— Ты че, блин, совсем офонарел? Мозги от табака высохли?! — Бык не курил и считал эту привычку исключительно вредной, гораздо хуже, чем употребление алкоголя. — Ты еще зад вазелином заранее намажь! Да он тебя прямо в кабинете примет! Вякнуть не успеешь — на нарах очухаешься! Это ж даже не мент, это прокурор! Про-ку-рор!
— Не кричи. А как, по-твоему, я должен поступить?
— Откуда я знаю! Но денег с собой брать нельзя, это точно. И стрелку лучше перебить. Назначь ему, допустим, в том кабаке, где мы с Ходжой базарили, там нас хотя бы предупредят, если он облаву задумает.
— Ему нужны деньги, а не я. Пока он их не получит, закрывать меня нет смысла, а после того, как получит, — тем более.
— Тоже верно, — признал Бык. Некоторое время он молча кусал губы, потом вдруг решил: — Я с тобой поеду!
— Зачем?
— Затем! Для подстраховки. Звони своему ментяре, скажи, что с пацаном будешь, с товарищем.
Спорить было бесполезно, да, честно говоря, и не очень хотелось, с ним вдвоем мне было спокойнее.
Косумову сообщение о товарище-пацане пришлось не по вкусу, встречаться при свидетелях он поначалу отказался. Пришлось долго уговаривать, клясться, что товарищ — вовсе не товарищ, а близкий родственник, проверенный, ничего в делах не понимающий и к тому же страдающий полной амнезией. В конце концов, Косумов нехотя уступил.
В прокуратуру нас вез Хромой, Теща сидел рядом с ним, а мы с Быком позади. Оба бандита относились к нашей затее крайне неодобрительно, и в «мерседесе» царило гробовое молчание.
— Здесь тормозни, — потребовал Бык примерно за квартал до прокуратуры. — Дальше не ехайте. Бабки, главное, стерегите. Если через час нету нас — сваливайте! Звоните ореховским и человеку, пусть думают, как нас вынимать.
— Может, все же не полезете в логово? — спросил Хромой.
— Надо! — ответил Бык, убеждая не то его, не то себя.
— Считай, как явку с повинной залепить, — мрачно проворчал Хромой. — Пацаны не поймут.
Теща тяжело вздохнул.
— Чует мое сердце, примут вас, — замогильным голосом возвестил он.
— Не каркай! — сквозь зубы ответил Бык.
Хромой напряженно кашлянул:
— Слышь, а если вас захомутают, то с доляной твоей как быть?
— Пару страусов купи, — посоветовал я. — Пока мы срок отмотаем, они размножатся. Выйдем, а нас целое стадо встречает.
Бык коротко выдохнул и полез из машины.
— Если нормально прокатит, сегодня с телками замутимся, — пообещал он, ставя ногу на тротуар.
— А червонец дашь? — встрепенулся Теща.
— По полтиннику дам.
Хромой не проявил по поводу этого обещания никакого энтузиазма. Вероятно, он уже рассчитал, что если нас все-таки закроют, то он возьмет и больше.
***Кабинет Косумова находился на том же этаже, что и приемная генерального прокурора, только в самом конце коридора. Выглядел кабинет весьма скромно: тесная прихожка с обшарпанной мебелью и пожилая неприветливая секретарша, которая продержала нас на ногах минут пятнадцать, прежде чем закончила печатать какие-то бумаги и соизволила о нас доложить.
Косумов мимоходом обнялся со мной и пожал руку Быку, не сводя с него настороженного взгляда. Он вообще был довольно напряжен. Поначалу я решил, что это из-за Быка, но, как позднее выяснилось, не вполне угадал.
Бык между тем напустил на себя дурашливость, как он часто делал в общении с представителями власти.
— Гляди, какие потолки высокие, — задрав голову и озираясь, заметил он. — Метра три?
— А черт ее знает, — нетерпеливо пожал плечами Косумов. — Ребята, вы извините, у меня времени в обрез, мне скоро к генеральному бежать, документы нести. Привез, о чем договаривались?
Последний вопрос адресовался мне и, вероятно, был продиктован отсутствием в моих руках чемодана, способного вместить несколько миллионов долларов, которые он от меня ожидал. Я замялся, подыскивая дипломатичное объяснение.
— Три с половиной, — заключил Бык, завершая осмотр. — Не допрыгнешь.
И в доказательство он подпрыгнул, задрав руки наверх. Косумов раздраженно покосился в его сторону.
— Я не решился сюда везти, — ответил я честно.
Косумов с досадой выругался.
— Почему? Чего испугался? Тут — прокуратура, а не блатхата!
— То-то и оно, — вздохнул Бык, примеряясь к новому прыжку. — И бабки отнимут, и закроют.
Косумов насупился.
— Это кто? — спросил он у меня напрямую.
— Я по безопасности, — доброжелательно пояснил Бык, передумав прыгать. — На общественных началах.
— Бандит, что ли? — догадался Косумов.
Бык скроил обиженную гримасу.
— Чуть что, сразу бандит! Я ж тя ментом не обзываю!
— Зачем ты его привез? — спросил меня Косумов сердито. Он начал злиться и в его голосе зазвучал наждачный акцент.
— Это не я его привез, а он меня, — ответил я. — Без него меня бы уже поймали. И деньги тоже он помог мне добыть...
— Ограбил, что ли, кого-нибудь?
— А ты других способов не знаешь? — парировал Бык. — Тоже мне, прокурор!
— Ну и где они?
— Какой ты шустрый, — ухмыльнулся Бык. — Я еще до потолка не допрыгнул, а ты уже грузишь. Бабки в надежном месте, поблизости...
— Вот и везите! — перебил Косумов. — А то устроили какие-то прятки, детский сад, только время теряете. У нас тут сейчас каждый час все меняется: утром одно, а вечером другое. Сегодня я могу вам помочь, а завтра неизвестно, что будет.
— Вторник будет, — сказал Бык миролюбиво. — Или там среда...
Косумов только поморщился, сочтя его шутку глупой.
— Выборы скоро, — выразительно проговорил он.
— Это как-то связано с нашим делом? — спросил я.
— Крупная игра пошла, — продолжал Косумов, понижая голос. — Я-то человек маленький, в стороне стою, а генеральный наш — во как увяз! — Он показал рукой выше макушки.
— Ему-то зачем вся эта политика? — удивился Бык.
Косумов взял со стола пульт телевизора, включил и прибавил громкость.
— Он еще в прошлом году с Березовским зарубился, ордер на его арест выписал, но схватить не успел, кто-то Березовского предупредил. — Косумов говорил так тихо, что нам приходилось вытягивать шеи и напрягать слух. — Тот сбежал, ну и, конечно, Деду нажаловался. Дед шефу голову намылил, пригрозил, что если наш еще раз сунется, куда не просят, то вылетит отсюда, как пробка! Наш сперва перепугался, затих, а после вдруг обиделся. Характер у него бабский, капризный, — прибавил Косумов с долей презрения. — Не боец.
Генеральный прокурор, которого мне случалось видеть на телеэкране, действительно не отличался мужественной статью. Маленький, кругленький, с редкими волосами, тщательно зачесанными поперек лысины, он во время своих выступлений картавил и жеманился.
— Побежал он к Лужкову, — продолжал Косумов. — Тот его с распростертыми объятиями принял, ну еще бы! Генеральный прокурор страны полез в оппозицию, прямо как в Штатах. Только ведь у нас не Штаты, — Косумов покачал головой. — Совсем другой расклад. Дед как узнал, что Лужок с шефом задружились, вовсе озверел! Вызвал нашего к себе и так наорал, что тот со страху заявление написал по собственному желанию. Чуть не плакал, когда вернулся. Я лично его часа два утешал, даже с работы увез в баню париться. — При этих словах Косумов сделал неприличный жест, чтоб у нас не оставалось сомнений в том, что генеральный прокурор утешался в бане отнюдь не паром.
— Давно он написал заявление? — спросил я.
— Да недели три назад. Я еще не очухался от всей этой катавасии, а тут новый поворот. В общем, он в больницу залег, чтоб время выиграть, туда к нему сразу вся оппозиция помчалась во главе с Лужком. Не знаю уж, как они его накручивали, что обещали, но он опять воспрял. Теперь он — главный борец за правду, рвется Ельцина свергать. Каждый день на работу из больницы приезжает, правда тайком. На всякий пожарный не выписывается, продлевает больничный. Но нас собирает, командует, задания раздает — что еще на деда накопать, кого из Семьи в разработку взять. Уголовные дела мы забросили, не до них, с утра до вечера одной политикой занимаемся. Дурдом самый настоящий. Сегодня он как раз по телевизору выступает, будет коррупцию в Кремле разоблачать, а мы ему документы готовим.
— Ну и чем, по-твоему, весь кипеш закончится? — заинтересованно спросил Бык. — Кто кого завалит?
— Откуда я знаю? — многозначительно улыбнулся Косумов.
— Брось, — подмигнул ему Бык. — Уж ты-то все знаешь...
Эта фамильярная лесть подействовала на кавказское самолюбие Косумова.
— Два варианта, — проговорил он. — Либо шах умрет, либо ишак сдохнет.
— Не понял, — сказал Бык. — Можно мне разжевать?
— Могут импичмент президенту вынести. А могут и нашего убрать.
— Как убрать? — вытаращился Бык. — На глушняк, что ль?
— Зачем на глушняк, — снисходительно улыбнулся Косумов. — На пенсию.
