— Вы видели руку Сери?
— Да.
— Пятно похоже?
— Да, но оно шире и имеет менее правильную форму.
Старшина присяжных: — Вы ознакомились с письмами, в которых разные лица выражают Коронеру свои предположения относительно причин смерти?
— Да, я внимательно прочел их.
— И не нашли в них ничего, что могло бы укрепить вас в мнении относительно тех или иных причин смерти?
— Нет.
— Например, отравление газом?
— Это предположение надо исключить. Следы газа немедленно были бы обнаружены.
— Но, может быть, в комнату был введен какой-нибудь ядовитый и необыкновенно быстро улетучивающийся газ?
— Такие газы неизвестны науке.
— Вы видели розу, найденную в руке сэра Филиппа Рамона?
— Да.
— Как вы это объясните?
— Никак.
— А происхождение пятна?
— Тоже.
Старшина присяжных: — Вы, значит, не составили окончательного мнения о причине смерти?
— Нет. Я высказал вам три моих предположения.
— Вы верите в гипноз?
— Да, в известной мере.
— А в гипнотическое внушение?
— До известных пределов.
— Не допускаете вы возможности, что смерть была внушена сэру Филиппу Рамону людьми, которые ему угрожали?
— Я не понимаю вопроса.
— Допускаете ли вы, что сэр Филипп Рамон мог стать жертвой гипнотического внушения?
— Нет, не допускаю.
Старшина присяжных: — Вы упомянули об ударах, не оставляющих внешних следов. Вам приходилось наблюдать такие случаи?
— Дважды.
— И удар был достаточно силен, чтобы причинить смерть?
— Да.
— И от него на теле не оставалось решительно никаких следов?
— Решительно никаких. Я знаю случай, когда в Японии человек был убит ударом по горлу, не оставившим никаких следов: легкий нажим на известное место и — немедленная смерть.
— Такие случаи часты?
— Нет, это был совершенно необыкновенный случай и в свое время он вызвал большое волнение в медицинском мире. Он подробно описан в «Британском Медицинском Журнале» в 1896 году.
— И на горле японца не было найдено никаких следов насилия?
— Абсолютно никаких.
Знаменитый врач прочел длинную выдержку из «Британского Медицинского Журнала», подтвердившую его заявление.
— Вы думаете, что сэр Филипп Рамон погиб точно такой же смертью?
— Очень возможно.
Старшина присяжных: — Вы считаете это наиболее вероятным?
— Да.
После нескольких незначительных вопросов техническая сторона допроса была окончена.
Когда знаменитый врач оставил свидетельское место, публика, заполнившая судебный зал, была явно разочарована. Медицинская экспертиза не только не рассеяла тьмы, но теперь тайна смерти сэра Филиппа Рамона становилась еще непроницаемее, чем была.
Свидетельскую скамью занял инспектор Фальмут.
Он давал показания ясно и сдержанно, но было видно, что им владеет глубокое волнение. Его, по-видимому, не покидала мысль, что министр погиб от недостаточной бдительности полицейской охраны. Всем было известно, что немедленно вслед за тем, как разыгралась драма, начальник полиции и инспектор Фальмут подали прошение об отставке, но, по настоянию премьер-министра, их отставка не была принята.
Фальмут повторил значительную часть показаний начальника полиции и остановился на том, как он стоял у дверей министра в момент, когда произошла трагедия. Судебный зал затих и весь был внимание, слушая подробности.
— Вы говорите, что за дверью кабинета слышали шум?
— Да.
— Какого рода шум?
— Это очень трудно описать. Было похоже, будто тяжелое кресло тащили по мягкому ковру.
— Или будто отворяли шарнирную дверь?
— Да. (В зале движение).
— Вы именно так описали этот шум в вашем рапорте?
— Да.
— Но никаких шарнирных дверей в кабинете не было обнаружено?
— Нет.
— Была ли возможность преступнику спрятаться в одном из книжных шкафов?
— Нет. Все шкафы были обысканы.
— Что же вы услышали вслед за шумом?
— Короткий звон и крик сэра Филиппа. Тогда я налег на дверь, чтобы высадить.
Старшина присяжных: — Дверь была заперта?
— Да.
— И сэр Филипп был в кабинете один?
— Совершенно один. Таково было его собственное желание.
— После того, как произошла смерть сэра Филиппа Рамона, вы произвели обыск внутри и снаружи дома?
— Да.
— Вы ничего не обнаружили?
— Ничего, кроме одной любопытной вещи, не имеющей впрочем отношения к делу.
— Какой?
— На подоконнике кабинета были найдены два мертвых воробья.
— Их исследовали?
— Да. Но врач, который их резал, пришел к заключению, что они пали от холода.
— В их внутренностях не было найдено следов яда?
— Нет.
Снова вызвали сэра Френсиса Кэтлинга. Он лично осматривал воробьев и не нашел никаких признаков отравления.
— Если допустить, что в комнату был введен смертельный и быстро улетучивающийся газ, о котором мы только что говорили, то возможно, что воробьи погибли от этого газа?
— Да, если они в то время сидели на подоконнике.
Старшина присяжных: — Вы думаете, что воробьи действительно имеют отношение к смерти сэра Филиппа?
— Нет, я этого не думаю, — решительно ответил свидетель.
Коронер возобновил допрос инспектора Фальмута.
— Больше вы ничего интересного не обнаружили?
— Ничего.
Коронер перешел к вопросу об отношениях Билли Маркса с полицией.
— Было ли найдено на нем такое же пятно, как на руке сэра Филиппа Рамона и Сери?
— Нет.
Суд закончился, и небольшие группы людей оживленно обсуждали необычайный вердикт присяжных: «Смерть от неизвестной причины: обвинение в злоумышленном убийстве против неизвестного лица или неизвестных лиц».
Коронер на пороге столкнулся со знакомым.
— Здравствуйте, Карсон! — удивился он. — Вы тоже здесь? Я думал, что ваши банкроты не отпустят вас даже в такой исключительный день.
— И правда, исключительный.
— Вы все время были в зале?
— Все время.
— Вы обратили внимание, какой у нас был толковый и любознательный старшина присяжных?
— Да, я думаю, из него вышел бы гораздо лучший адвокат, чем директор акционерного общества.
— Вы знаете его?
— Да, — зевнул судебный пристав. — Бедняга хотел поджечь море и основал акционерную компанию «Художественных Репродукций». Он подобрал обанкротившееся дело Этерингтона, но дело, кажется, опять возвращается к нам.
— Он тоже обанкротился?
— Не совсем обанкротился. Он как раз вовремя понял, что дело не пойдет, и уезжает… Забыл, как его зовут.
— Манфред, — ответил Коронер.
Фальмут сидел за письменным столом против начальника полиции. На столе лежал лист серой бумаги.
Начальник полиции взял лист в руки и в третий раз перечел:
«Когда вы получите это письмо, мы, именующиеся за неимением лучшего названия „Четыре Справедливых Человека“, рассеемся по всей Европе, и мало вероятности, чтобы вы нашли кого-нибудь из нас. Без хвастовства мы говорим: мы исполнили свою задачу. И без лицемерия выражаем сожаление, что нам пришлось прибегнуть к такому шагу.
Смерть сэра Филиппа Рамона будет приписана несчастному случаю. Это верно. Сери напутал в расчетах и заплатил жизнью за свою ошибку. Мы слишком зависели от его технических познаний. Может быть, усердные поиски помогут вам открыть тайну смерти сэра Филиппа Рамона, — вы поймете тогда смысл этих слов. Прощайте».
— Не понимаю, что это может значить, — задумчиво произнес начальник.
Фальмут в отчаянии покачал головой.
— Усердные поиски! Мы перерыли весь дом на Даунинг-стрит… Где же нам еще искать?
— В бумагах сэра Филиппа вы не нашли ничего, что могло бы вас навести на какой-нибудь след?
— Ничего.
Начальник полиции погрыз конец карандаша.
— Вы не осматривали его деревенского дома?
Фальмут нахмурился.
— Не думаю, чтобы это было нужно.
— А дом на Портлэд Плэс?
— Он был заперт в день убийства и в нем никого не было.
Начальник встал из-за стола.
— Попробуйте осмотреть Портлэд Плэс. Теперь он в руках душеприказчиков сэра Филиппа.
Инспектор взял кэб и четверть часа спустя постучался в двери городского особняка, принадлежавшего министру иностранных дел. Старый лакей сэра Филиппа открыл дверь: Фальмут знал его и поздоровался кивком головы.
— Я хочу осмотреть дом, Перкс. Вы ничего здесь не трогали?
— Нет, мистер Фальмут. Все стоит здесь так, как оставил сэр Филипп в день отъезда. Душеприказчики еще не приступали к составлению описи.
Фальмут прошел в чистенькую небольшую комнату лакея.
— Я хотел бы начать с кабинета.
— Боюсь, что это будет трудно, сэр, — почтительно ответил Перкс.
— Почему?
— Это единственная комната в доме, от которой у нас нет ключа. Сэр Филипп запирал кабинет на особый замок и ключ всегда хранил при себе. Вы знаете, он был осторожный человек, и когда был министром, никому из посторонних людей не позволял входить в свой рабочий кабинет.
