не нашел.
Человек, который скакал следом за мной, когда упал Билл, тоже был вызван на допрос. Это был жокей-любитель, он жил в Йоркшире, и ему пришлось проделать большой путь, чтобы приехать сюда. Он сказал, глядя на меня с извиняющимся видом, что не заметил ничего подозрительного и что, по его мнению, это было обычное падение. Неожиданное, может быть, но абсолютно не загадочное. Он просто излучал здравый смысл.
– Не говорил ли мистер Йорк кому-нибудь в тот день о возможном существовании проволоки? – спросил следователь скептическим тоном.
Нет, мистер Йорк ничего такого не говорил.
Подытожив показания медицинской экспертизы, полиции и других свидетелей, следователь установил, что майор Дэвидсон умер от повреждений, полученных во время скачки с препятствиями и нанесенных упавшей на него лошадью.
– Я убежден, – сказал он, – что это падение было несчастным случаем.
Перепутав время, местная газета не направила на это дознание своего представителя, и за отсутствием подробного отчета в вечерней и утренней газетах обо всем этом появилось лишь по коротенькому абзацу. Слово «проволока» в нем вообще не упоминалось. Это упущение меня не особенно огорчило, а Сцилла явно вздохнула с облегчением. Она сказала, что не вынесла бы расспросов друзей, не говоря уж о репортерах.
Похороны Билла состоялись в пятницу утром, присутствовали на них только члены семьи и самые близкие друзья. Держа угол гроба на плече и мысленно прощаясь с Биллом, я твердо знал, что не успокоюсь, покуда его смерть не будет отомщена. Я не знал, как это можно выполнить, и, как ни странно, не чувствовал потребности спешить с этим, но в свое время, мысленно обещал я Биллу, в свое время я это сделаю.
Сестра Сциллы приехала на похороны и должна была пожить у них два-три дня. Я не остался на обед после похорон – на следующий день предстояли скачки и мне следовало позаботиться о форме. Я поехал в Лондон, чтобы провести в конторе долгие часы, улаживая всякие мелочи со страховкой и пошлиной по целой серии перевозок медной руды.
Конторский штат был очень квалифицированным. Мои обязанности сводились к тому, чтобы обсуждать с Юзом, моим старшим помощником, повседневные дела компании, принимать решения и утверждать составленные им планы, а затем подписывать бесчисленные письма и документы. Это редко отнимало у меня больше трех дней в неделю. По субботам была еще еженедельная обязанность писать письмо отцу. Я чувствовал, что он пропускает все мои сыновние излияния и рассказы о скачках, а сосредоточивает свой острый ум лишь на отчете о делах за прошедшую неделю и на моих мыслях о будущем.
Эти субботние отчеты были частью моей жизни в течение уже десяти лет. Школа? Домашние задания могут подождать, говорил мой отец. Для меня гораздо важнее знать все детали относительно империи, которую мне предстоит унаследовать. Ради этой цели он постоянно заставлял меня изучать бумаги, которые приносил из конторы домой. К тому времени, когда я окончил школу, я мог с одного взгляда оценить значение роста мировых цен на сырье, хотя не имел ни малейшего представления о том, когда, например, был обезглавлен Карл I.
В пятницу вечером я с нетерпением ждал Кэт. Без тяжелой куртки и фетровых сапожек, которые были на ней в Пламптоне, она оказалась еще восхитительнее. Она была в сверкающем красном платье, простом, но явно очень дорогом, ее темные волосы падали на плечи. Казалось, она светится изнутри одной ей присущим искрящимся огнем. Вечер прошел весело и, по крайней мере для меня, вполне удовлетворительно. Мы ели, танцевали, болтали.
Когда мы лениво покачивались в медленном ритме музыки, Кэт вдруг внесла единственную печальную ноту в этот вечер.
– Я видела в газете несколько строк о дознании насчет вашего друга, – сказала она.
Я прикоснулся губами к ее волосам. Они сладко пахли.
– Смерть от несчастного случая, – пробормотал я. – Но я в это не верю.
– Да? – Кэт подняла на меня глаза.
– Как-нибудь я расскажу вам, когда мне самому будет ясна до конца вся эта история, – сказал я, любуясь линией ее шеи. «Как это странно, – подумал я, – что можно одновременно испытывать два совершенно разных и очень сильных чувства: удовольствие отдаваться во власть музыки, держа в объятиях Кэт, и в то же время мучительно сочувствовать Сцилле, пытающейся приноровиться к своему одиночеству где-то за восемьдесят миль отсюда, на обдуваемых всеми ветрами холмах Котсуолда».
– Расскажите сейчас, – сказала Кэт, явно заинтересованная. – Если это не несчастный случай, так что же?
Я колебался. Мне не хотелось, чтобы грубая реальность нарушила волшебное очарование этого вечера.
– Ну же, ну! – понукала она меня, улыбаясь. – Теперь уж вы не смеете останавливаться, не то я умру от любопытства.
Тогда я рассказал ей о проволоке. Это так потрясло ее, что она перестала танцевать, и мы неловко остановились посреди зала, поэтому другие скользящие мимо пары невольно налетали на нас.
– Господи, – проронила она, – как… как это подло!
Кэт потребовала, чтобы я объяснил, почему следователь вынес решение о том, что смерть Дэвидсона произошла в результате несчастного случая. Я ответил, что вместе с проволокой исчезли доказательства преступления. Тогда она сказала:
– Я не могу перенести мысль, что люди, совершившие такую мерзость, останутся безнаказанными.
– Я тоже. И они не останутся безнаказанными, даю вам слово, если только я смогу что-нибудь сделать.
– Это хорошо, – серьезно восприняла она мои слова. И мы снова начали покачиваться в такт музыке, и я опять обнял ее, и мы поплыли в танце. Мы больше не упоминали имени Билла.
В этот вечер мне казалось, что мои ноги не в должном контакте с полом, и незнакомый мне трепет сотрясал мои колени. Но Кэт вроде бы ничего не замечала: она оставалась остроумной, брызжущей весельем и ни капельки не сентиментальной.
Когда наконец я усаживал ее в машину, присланную дядей Джорджем из Суссекса, я почувствовал, как это больно – любить. Я был возбужден, взвинчен, полон тревоги, потому что был уверен, что ее чувство ко мне далеко не так сильно, как мое к ней. Я уже знал, что хочу жениться на Кэт, и мне было горько думать, что она может не полюбить меня.
На следующий день я отправился на скачки в Кемптон-Парк. Около весовой я столкнулся с Дэном. Мы поговорили о том о сем – о погоде, о лошадях, о ближайших планах Пита относительно нас. Обычные жокейские разговоры. Потом Дэн спросил:
– Ты встречался с Кэт вчера?
– Да.
– Куда вы ездили?
– В «Ривер-клуб», – ответил я. – А ты куда возил ее?
– В «Ривер-клуб», – сказал Дэн.
– Черт побери! –
