Наверное, теперь нужно спросить Жанну о её летних планах, но Артём боялся, что она предложит какое-нибудь совместное развлечение. Чем больше он находился в её обществе, тем лучше понимал: отношения пора завязывать. Но как об этом сказать? Будут слезы, скандалы, выяснения «чем я тебе не угодила», просьбы типа «начнём сначала»… Ох, он этого уже нахлебался, когда уходил от Ленки.
– У меня такое ощущение, будто ты мне не рад, – сказала Жанна после минутной паузы.
– Просто у меня есть работа.
– Ах, работа! – Жанна понимающе кивнула, поднялась с дивана и отряхнула платье. – Ну, тогда не буду мешать. Позвонишь, когда будет время?
– Конечно!
Артём ненавидел себя за радостную готовность, с которой он выпалил это проклятое слово. С другой стороны, он так надеялся, что зашедшие в тупик отношения рассосутся сами собой, без нервотрёпки. Жанна встретит парня своей мечты и забудет номер его телефона. Дай-то бог.
– Не провожай, я захлопну дверь.
Артём подставил щёку и получил ещё один легкий необременительный поцелуй. Услышал щелчок автоматического замка и с облегчением перевёл дух. Тут же затрезвонил мобильник. Артём чертыхнулся и схватил трубку, даже не взглянув на определитель.
– Слушаю, – сказал он, надеясь, что голос звучит достаточно вежливо. Возможно, это потенциальный заказчик.
– Ермолин Артём Игнатьевич? – осведомился неизвестный казённым тоном.
– Он самый.
– Вы не могли бы подъехать к аукционному дому «Брайс энд Хугер»?
– А в чём дело? С кем я говорю?
– Дело в том, что кабинет Анны Леонардовны Нарышкиной должен быть вскрыт в присутствии компетентных лиц, – равнодушно сообщил собеседник, по-прежнему не представляясь. – Говорят, он битком набит антиквариатом. Мне назвали вас как одного из возможных понятых.
Артём вытер ладонью внезапно вспотевшее лицо.
– А где сама Анна Леонардовна?
– Анна Леонардовна умерла. Так мы вас ждём, Артём Игнатьевич.
И тут же, не дожидаясь его ответа, собеседник разъединил связь.
День рождения закончился обуенно. Пилигрим вернулся домой в самое неподходящее время, то есть к тому моменту, когда окосевшие гости покидают разгромленную квартиру. Был обцелован несчётное количество раз тётей Олей, тётей Валей и тётей Надей. Неполовозрелый отпрыск сунул было свою прыщавую морду, но Пилигрим отбился незаметным тычком в солнечное сплетение. Отпрыск всхлипнул и согнулся.
– Живот прихватило? – участливо склонился к нему Пилигрим. – Беги скорей, пока не занято.
Он втолкнул отпрыска в сортир и навалился на дверь спиной. Неужели у него попрут такие же прыщи? Вот ужас-то будет! До сих пор бог миловал, может, и потом обойдётся.
– Надо же, как он вырос, – умилилась тётя Надя, подпирая корпус гражданского мужа.
Его голова с закрытыми глазами лежала на дамском плече, длинные усы были измазаны горчицей. Трогательное зрелище.
– Да уж, ростом он удался, – заметил законный правообладатель тёти Оли таким тоном, словно во всех других отношениях Пилигрим подкачал.
– А хорошенький будет! – внесла свою лепту тётя Оля и сделала попытку потрепать Пилигрима по головке. За что получила ощутимый толчок в бок от законного супруга.
– Он и сейчас ничего, – высказалась тётя Валя кислым тоном, типа «ничего хорошего».
Пилигрим её понимал и даже сочувствовал: когда имеешь отпрыска с такой мордой, тяжело смотреть на благополучных чужих детишек.
Отпрыск ожил и забарабанил в дверь сортира:
– Пусти, быстро! Ма, чего он меня запер?!
Пилигрим вильнул в сторону, дверь распахнулась, и отпрыск с разбегу торпедировал гражданского мужа тёти Нади, который тихо всхрапывал на её плече. Последовал взрыв негодования на языке, который в присутствии дам строго воспрещён. Пилигрим злорадно ухмыльнулся и отправился в гостиную, не обращая внимания на прощальные поцелуи в коридоре. Вошёл и замер на пороге.
Боже!
Комната, как поле боя, дымилась остатками сигаретного дыма. Сквозь пепельно-серую завесу тускло просвечивал экран зомбоящика с полуночным сеансом кино для взрослых. Огромный стол был завален грязными тарелками, переполненными пепельницами с вонючими окурками, пустыми бутылками всех видов, объедками и огрызками, подошвы прилипали к полу и отдирались от него с недовольным клейким всхлипом. Пилигрим облился гипсом, представив, как они с мамой будут всё это вылизывать. Больше-то некому – батяня давно храпит, братан Серёга, очевидно, ищет в клубешнике настоящую любовь, что делает раз в неделю исключительно по пьяни.
Пилигрим сел на диван и брезгливо отодвинул тарелку с чьими-то объедками. Есть ли у вас план, мистер Фикс?
Лучше всего поступить так: спокойно улечься спать, а завтра нанять «специально обученного» человека, который разгребёт гору мусора. Удачная формулировка, обычно используемая для указания на абсолютно тупую и не требующую использования верхней головы работу, к которой приставлен соответствующий персонаж. Ну, например: «Мусор на помойку выносят специально обученные таджики». Или ещё лучше: «Досмотр багажа осуществляет проводник со специально обученной собакой».
В общем, хороший план, есть один минус: «специально обученному» человеку придётся платить. Пилигрим пошарил в карманах и выскреб со дна остатки наличности. Двести баксов пока пребывают в неприкосновенности, а вот от полторашки осталось шестьсот рублей. «Куда деньги летят?» – извечный вопрос предков в конце месяца. В отличие от них Пилигрим знал, куда. Пятьюстами рублями он откупился от домогательств офисной самки по имени Луша (вот уж ничуть не жалко!), сотню потратил в баре, остальное кинул на Интернет. Потому как оставаться одному на необитаемом острове под названием «Столица» ужас как не хотелось.
– Ты где так измазался?
Мать села напротив Пилигрима, подперев щеку ладонью. Тушь у неё под глазами поплыла, и от этого мать казалась старой и ужасно замученной.
– Охота тебе было всё это затевать? – спросил Пилигрим, кивая на стол.
– Праздник всё-таки.
«Чей?» – чуть было не вырвалось у Пилигрима, но, взглянув на мать, он решил её пожалеть. Тридцать шесть лет женщине, а выглядит на все сорок шесть. Мораль: не ходите, деффки, замуж. Во всяком случае, не в восемнадцать лет».
– Ты не волнуйся, я сам рубашку постираю, – сказал Пилигрим. – Насчёт остального предлагаю так: оставь всё как есть, я завтра уборщиц найму. – Подумал и добавил: – Специально обученных.
– А деньги где возьмешь?
– Вы же сами двести баксов подарили? – удивился Пилигрим.
– И ты их потратишь на уборщиц?
– По крайней мере, выспишься перед работой, – буркнул Пилигрим.
Минуту мама молча рассматривала Пилигрима через стол, а потом села рядом, обняла за шею и поцеловала. Пилигрим не вытерпел и вывернулся из крепких материнских объятий. Мама засмеялась.
– Повезёт кому-то, – сказала она загадочную фразу, рассматривая сына так, словно не родила его сама пятнадцать лет назад.
– Иди, ложись, – велел Пилигрим. – Только умойся сначала, а то наволочку не отстираем.
Мама снова засмеялась, но уже веселее, чем пять минут назад.
– Поцеловать-то тебя можно?
– Целовались уже, – напомнил Пилигрим. – Но вообще, если тебе доставляет – я потерплю.
Мама поцеловала его в макушку и ушла. Вернулась чисто умытая и от этого ещё более замученная, чем в разводах косметики.
– Я и правда на ногах не стою, – сказала она, как бы оправдываясь. – Ты оставь всё как есть, я завтра с работы приду и уберу. Не трать деньги на уборщиц, а то какой же это подарок? Ладно?
– Ага, – ответил Пилигрим, выискивая в вазе с фруктами хотя бы одно целое яблоко.
Неполовозрелый-то отпрыск настоящий запорожец, оба народ. Что смог, сожрал, что не смог – понадкусывал. Пришлось удовлетвориться национальным россиянским фруктом – бананом.
Мама ушла спать. Пилигрим дожёвывал банан, наблюдая за взаимно высасывающим поцелуем, который пять минут исполняли мужик и баба на экране. И как взрослым не противно такое делать? Целоваться взасос он никогда не пробовал, хотя пара девчонок в школе предлагала научить. Ну, может, и не пара, может, больше, не важно. Пилигрим категорично фейлил эту гнилую идею. При одной мысли о том, что во рту окажется чужой язык, становилось как-то не по себе. Антисанитария, блин! А может, девчонки были не те? Вот если бы такое предложила Яна…
Пилигрима кинуло в жар. Он пошёл в свою комнату, переоделся и начал методично разгребать помойку, оставленную гостями. Крамольные мысли доставали ещё долго и сдались лишь после сороковой вымытой тарелки. Дабы успокоить разыгравшееся воображение, пришлось вылизать гостиную досконально, с половой тряпкой в руках, ползая по всем углам и закоулкам. Закончил Пилигрим часа в четыре и не заметил, как упал на неразобранный диван в одежде. Не зря поётся: «День рожденья – грустный праздник».
