— Таня, тебе придется отложить свои дела. Только что нашли твоего клиента. Мужика в бейсболке. Он убит. Есть интересные сведения… Поедешь со мной?
Я кивнула. Честно говоря, я была немного ошарашена. Ну а этот тут при чем?
* * *
Ритка начала нервничать. Прошло уже бог знает сколько времени, а они не появлялись. Татьяна могла бы и позвонить!
В тревоге посмотрев на часы, она убедилась, что уже достаточно поздно, и прикусила губы. На ее звонки в квартиру родителей никто не отвечал, и Ритка начала чувствовать, как в душе нарастает паника.
— Ну и ладно. Прекрати психовать…
Ритка закусила нижнюю губу и бессмысленным взглядом уставилась в телевизор, где метался в поисках любви ужасный Призрак Оперы. Сам фильм Ритке совершенно не нравился, но там была прекрасная музыка, и она покорно терпела морду Инглунда.
— В конце концов, Танька могла бы и позвонить! — Смена настроения у Ритки произошла внезапно, практически незаметно.
Теперь она не боялась — она обижалась. В конце концов, сколько можно считать ее за дурочку! Умная Таня, умный Мельников, и только Ритка — ни пришей, ни пристегни — груз на их ногах! Вечно нуждающееся в опеке, жалкое и ничтожное существо!
Короче, в Риткину голову водопадом хлынули глупые мысли, и справиться с ними Ритка совершенно не могла, находя в своей нечеловеческой обиженности определенный кайф.
«Взрослые и умные» Татьяна и Мельников стали казаться ей злобными насмешниками, а она, Ритка, — просто неоцененной до поры до времени героиней.
К тому моменту, когда зазвонил телефон, Ритка уже находилась в фазе полной готовности к подвигу. Поэтому, подняв трубку и твердо рассчитывая услышать Татьянин голос, немного высокомерно произнесла:
— Алло…
— Татьяна Александровна?
Ритку кольнуло в сердце недоброе предчувствие, уж больно холодным и странным показался ей этот голос, но она поспешно отогнала все опасения и сообщила:
— Татьяны Александровны нет. Говорит ее секретарь. Ей что-нибудь передать?
— Передайте, что у меня есть нечто, способное заинтересовать ее. Это касается одной особы, которая, как я понимаю, интересует ее больше всего на свете. Но дело срочное! У меня только час времени.
«Не соглашайся, — заговорил голос разума. — Откуда ты знаешь, что тебя ждет? Лучше откажись…»
— Простите, — начала было Ритка, но голос прервал ее:
— Понимаете, это очень важно. Очень. От этого зависит человеческая жизнь.
— Чья? — спросила Ритка, пытаясь справиться со страхом.
— Татьяны, — ответствовал голос.
Ах, как заколотилось Риткино сердце! Танькина жизнь зависела от нее… Отказаться, зная, что Татьяна на все сто процентов рискнула бы ради нее, невозможна! Она ДОЛЖНА поехать, даже если…
Даже если придется погибнуть!
— Говорите адрес, — с замиранием сердца вымолвила Ритка, боясь передумать, — я приеду к вам через несколько минут…
* * *
Мы спустились по ступенькам в какой-то богом забытый подвал. Началов что-то говорил вполголоса Андрею, отчего создавалось ощущение болезненной сумеречности. При этом он освещал дорогу допотопным фонариком — на лестнице не оставалось ни одной лампочки.
— Короче, мы примчались сюда по вызову и нашли этого жмурика. Вид у него…
Он опасливо оглянулся на меня. Я еле заметно усмехнулась.
— Не волнуйся за меня, Началов, я привыкла.
— Что ты, Танечка, я и не думал.
По-видимому, даже Началова вид трупа прошиб настолько, что он отказался от своей манеры глупо шутить по любому поводу.
Наконец он щелкнул выключателем. Я невольно отшатнулась.
Кто-то сидел на заплеванном и забросанном окурками полу, его бейсболка сползла на ухо. Глаза были широко раскрыты в бессмысленном стремлении понять то, чего мы не видим. Ноги были широко раскинуты, и на белой его рубашке расплылось красно-коричневое пятно…
Узкое тонкое лезвие проделало дыру в теле Владимира Николаевича с безжалостностью для него совершенно неожиданной.
Острое и тонкое лезвие стилета…
* * *
Ритка быстро сбежала по лестнице. Что-то очень важное бормотала она про себя: «Я же не могу знать, где Татьяна. Откуда я могу это знать…»
Она так неслась, что нечаянно толкнула пожилую даму в кокетливой шляпке, отчего та застыла с возмущенным лицом, а Ритка пробормотала:
— О, простите… Я не хотела.
Дама продолжала стоять, глотая воздух, и Ритке стало страшно — вдруг сейчас она упадет в обморок, а вокруг, как назло, никого нет, только она, Ритка, у которой совсем нет времени?
Она подвела старушку к скамейке и бережно усадила ее, как будто ставила в музейную витрину фарфоровую вазочку.
— Ради бога, простите меня, — еще раз попросила Ритка, с тревогой вглядываясь в лицо дамы, поскольку та продолжала молчать, загадочно закатив глаза. — У вас все в порядке? — наклонилась Ритка еще ближе.
— А? — заорала вдруг дама так истошно, что Ритка попятилась. — Все ли у меня в порядке? А ну пошла отсюда, поганка! Смотреть надо, куда прешься!
Ритка в испуге попятилась и, окончательно расстроенная, поспешно ретировалась.
Только сейчас ей стало страшно.
— Господи, — пробормотала Ритка, изумленно глядя в начинающее темнеть небо, — я вообще-то хоть знаю, куда иду?
* * *
— Да уж, — сказала я, глядя в окно. Мои пальцы сжимали ручку кофейной чашки, мы сидели в кабинете у Андрюшки. Нас было четверо — четвертым был совершенно незнакомый мне парень с фотоаппаратом.
«Интересно, а он-то здесь зачем?» — подумала я. Парень был явно левый, он судорожно сжимал свой «Полароид» и дико волновался.
— Вот это — маленькое пояснение, — сообщил Началов. — Человек чисто случайно все отснял…
— Что? — заорали мы в один голос, развернувшись к парню. От нашего дикого вопля он окончательно испугался и попытался раствориться в пространстве, слившись со стеной.
— Да, может, ничего и не получилось… Я ведь только купил эту «мыльницу»… Но вот снимки. Конечно, смазано все, но попытаться разглядеть можно…
Я почти вырвала у него из рук снимки.
Честно говоря, ему надо было еще долго учиться…
— Что это такое? — поморщила я лоб. Три совершенно размазанные фигуры, у средней на голове какой-то средневековый клобук…
— Я же говорил, что снимаю плохо, — окончательно смутился парень. — Я купил его только сегодня утром и встал у окна фотографировать. Меня никто не видел, вы не бойтесь — я свет потушил. Думал, так будет вернее поймать кадр…
— А потом? Вы встали у окна, и что? Кстати, со светом вы придумали хорошо… А то вот одна такая застыла перед освещенным окном, и теперь приходится буквально заниматься «программой охраны особо важных свидетелей».
Кстати, об особо важном свидетеле… Я вспомнила, что в пылу своих забот совсем забыла позвонить Ритке.
Рука уже потянулась к телефону, но я подумала, что сделаю это попозже — в конце концов, куда ж она денется? В отличие от меня сидит дома, в тепле и безопасности…
— Рассказывайте дальше, — остановила я свой порыв.
— Тут появился вот этот парень.
Фотограф показал на первую фигуру. Что-то знакомое в этих смутных очертаниях померещилось мне. Где я могла его видеть?
— Он шел вдоль улицы медленно, и мне даже показалось, что ему плохо. Или он не трезв, понимаете? Потом появился этот мужик в бейсболке. Сначала я их никак не связывал, думал, просто идут случайно, но в один момент парень оглянулся, и вот этот кинулся в кусты. Тогда я сразу прикинул — ага, он следит за ним! Сначала я перепугался, что он хочет убить вот этого парня, но потом понял, что нет — сам чего-то боится до смерти. А теперь взгляните вот сюда…
Он достал следующий снимок.
Я долго всматривалась, пытаясь быть очень тактичной, но недоумение пересилило, и я призналась:
— Но я ничего не вижу…
— Я тоже сначала не видел. Но посмотрите вот сюда…
Он показал на угол снимка.
Теперь я увидела.
Мой капуцин…
Его почти не было видно — только край капюшона. Только рука, взмывшая вверх… Смутные очертания фигуры проступали так нереально, что он казался призраком.
— Вы можете описать, что было дальше? — спросила я, не в состоянии отвести от фотографии взгляд.
— Ничего. Он просто шел за парнем в бейсболке, спокойно и тихо. Капюшон был надвинут на лицо, и я бы все равно не мог его разглядеть.
— Капуцин, — пробормотала я вслух, поднимая на Андрюшку глаза.
— Какой еще капуцин? — спросил Началов, переводя удивленный взгляд с меня на Мельникова.
— Потом объясню, — пообещала я.
Почему-то в сердце кольнула тревога, и эта тревога связывалась с Риткой.
— Андрей, я позвоню?
— Конечно…
Я набрала номер. Длинные гудки…
Тревога начала превращаться в целый набат.
