Сергей Федин - Детективы

— Ваш подвиг наверняка оценен по заслугам, — двусмысленно поддакнул Одингот, снова пробираясь к выходу. — Но насчет психа я все-таки не уверен. Боюсь, что проблема несчастного Солитерция в другом.

Что имел в виду доктор Одингот?

Он имел в виду, что, по-видимому, Солитерций был не очень грамотным человеком. Поэтому-то он не поставил двоеточие после слова «двадцать». Тогда бы его фраза была вполне нормальной.

Март всегда был любимым месяцем доктора Одингота. Весеннее солнце, волнующие запахи, неясные надежды… Было от чего прийти в хорошее настроение.

Сияя улыбкой, Одингот открыл дверь полицейского участка. Первое, что он увидел, — постная физиономия инспектора Ступорса, печально глядевшего в окно.

— Вам не нравится весна? — доктор бодро подошёл к страдальцу. — Или какие-то неприятности?

— Да-а, — безнадежно махнул рукой Ступорс, — псих один замучил.

— Кстати! — ещё шире улыбнулся Одингот. — Вот вам свежий анекдот про психов. «Из кабинета психиатра выходит пациент. Тут же туда вбегает взволнованная жена больного.

— Доктор, ну что с моим мужем? — спрашивает она.

— Не волнуйтесь, он абсолютно здоров!

— Да, но вчера он прибежал домой и сообщил мне, что собаки идут по улице под раскрытыми зонтиками.

— Ну и что? — удивился врач. — Разве вы не помните, какой вчера был ливень?»

Ступорс очень внимательно выслушал анекдот, но даже не улыбнулся. Казалось, он пытался отыскать в этой бородатой шутке решение какой-то трудной и серьёзной задачи.

— Вам тут легко смеяться, — проскрипел он, с завистью глядя на лучезарно улыбающегося Одингота, — а на меня тут одно глупое дело повесили.

— О-о! — обрадовался Одингот. — Обожаю глупые дела! Это последнее прибежище профессионалов. Ну-ка рассказывайте!

— Да всё очень просто, — вздохнул Ступорс, — и в то же время загадочно. Недалеко отсюда, на улице Опавших листьев живет один полубезумный поэт Мандель Штамп. Как нам удалось выяснить, три дня назад он отнес свою новую «гениальную» поэму «Настоящер» в редакцию солидного литературного журнала. Какой-то там сотрудник редакции бегло просмотрел «шедевр» и сказал, что журналу «это» не подходит. Разъяренный поэт удалился, держа под мышкой поэму. После этого он засел в своей «мастерской» — это такая маленькая квартирка, в которой он творит или приходит в себя после отказа в очередной редакции. И надо же было так случиться, что вчера тот самый литератор, который отверг «Настоящера», проходил под окнами Штампа. Обрадованный «гений» высунулся из окна второго этажа и плеснул на лысину обидчика кипятком, который у него случайно в этот момент оказался под рукой.

— И попал? — нахмурился Одингот.

— Нет, промахнулся, но немного ошпарил руку критика. Взглянув вверх, бедняга увидел злорадную физиономию поэта, который уже закрывал окно. Мгновенно все поняв, он ринулся наверх и через две секунды ломился в дверь безумца. Тот, конечно, не открывал, но, к счастью, по улице как раз проходил сержант Гризли из нашего участка. Услышав шум он поднялся по лестнице и вдвоем с пострадавшим они заставили-таки Манделя открыть дверь. Как ни странно, тот был спокоен и на все обвинения только загадочно улыбался, а затем и вовсе сказал, что он тут ни причем и что у него, дескать, есть алиби.

— То есть, — не понял Одингот, — какое еще алиби в такой ситуации?

— Этот самый Штамп заявил, что его каморка абсолютно пуста и он никак не мог вскипятить воду в имеющихся условиях. И действительно, вся его квартирка — это одна голая комната, в которой есть только газовая горелка и умывальник. Никакой мебели и посуды. Лишь на полу циновка и стопка листов с текстом злополучной поэмы, да шариковая ручка. Так что ему не только не в чем вскипятить воду, но даже некуда ее налить. Пришлось отпустить поэта, хотя обожженный критик рвал и метал от ярости. И дело, стало быть, не закрыто.

— Быть может, он выбросил кружку или чайник на улицу? — поинтересовался Одингот.

— Исключено! — отрезал Ступорс. — Мы обшарили тротуар под окном мастерской. Ничего. Он не успел бы что-нибудь выбросить и на лестницу.

— А почему, собственно, этот ваш Мандель Штамп не держит в мастерской никакой мебели? — снова улыбаясь, спросил доктор.

— Этот псих уверяет, что «вещи мешают ему парить над землей на крыльях поэзии».

— Мне кажется, он не такой уж и псих. Во всяком случае его алиби не очень убедительно. Он запросто мог вскипятить воду.

Что имел в виду доктор Одингот?

Поэт мог вскипятить воду в бумажном стаканчике, который легко сделать из стандартного листа бумаги. Бумага при этом не загорается (можете проверить), но не потому, что «рукописи не горят», а в состветствии с законами физики.

На последний фестиваль глухонемого кино, который в этом году проводился в славном городе Козлодоеве, приехало много гостей со всего света. Среди них могли быть и преступники. Поэтому нашему Некто Т поручили руководить службой безопасности и выискивать всех подозрительных. Однако все было нормально, и только во время церемонии награждения гениальный сыщик обратил внимание на двух странных старичков, крутящихся около главного приза. Он тут же приказал задержать их. Старички отчаянно брыкались и бранились.

— Мы — старые заслуженные артисты, — возмущался один из них. — Я играл еще в первых фильмах Чарли Чаплина! Он взял меня на роль за мой чудесный голос.

— А я играл Герасима в первой постановке спектакля «Му-Му» на радио! — кричал другой. — Немедленно отпустите нас!

— Боюсь, что ваши истории такие же поддельные, как и ваши бороды, — усмехнулся Некто Т и арестовал мнимых актеров. Почему сыщик не поверил «старичкам»?

Первые фильмы Чаплина были немыми, и голос актера не играл никакой роли, а Герасим в повести Тургенева «Му-Му» — также немой и потому такой роли не могло быть в радиопостановке.

Гуляя как-то по улице, Некто Т увидел афишу. На ней крупными буквами было написано:

Некто Т с детства интересовался медициной и конечно не мог пропустить такое важное событие. Через час он уже сидел в большом зале Университета и слушал лекцию легендарного хирурга. Профессор Клизман действительно рассказывал интересные вещи: про пересадку голову, пришивание третьей ноги, гипноз желудка и многое другое.

И вдруг на самом интересном месте поднялся какой-то студент и громко произнес:

— Все, что вы говорите, профессор, не ново и не оригинально. Я готов показать всем желающим книгу, в которой есть каждое слово вашей лекции.

— Это наглая ложь!!! — профессор даже подпрыгнул от злости. — Охрана! Выведите этого сумасшедшего из зала и поставьте ему большую клизму!

Но тут вмешался наш гениальный сыщик.

— Оставьте его в покое, — сказал Некто Т, защищая студента. — Тем более, что он прав. И такая книга, действительно, существует и есть в каждой библиотеке.

Какую книгу имел в виду Некто Т?

Орфографический словарь, в котором есть вообще любое слово. Так что студент просто пошутил.

Когда-то давно жители крошечной страны Вандалузии поголовно болели Клаустрофобией, то есть жутко боялись Санта-Клауса и особенно его новогодних подарков. Чтобы излечиться от этой грустной болезни, им приходилось откупаться от настырного Санты и самим дарить ему подарки. С той поры в Вандалузии принято дарить в новогоднюю ночь всем бородатым людям самые дорогие подарки.

Вот почему ближе к Новому Году в эту страну пытаются проникнуть всяческие незваные бородатые жулики в надежде увезти домой кучу шикарных вещей. Для того, чтобы выявить непрошеных гостей, король Вандалузии нанял нашего Некто Т. Знаменитый сыщик сразу взялся за дело и скоро обнаружил подозрительного бородача за столиком в кафе «Три дикаря». На его костюме красовалась небольшая табличка с надписью: «Заслуженый учитель русского языка, професор Обманнер». Ошибочно приняв проходившего мимо Некто Т за официанта, он попросил:

— Принесите мне одно кофе, пожалуйста!

Некто Т с усмешкой поклонился:

— Вы ошиблись, я не официант. Впрочем, и вы не тот, за кого вы себя выдаете. Пройдемте в полицейский участок.

Почему сыщик не поверил незнакомцу?

Специалист по русскому языку не сделает ошибок в словах «заслуженный» и «профессор» и наверняка скажет «один кофе», а не «одно кофе».