Обыск длился уже третий час, но ни денег, ни ценностей обнаружить не удалось.
— Возможно, успел вывезти, — тихо сказал Верезов.
Дегтярев неожиданно оглянулся и поймал напряженный взгляд Мещерского.
— Будем продолжать.
Предположение Верезова не лишено основания — Мещерский вполне мог успеть вывезти ценные вещи. Но почему тогда этот напряженный взгляд?.. И почему Мещерский в начале нервничал больше, чем сейчас? Это можно объяснить и тем, что обыск, — процедура не слишком приятная, — взволновал его вне зависимости от результатов. Постепенно он успокоился, взял себя в руки. Да, могло быть и так. Но почему этот напряженный взгляд?
«Все здесь. В этой квартире. Мещерский ничего не увез. Надо только найти. Найти…»
Теперь Дегтярев скорее делает вид, что ищет, в действительности предоставив поиски работникам милиции. А сам незаметно наблюдает за выражением лица Мещерского и его жены. Нет, жена не в курсе дела, это по всему видно. Да и сведения, которые собрал Дегтярев о семейной жизни Мещерского, дают возможность предполагать, что Нонне Владимировне неизвестны комбинации мужа. Значит, все внимание должно быть сосредоточено на Мещерском. А он, ничего не скажешь, отлично маскирует волнение. Но что это? У Мещерского внезапно будто окаменели мускулы лица. Остекленел взгляд, устремленный на Верезова. Дегтярев подходит к лейтенанту, тщательно осматривающему кресло.
— Здесь ничего нет, — громко говорит Дегтярев. — Я уже смотрел.
Верезов отходит.
Чуть слышный вздох облегчения. Его невозможно было бы услышать, если б Дегтярев так чутко не прислушивался. Ожил взгляд. Ослабели мускулы лица. Любопытно. Надо проверить. Получается как в детской игре: «холодно, холодно. Теплее. Еще теплее… Жарко!» Что ж, повторим. Дегтярев возвращается к креслу. На этот раз Мещерский лучше владеет собой, но все же не может удержать невольное движение ресниц. «Жарко! Несомненно жарко».
— Товарищ лейтенант! — говорит Дегтярев. — Пожалуй, я недостаточно внимательно осмотрел это кресло. Займитесь им.
Капли пота проступают на лбу Мещерского. Машинально достает белоснежный платок. Вытирает лоб. Руки слегка дрожат. Крупные, белые, холеные руки. Руки взяточника.
Ловко вмонтированный в ножку кресла тайник вынут. Из него на стол со звоном падают золотые монеты, кольца, кулоны, броши. Драгоценные камни сверкают при ярком свете люстры.
— Господи боже ты мой! — шепчет Домна Спиридоновна. — Что это делается на свете?!
Несколько секунд Нонна Владимировна, словно в столбняке, молча смотрит на драгоценности. Потом дико вскрикивает:
— Они могли быть моими. Моими! А ты держал их для своих потаскух!
— Молчи! — «Бархатный» баритон Мещерского срывается на фальцет. — Психопатка!
Сидоренко продолжал стоять на своем:
— Никаких денег я ни Павлову, ни Мещерскому не давал. Квартиру получил на законном основании.
— «Законное основание» возникло после того, как вы подарили Никодимову зажигалку. Тогда и появился в документах пятый член семьи. Так сказать, «мертвая душа». Ведь «живых душ» у вас как было четыре, так и осталось.
— Я ждал со дня на день приезда матери. Она задержалась. Временно… Но она непременно приедет и будет жить с нами. Поэтому я и постарался получить несколько бо́льшую площадь.
— Во сколько же это «старание» вам обошлось?
— Я не давал взяток! Почему вы мне не верите?!
— У Лисовского вы утверждали другое. — Кирилл перелистывал пухлую папку. — Вы сказали: «Не подмажешь — не поедешь!»
— Мало ли что можно сболтнуть после нескольких рюмок…
— Павлов бывал у вас на квартире?
— Никогда!
Дегтярев встает.
— Придется устроить вам очную ставку. Собирайтесь. Поедем в тюрьму.
— В тюрьму?.. — Сидоренко бледнеет. — Почему в тюрьму?!
— Не думаете же вы, что я прячу Павлова у себя в кармане.
В помещении тюрьмы у Сидоренко начинается озноб. Мелькает мысль: «Чистосердечное признание смягчает наказание… А, черт! Рифмовать стал. Нет, никакого признания. Надо молчать. Пусть Павлов говорит, что хочет. Никто не видел, как я давал ему деньги. Скажу — клевета. Попробуй, докажи»…
Надзиратель вводит Павлова.
— Я просил о свидании с женой, гражданин следователь, — говорит он.
— Знаю. Будет свидание. А сейчас садитесь и повторите, пожалуйста, что вы говорили о Сидоренко.
— Он за отдельную трехкомнатную квартиру дал взятку в размере четырех с половиной тысяч рублей новыми деньгами.
— Павлов лжет, гражданин следователь!
— Для вас я пока еще товарищ следователь — сухо поправляет Дегтярев. Видит, как при слове «пока» Сидоренко вздрагивает. — Продолжайте, Дмитрий Николаевич. Какую сумму из этих денег вы передали Мещерскому?
— Все. Мещерский отсчитал пятьсот рублей для меня и Никодимова. Но Никодимов устроил скандал. Заявил, что ему пришлось немало потрудиться, чтобы Сидоренко попал в очередники.
— Что же вы сделали?
— Отдал Никодимову все эти пятьсот рублей.
— Получили у Мещерского другие?
— Нет. Даже не рассказал ему ничего.
— Вы знали, что Павлов передаст деньги Мещерскому? — обратился Дегтярев к Сидоренко.
— Откуда я мог знать, если никаких денег Павлову не давал!
Павлов молча посмотрел на Сидоренко и отвернулся.
— Когда Сидоренко дал вам деньги, Дмитрий Николаевич? — спросил Дегтярев.
— Семнадцатого декабря. В девять часов вечера.
— Скажите, какая точность! — насмешливо проговорил Сидоренко.
Павлов хмуро взглянул на него:
— Посидели бы на моем месте, тоже бы все вспомнили.
«Посидит, — подумал Дегтярев. — Этому не мешает посидеть».
— Где Сидоренко передал вам деньги?
— У себя дома.
— Ложь! Павлов никогда не был у меня.
Дегтярев даже не повернул к нему головы:
— Опишите квартиру Сидоренко. Расположение комнат, обстановку. Поподробнее, пожалуйста.
Сидоренко пришел в ужас, слушая, как обстоятельно описывает его квартиру Павлов. Постарался себя успокоить: «Расположение трехкомнатных квартир во всем доме одинаковое, а обстановку надо будет срочно переставить».
— По этому вопросу пока все, — сказал Дегтярев.
«Опять он говорит «пока»!» — холодея, подумал Сидоренко.
— Ваша жена, Дмитрий Николаевич, подала заявление, — продолжал Дегтярев, не обращая внимания на Сидоренко. — Просит, чтобы до суда вас освободили из-под стражи.
Лицо Павлова будто превратилось в гипсовую маску — бледное и неподвижное. Странно было видеть на этой маске живые глаза, с тревогой устремленные на следователя. Дегтярев поспешно закончил:
— Прокуратура решила удовлетворить ее ходатайство.
Вспомнил, с каким трудом удалось уговорить Пономарева. «Рискованно, Кирилл. Еще не вся шайка выявлена. Павлов может договориться о показаниях и вообще помешать ходу следствия». «Павлов мешать не будет, за это могу поручиться», — убеждал Кирилл. «Ну, смотри. На твою ответственность! — нехотя согласился Пономарев. — Не боишься?» Нет, ответственности Дегтярев не боялся. Никогда не боялся. С удовольствием увидел, как маска снова превратилась в лицо. Живое человеческое лицо.
— Спасибо, Кирилл Михайлович… — Первый раз Павлов назвал его так.
Когда Павлова увели, Дегтярев спросил Сидоренко:
— Вы считаете себя честным человеком?
— Странный вопрос, — криво усмехнулся Сидоренко.
— Значит, все-таки считаете? А я вас уличаю во лжи. Стыдно. Мне за вас стыдно. Вместо того, чтобы помочь, вы затрудняете расследование.
Сидоренко пробормотал что-то невразумительное.
— У вас есть сберегательная книжка?
— Есть, — поспешно сказал Сидоренко, радуясь, что разговор зашел о другом.
— С собой?
— Да.
— Покажите.
Сидоренко достал из кармана бумажник:
— Пожалуйста.
Дегтярев перелистал сберкнижку:
— Шестнадцатого декабря вы сняли четыре с половиной тысячи. Как раз ту сумму, которую на следующий день передали Павлову.
— Я ничего не передавал Павлову. Ничего! Это клевета!
— Зачем же вы взяли столько денег в сберкассе?
— Хотел купить обстановку.
— И вы ее купили?
— Нет еще…
— Значит, пока у вас старая обстановка?
— Да.
— Та самая, которую только что описал Павлов? Что же вы молчите? Впрочем, можете не отвечать. Мы сейчас поедем к вам. Посмотрим, кто говорит правду — вы или Павлов. — Взглянул на позеленевшее от страха лицо инженера. Добавил. — Заодно вы предъявите взятые шестнадцатого декабря в сберегательной кассе четыре с половиной тысячи. Раз обстановку вы еще не купили и Павлову, как утверждаете, взятку не давали, значит деньги должны быть у вас. Что ж, поехали.
Сидоренко продолжал сидеть. Обхватил голову руками и не тронулся с места. «Сейчас будет истерика, — подумал Дегтярев. — Или обойдется?..»
