверке документов для аудиторского акта, но мне постоянно мерещился парусный отсек.
С третьего захода я все-таки подвел итог в делах поверенного Гранта, но продолжал делать ошибки в счете, разбираясь с бумагами Денби Креста.
Раньше я всегда воспринимал ясность мышления как нечто само собой разумеющееся, подобно умению ходить. Теперь я понял: ни то ни другое человек не ценит в полной мере, пока не потеряет. С детства арифметика была для меня вторым языком, я с легкостью овладевал ею. Я перепроверил цифры Денби Креста пять раз, и у меня все время получалось расхождение в пятьдесят тысяч фунтов. Но я хорошо его знал, так как он периодически оказывал нам услуги.
Мне эта недостача казалась нелепостью. Денби Крест не мошенник, думал я с раздражением. Все дело в моей непроходимой тупости. Где-то я перенес запятую десятичной дроби, сделав из мухи — недостачи в пять фунтов или пятьдесят пенсов — слона.
В конце концов я набрал номер его конторы и попросил его к телефону.
— Послушайте, Денби, — сказал я, — я искренне сожалею, но уверены ли вы, что передали нам все необходимые документы?
— Полагаю, да, — нетерпеливо ответил он. — Почему бы вам не оставить это дело Тревору? Он возвращается в Англию завтра, не так ли?
Я рассказал о поломке машины.
— Он не выйдет на работу раньше среды или четверга.
— О! — Казалось, он обескуражен, и возникла довольно долгая пауза.
— Все равно, — проговорил он, — Тревор привык к нашим методам. Пожалуйста, повремените с нашим актом до его возвращения.
— Но он просрочен, — заметил я.
— Попросите Тревора связаться со мной, — сказал он. — А сейчас, извините, но у меня клиент. Так что с вашего позволения…
Он повесил трубку. Я с облегчением сложил его бумаги, рассудив, что если он готов рискнуть и подождать Тревора, то лично я ничего против не имею.
В двенадцать тридцать Питер с Дебби отправились обедать, но мне есть не хотелось. Я сидел, сняв пиджак, над документами мистера Уэллса, нагонявшими тоску — непочатый край работы. Я поставил локти на стол, положил голову на кулак согнутой правой руки и закрыл глаза. Меня одолевали недостойные мысли: в том числе я серьезно подумывал, не купить ли билет до Антарктики.
— Вы больны, спите или позируете Родену?
Я испуганно вздрогнул и поднял глаза. Она стояла в дверях. Молодая, стройная, светловолосая красотка.
— Я ищу Тревора, — сказала она.
Нельзя иметь все, решил я.
— Мы знакомы? — смущенно спросил я, вставая.
— Конечно. — В ее манерах сквозило смирение, словно она часто оказывалась в неловких ситуациях подобного рода. — Обратитесь к своей памяти: длинные волосы, ни грамма помады, грязные джинсы и пони.
Я взглянул на коротко подстриженные пышные волосы, модную косметику, широкую, расклешенную коричневую юбку в сочетании с элегантным меховым жакетиком до талии. Чья-нибудь дочка, подумал я, недавно и весьма успешно выросшая.
— Чья вы дочь? — спросил я.
— Моей мамы.
— Логично.
Она развлекалась, наслаждаясь впечатлением, которое производила на мужчин.
— Джосси Финч собственной персоной.
— Вот это да, — отозвался я.
— Куколка всегда превращается в бабочку.
— И куда вы полетите?
— Да, я слышала, что вы находчивы, — сообщила она.
— Боюсь, Тревора здесь нет.
— Все еще в отпуске?
Я кивнул.
— Тогда мне поручено передать сообщение вам, если вместо него я найду вас.
— Присядете? — предложил я, указав на стул.
— Нет времени. Простите. Сообщение от папы. Вы что-нибудь предпринимаете, чтобы уладить дело с налоговой инспекцией? Он сказал, что решительно не намерен встречаться ни с какими такими-сякими инспекторами в следующий вторник, или что-то в этом духе, столь же грозное.
— Ему не придется.
— Он также говорит, что послал бы сегодня утром со мной какую-то книгу мелких расходов, но его секретарша больна. Если хотите знать мое мнение, это самое болезненное создание из всех, когда-либо ломавших ногти на пишущей машинке. И она что-то там не сделала с расписками, или кассовыми чеками, или чем-то еще, что вам нужно. Однако… — Она выдержала паузу, театрально вздохнув. — Отец говорит, если вы не откажетесь заглянуть сегодня вечером, вы сможете совершить вместе с ним вечерний обход конюшен, потом пропустите по стаканчику, и он лично передаст в ваши горячие ладошки книгу, из-за которой ваш помощник сводил его с ума.
— С удовольствием, — согласился я.
— Хорошо. Я передам папе.
— А вы будете?
— О, — сказала она со смехом в глазах, — немного неуверенности это пряная приправа к пресному блюду.
— И разнообразит острыми ощущениями вашу жизнь тоже.
Она подарила мне ослепительную улыбку, круто повернулась на каблуках, так что закружилась юбка и взметнулись волосы, и вышла из кабинета.
Джосси Финч, дочь Уильяма Финча, владельца Эксвудских конюшен. Я знал ее отца, как и все жокеи-любители, выступающие давно, знают всех лучших тренеров: достаточно, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов на скачках. Он принадлежал к числу тех клиентов из скакового мира, кто вел дела с фирмой еще до моего появления в ней, и Тревор предпочитал заниматься ими самостоятельно, поэтому я никогда не бывал в конюшнях Финча.
Мне очень хотелось пойти, несмотря на все мои неприятности. На его попечении находилось примерно девяносто лошадей, как для гладких скачек, так и для скачек с препятствиями. Победители среди них рассматривались как нечто само собой разумеющееся. Не считая Гобелена, я в основном скакал на лошадях среднего класса, хозяева которых больше тешили себя надеждой на выигрыш, чем ожидали его. Увидеть крупную коневодческую ферму, полную лучших скаковых лошадей королевства, всегда было праздником. Там мне не грозит опасность стать жертвой похищения. И Джосси как изысканное лакомство на десерт.
Когда вернулись Питер и Дебби, я набросился на них из-за того, что они ушли, не закрыв входную дверь. Они тотчас сделали обиженный вид и сказали, что, с их точки зрения, в этом не было необходимости: я оставался на месте и мое присутствие наверняка помешало бы злоумышленникам пробраться внутрь и украсть что-нибудь.
Рассудив более здраво, я пришел к выводу, что сам виноват. Мне следовало бы закрыть за ними дверь. Придется менять многие из своих привычек.
Вместо Джосси Финч в офис спокойно мог войти мой враг.
Часть дня я потратил на мистера Уэллса, но гораздо больше времени я посвятил попыткам напасть на след Конната Пависа.
В нашей картотеке имелся его адрес, сохранившийся с той поры, когда он подделывал счета и за пять лет выдоил из своей фирмы четверть миллиона фунтов. Аудиторскую проверку фирмы обычно осуществлял Тревор. Однажды Тревор долго болел, залечивая язву, вместо него аудит проделал я и случайно обнаружил надувательство. Мошенничество принадлежало к разряду таких, в какие невозможно поверить, даже если факты у вас перед глазами. Коннат Павис был действующим директором и платил налоги с весьма приличной прибыли. Солидные суммы, сокрытые от налогов, бесследно исчезли, но сам Коннат оказался недостаточно проворным.
