Воцарилось непривычное молчание. Денис встал, вытер губы салфеткой и сказал:
- Собирайтесь, дорогие дамы, я отвезу вас домой.
- Что, уже? - заныла Дашка.
- Уже. Про школу вспомни.
Ночью, лежа в приятной полутьме, освещаемой только ароматизированной свечой, я спросила Дениса:
- И что ты об этом думаешь?
- О чем?
- Ты знаешь, о чем я говорю...
- Мама - взрослая женщина. И потом, она же сказала, что у нее есть постельное белье.
x x x
К Тишлерам сопровождать Суперфина пришлось мне. Элеонора не на шутку расхворалась, чувствовала себя разбитой. Но, скорее всего ей было неприятно поступаться принципами. Она, державшая траур по мужу долгие годы, не могла смириться с таким попранием устоев. Но Суперфину нужен был сопровождающий. И выбор снова пал на меня, как самую свободную.
Семья разбогатевшего подрядчика жила на самом краю Кирьят-Шенкина, в огромной трехэтажной вилле. Из всех окон открывался прекрасный вид на море и старинные развалины крепости крестоносцев. Перед входом в виллу раскинулась ухоженная зеленая лужайка, на которой шли приготовления к какому-то представлению. Ставились декорации, изображающие восточный дворец. По лужайке были разбросаны шелковые и бархатные подушки, а сам вход на виллу украшали тяжелые драпировки.
Зазвучала очень знакомая музыка, и из дверей, как из-за кулис выпорхнули четыре танцовщицы, одетые более чем скромно. Они кружились по лужайке и вдруг замерли на месте.
Под аркой восточного дворца стоял высокий мужчина в черном пышном парике и тюрбане, украшенном павлиньими перьями. От шеи до пят он был закутан в шелковый плащ. Музыка зазвучала снова и певец начал исполнять куплеты Ирода Антиппы из рок-оперы "Иисус-Христос - суперзвезда".
Этот голос невозможно было не узнать. Пел Леон Ковалло собственной персоной.
Резким движением певец сбросил плащ, и по публике пронесся стон восхищения. На нем была надета набедренная повязка из золотистой ткани, а ноги до колен оплетали высокие сандалии.
Он пел и танцевал в быстром чарльстоновском ритме, девушки слаженно кружились по лужайке, и, когда стих последний звук, публика разразилась громкими аплодисментами.
- Дорогой, - к мужу подошла Клара и поцеловала в щеку, - тебе понравился мой подарок?
Беньямин Тишлер, в пиджаке рисунка "птичья лапка", стоял у входа и раскланивался с гостями. Он обнял жену и растроганно произнес:
- Какая ты у меня выдумщица!
Мы с Эдвардом подошли, поздравили и прошли вовнутрь.
В салоне с окнами от пола до потолка был устроен фуршет.
Разные красивые вкусности, выполненные, несомненно, рукой опытного мастера своего дела, заполнили собой всю поверхность большого резного буфета. Рядом, на двух столиках, теснились бутылки. Всю эту красоту венчала птица, выполненная из резной тыквы и баклажан. Было стильно.
Около буфета оживленно разговаривала группа гостей, накладывая себе бутербродики с воткнутыми в них палочками. Хотя я знаю многих в городе, некоторые приглашенные были мне незнакомы.
Покрутив немного головой, я заметила роскошную блондинку Кристину, беседующую с импозантным мужчиной в роговых очках. Кристина была в чем-то воздушно-голубом, с неизменной ниткой жемчуга на шее. Ее собеседник жмурился как кот, глядя на нее. Кажется, я видала его на похоронах Вольфа. Дама, любительница классической музыки, сменила тон волос с красного на бурый, и откусывала слойку, изящно оттопырив мизинец. Рядом с ней стоял Леонид Горелов, злой гений Кристины, и скучающе оглядывался.
В салоне появился Леон Ковалло. Он успел переодеться в белый костюм-тройку и сейчас принимал восхищения гостей.
Положив немного закуски на тарелочки, мы с Суперфином присели на массивный кожаный диван, и я принялась разглядывать африканские маски, в изобилии развешанные по стенам.
- Посмотрите, Валерия, - мой спутник показал на старинные часы, стоящие в углу, - это же настоящий Буре!
Часы были высотой с рослого мужчину, и маленький Суперфин вряд ли смог дотянуться до верхней крышки. Корпус красного дерева сиял приглушенным блеском натурального воска. Циферблат из потемневшей бронзы тускло мерцал сквозь разрисованное узорами стекло. Римские цифры на нем едва проглядывались. Массивный маятник мерно качался из стороны в сторону. Боковые стенки часов украшали резные фигурки ангелочков с песочными часами и завязанными глазами.
Эдвард встал, и подошел поближе. Восхищению его не было предела, он подозвал меня и стал показывать различные детали орнамента, гирьки-противовесы.
- Этим часам без малого триста лет, - раздался неожиданно голос сзади.
Мы обернулись. Виновник торжества стоял возле нас и улыбался.
- Их, как реликвию передавали в нашей семье от отца к сыну. И даже существует предание: если часы остановятся, то в семье происходит несчастье, вплоть до смерти домочадцев. Поэтому заводить их - первейшая обязанность главы семьи.
- А если глава в командировке или в отпуске? - влезла я в мужской разговор.
- В нашем доме всегда был тот, кто заводит часы! Они никогда не оставались без присмотра. Если бы вы знали, скольких трудов мне стоило вывезти их из России! Сколько я заплатил на таможне!..
- Какие интересные маски! - восхитилась я, показывая на одну, особо оскаленную.
- Это мы привезли из Кении. Прекрасная страна, я вам скажу.
В салон вдруг зашел человек, внешность которого совершенно не соответствовала общему стилю вечера. Одетый в поношенный свитер и потертые брюки, он нес тяжелую сумку, набитую письмами.
- Вы будете Беньямин Тишлер? - спросил он нашего собеседника.
- Да, - кивнул он, - простите...
- Распишитесь здесь, вам заказное письмо, - почтальон протянул Тишлеру большой казенный конверт и журнал записей.
Хозяин дома расписался, получил конверт с большими красными печатями на нем и нахмурился. Еще раз извинившись перед нами, он удалился, вскрывая по дороге письмо. Но путь ему преградила супруга.
- Господа! - громко и весело обратилась Клара Тишлер к гостям. - Мы подготовили вам маленький сюрприз. Сейчас мы поднимем бокалы за здоровье новорожденного, а потом сюрприз...
Гости восхищенно захлопали в ладоши. Две официантки в накрахмаленных фартучках обнесли всех присутствующих шампанским. Беньямин раскланялся, его расцеловали женщины и в результате ему пришлось вытирать лицо от помады большим носовым платком.
- Дорогие гости, - продолжала тем временем Клара, - для того, чтобы увидеть наш подарок, давайте немного прогуляемся до моря. Те, кто захочет остаться, пожалуйста, есть еще много еды и вина.
- Надолго прогулка? - спросила одна дама капризным голосом.
- Примерно, часа на полтора, - ответил Тишлер. Разорванный конверт нелепо торчал у него из подмышки.
- Тогда я, пожалуй, останусь, - сказала недовольная дама. - Я в вечерних туфлях.
Не пожелали идти еще несколько пожилых гостей, и поэтому в путь мы отправились ввосьмером: чета Тишлеров, Леон с Кристиной, Мика Перчиков с Гореловым и мы с Суперфином.
Выходя с виллы Тишлеров, я оглянулась. Показалось мне это или нет, но маятник швейцарских часов не двигался.
Спустя пятнадцать минут мы вышли на берег моря, к марине - порту для яхт. Я сняла свои туфли и шла босая по песку. Женщины мне завидовали.
- Смотрите! - гордо сказала Клара. - Нравится вам наша красавица?
- Где, которая?
- Вот она, давайте подойдем поближе.
Яхта, действительно, была великолепна. Белоснежная, с полированными поручнями и надраенными латунными деталями, она издали производила сильное впечатление. На борту стояли двое моряков, готовые к приказам хозяина.
- Ну что ж, пошли... - пригласил нас довольный виновник торжества.
Как назывались все эти штучки, я не знала, так как отношусь к абсолютно сухопутному типу гомо сапиенсов, и этому есть обоснование: много лет тому назад, будучи в нежном возрасте, я простояла, перегнувшись через поручень на прогулочном судне из Гагр в Пицунду. Мне было не до красот Черного моря - я кормила рыб содержимым собственного желудка и потому в этот раз с опаской поднималась по сходням на борт яхты "Океания".
Внутри было еще красивее. В течение получаса раздавались только охи и возгласы. Мы разбрелись по судну, заглядывая во все уголки.
Всю ширину палубы трехэтажной яхты занимали три каюты с круглыми иллюминаторами. Деревянные панели отсвечивали тусклым лаком, вниз вели две маленькие ступеньки, а на стене висела реклама кока-колы в стиле "Pin-Up" с крутобедрой девицей. Между каютами возвышались две мачты, опутанные канатами, веревочными лестницами и прочим рангоутом. На самой высоте примостилась металлическая тарелка.
- Что это? - спросила я одного из моряков, показывая пальцем вверх.
- Радар, госпожа.
А какой великолепный был штурвал! Мне тут же захотелось схватиться за отшлифованные ручки и, нахмурив брови, вести судно вперед, навстречу приключениям. Я бы поглядывала левым глазом на показания компаса (обязательно с ударением на втором слоге), заключенного в блестящую металлическую коробку, а под капитанским мостиком раздавался бы звон рынды судового колокола, призывающего экипаж к обеду.
