— Зачем я? — фыркнул Хромой. — Пускай колхозаны разводят. У них там земли пустой девать некуда. Огородить, допустим, гектаров десять под ферму, запустить туда поголовье и нехай деревенские с ними возятся. Они все равно сейчас без работы сидят, на все готовы, а тут какой-никакой приработок. Главное — кого-то над ними поставить, чтоб они этих страусов не закабанили. А то сожрут страусов, а после скажут: вывелись, не прижились. Знаю я их.
— Ореховские уж звонили с утречка пораньше, — вмешался Теща, которому надоело слушать про страусов.
— Че хотят? — спросил Бык.
— Да так. Спрашивали, понравились телки, нет?
— Нормальные телки, — кивнул Бык, вяло ковыряясь в салате. — Грамотные. Все сами делают, учить не надо. Только суеты от них много.
— Лишку грамотные, — проворчал Теща. — Парфюм у меня сперли.
— Во как? — встревожился Хромой. — А ты капусту проверял?
Бык отодвинул тарелку, не найдя в себе сил покончить с салатом.
— За капусту даже не думай, — отмахнулся он. — Если они бабки начнут шарманить, им сразу лапы оторвут. Знают, сучки, к кому едут, просто натура блядская: хоть че-то да спереть.
— А может, ты сам по пьянке этот парфюм оховя-чил? — предположил Хромой.
— Ну щас прям! — обиделся Теща. — Я те алкаш, что ли? Такой парфюм вообще никто не пьет. У меня «Дольче Кабано», слыхал?
— Ореховские, видать, насчет своей доляны беспокоятся, — предположил Хромой. — Просто напрямую им признаться стремно.
— Позвони им, скажи, сегодня все отдадим, — велел Бык. — И Ходже, и им.
— А где возьмем?
Бык поднял стоявшую у моих ног сумку, туго набитую долларами, и открыл молнию. Хромой и Теща оторопели.
— Ни хрена себе! Сколько тут? Откуда! — наперебой спрашивали они.
— Должок вернули, — улыбаясь, ответил Бык, сам необычайно довольный.
От радости бандиты даже забыли спросить, кто именно вернул и каким образом. Они любовались запечатанными пачками, перебирали их и взвешивали на ладони. Хромой обнюхал несколько штук и с удовлетворением хрюкнул.
— А нам когда зашлешь? — не утерпел Теща.
— До дома перебьешься, — ответил Бык, закрывая молнию и возвращая мне сумку.
— Дай хоть по полтиннику!
— Морда лопнет.
— Слышь, волк, я тя как человека прошу, дай хотя бы чирик!
— Да ты его сегодня же пропьешь, — осуждающе заметил Хромой.
— Конечно, пропью! А что с ним еще делать, в банк тащить? Да на фиг мои бабки там валяться будут? Как говорится, что пропили — то в дело вложили.
Хромой поскреб подбородок и взглянул на Быка.
— Почем у нас на рыло выходит? — поинтересовался он.
— Еще не прикидывал, — ответил Бык. — Башка с утра не фурычит.
— Да хватит тебе на страусов, — заверил Теща.
— Смотря сколько тут, — возразил Хромой, оценивающе глядя на сумку.
— Два лимона, — ответил Бык.
— Значит, лимон нам? — встрепенулся Теща.
— Откуда лимон-то? — осадил его Бык. — Сперва надо Ходже отправить и пацанам, сколько им там полагается. Остальное мы с Андрюхой дербаним на пэ.
На пэ — означало пополам.
Теща разочарованно вздохнул.
— А Ильичу засылать будем? — спросил он. Теща единственный позволял себе вольность называть Ильича за глаза его прозвищем.
— А как же? Половину — в общак, как всегда.
— Нормально, — проворчал Хромой. — Мы всю работу сделали, а половину — отдай чужим дядям.
— Не чужим дядям, а своим пацанам, — поправил Бык.
— Слышь, парни, — заговорщицки наклонился к нам Теща, — а может, мы по общаку наш шалман обрежем маленько?
— Как это обрежем? — нахмурился Бык.
— Никто ж не знает, сколько мы стрясли. Сотню на круг кинем — и ништяк. Андрюха не сдаст, верно?
Бык посмотрел на него с сожалением, как на неразумного.
— Знаешь, сколько нормальных пацанов на такой фигне спалилось? Не знаешь? Море! Дорожка-то известная: пацан по первяне протянет фаску — с рук сойдет. Он еще раз дурку забьет — опять проканало. Потом еще, еще, и понеслось! Хавает, не разбирая, крысит, блин, и думает, что никто не сечет, а другие пацаны за его спиной уже шушукаются. И вдруг, раз его — и на правеж! Отнимут все, да еще и опустят... Надо тебе это, нет?
— Да не о том речь, чтоб скрысить, — заступился Хромой. — А о том, что в других бригадах треть засылают, а у нас половину!
В целом дух товарищества был Хромому чужд, но жадность побуждала вмешаться.
— Другие бригады пасутся, а к нам Ходжа приезжает! — возразил Бык строго.
— Он же не бесплатно к нам приезжает, — буркнул Хромой.
— Слышь, парни, — вновь встрепенулся неугомонный Теща, — а давай ореховской братве из андрюхиной доли отдадим! И Ходже тоже. Получится экономия. А то мы на троих пилим, да еще в общак отстегиваем, а он все под себя гребет. В натуре не правильно.
— Ты вчера случайно головой о дно бассейна не ударялся? — спросил я, пораженный его наглостью.
— А че ты жмешься? — принялся стыдить меня Хромой. — Мы за тебя под пули лезем, а ты крохоборствуешь.
— А ты не лезь под пули, — посоветовал я. — Дома сиди, страусов разводи.
— Погодь, не кипятись, — взялся уговаривать меня Теща. — Ты сделай пацанам шаг навстречу, они тебе за это...
— Три в обратку! — перебил я. — Или четыре?! Знаешь, сколько я трогательных баек знаю про отзывчивых пацанов? Слушать устанешь.
— Нашли кого лечить! — засмеялся Бык. — Он губернаторов разводит, а уж вас, если надо, так обдурит, что вообще на нулях останетесь.
— Опять облом! — вздохнул Теща.
— Пропадешь ты через жадность, — мрачно предрек мне Хромой.
— Отцу Клименту нужно подбросить трошки, — вспомнил Бык. — Завтра зарулим к нему, как обратно поедем.
— Ему-то с какой стати?! — возмутился Хромой. — Он вообще не при делах.
— Он при делах! — отрезал Бык. — Он божественные дела делает.
— Да мало ли их, попов разных, всех содержать, да? На праздники и так жертвуем, че еще надо? Я гляжу, ты вообще начал не в ту степь двигаться. Может, тоже в монахи уйдешь?
— В монахи — не прокатит. Не моя масть. А насчет Бога и всякой там другой религии — я к этому очень даже серьезно отношусь.
— В натуре что ль? — удивился Теща.
— Просто я не рисуюсь, крестов с брилами не таскаю, не то что некоторые. А то другие пацаны в церковь на Пасху едут, аж к этой, к паперти «мерсы» подгоняют, плотником!
— Можно подумать, ты пешком в церковь ездишь, — недоверчиво усмехнулся Теща.
— Пешком, не пешком, а понты перед Богом не колочу. Я подальше тачку ставлю и канаю так, скромненько. Старухи вокруг, тетки разные и я промеж них. Бог на меня сверху смотрим и радуется. Гляди, говорит, вон Бык ко мне пришел, овца божья.
— Овца Божья? — переспросил я. — Ты?
— А че ты больно удивляешься? Меня Бог таким сотворил.
— Каким?
— Таким! Вот какой я есть, таким и сделал. Мать — уборщица, отца нет, сеструха старшая еще со школы на дрянь присела, только и мыслей — где травануться. Дома делать нечего, в школе — скучно. Я с уроков, бывало, сбегу и в подворотню! Там шпана, своя романтика. Меня с детства к блатным тянуло, ни один кипеш во дворе без меня не обходился. В двенадцать лет меня уже на учет в комнату милиции поставили как злостного хулигана, а в четырнадцать я на малолетку загудел. Вот и скажи, в чем я виноват? — Он обвел нас взглядом.
— Ни в чем, — подтвердил Теща. — Дай чирик!
— Отвали.
— Тебе нравится так жить? — спросил я.
— Не знаю, — он обезоруживающе по-детски улыбнулся. — Живу как умею. Сколько там на мне грехов — пусть черти считают. Но только одно я скажу: Бог мою правду тоже видит. И плохое мое, и хорошее — все ему известно. Каким он меня сделал, таким и любит! А убьют меня, овцу Божью, он по мне плакать будет!
***После обеда я позвонил Косумову.
— Наконец-то! — воскликнул он, когда я представился. — Куда ты делся?!
— Извини, задержался. Мелкие неприятности.
— Да, слышал, слышал! Я уж в Уральск звонил, узнать, что творится, а мне докладывают: сбежал во время обыска. Я чуть не упал!
— Кстати, это ничего, что мы такие вещи по телефону обсуждаем?
— Не беспокойся, здесь эта мышиная возня никому не интересна, тут в другом масштабе люди работают.
— А нельзя ли попросить масштабных людей, чтоб они оставили мою мышиную жизнь в покое?
— Можно, можно, — засмеялся он. — Приезжай.
— Куда?
— В прокуратуру, куда еще.
— А меня на проходной не загребут случаем?
— Зачем тебя грести?
— Ну, все-таки я... как бы помягче выразиться...
— В розыске? Подумаешь! Мало ли кого ваши бараны в регионах в розыск объявят, что ж теперь всех ловить, что ли? Им там заняться нечем, а у нас дел невпроворот! Давай скорее, я уже пропуск на тебя выписываю.
— Еду.
Узнав о том, что я собрался отвезти в прокуратуру свою долю, миллион долларов, Бык пришел в ужас.
