— И вы пришли ко мне, чтобы обсудить со мной мою репутацию? иронически спросил Мейсон.
— Отчасти и по этой причине.
— Хорошо, давайте обсудим, но выбирайте выражения.
— У вас репутация адвоката, способного не разные штучки, и, по моему мнению, это так и есть, хотя я считаю ваши штучки вполне законными.
— Я рад, что вы так думаете, — ответил Мейсон. — Ваш предшественник думал обо мне иначе.
— Я полагаю, что адвокат вправе прибегать к искусным, но законным ходам, с тем чтобы выяснить правду, — продолжал Бюргер. — И полагаю, что вы прибегаете к вашим фокусам не ради того, чтобы запутать и смутить свидетеля, а именно ради того, чтобы он говорил правду.
Мейсон поклонился.
— Я поблагодарю вас, когда вы закончите свою речь, — сказал он. — Опыт подсказывает мне, что обычно начинают с комплиментов, чтобы потом больней ударить.
— Сейчас не время для этого, — ответил прокурор. — Я только хочу, чтобы вы поняли мое отношение.
— Если оно действительно таково, то я его понимаю.
— Тогда вы оцените то, что я намерен сказать.
— Продолжайте.
— Прокурор обычно хочет наказать виновного. Это естественно. Полиция расследует дело и представляет результаты прокурору. А он уже готовит приговор. Фактически репутация прокуратуры зависит от числа раскрытых преступлений. Поскольку я взялся за эту работу, то хочу быть добросовестным. Я испытываю ужас при мысли, что могу наказать невиновного. Мне нравится ваша работа. Вероятно, вы не согласитесь с тем мнением, которое я составил о вас.
— Какое же это мнение? — сказал Мейсон.
— Мне кажется, что вы больше детектив, чем адвокат. И это нисколько не умаляет ваши юридические возможности. Ваша техника выступления на суде просто великолепна, но она не всегда способствует правильному пониманию дела. Когда вы используете ваши трюки в ущерб судопроизводству, я против них, но когда это делается ради раскрытия тайны, я за них. Мои руки связаны, я не имею возможности действовать иначе, чем предусмотрено специальной инструкцией. Иногда мне хотелось бы иметь такую возможность, особенно когда я вижу, что свидетель лжет.
— Поскольку вы искренне говорите со мной, — сказал Мейсон, — чего раньше не делал ни один прокурор, я тоже буду с вами откровенен. Этого, конечно, я не позволил бы себе с другим прокурором. Я не спрашиваю клиента, виновен он или нет. Когда я даю согласие клиенту заняться его делом, то получаю с него деньги. Виновный или нет, он в итоге предстанет перед судом. Но если я узнаю, что мой клиент виновен, особенно в убийстве, и что его нельзя оправдать ни морально, ни по закону, я заставляю его признать вину и отдаю на милость суда.
— Я так и думал о вас, Мейсон, — сердечно сказал прокурор.
— Только помните, — добавил Мейсон, — что я осуждаю человека за убийство, если нет моральных или формальных оправданий преступлению. В случае морально оправданного убийства я спасаю человека, конечно, если это возможно.
— Не могу согласиться с этим, — заявил прокурор. — Я считаю, что только закон может наказывать и оправдывать людей, но хочу вас предупредить, что у меня против вас нет предубеждений и я буду рад подружиться с вами. Поэтому мне очень бы хотелось, чтобы вы предъявили Хейзл Фенвик.
— Я не знаю, где она.
— Может быть, это и правда, однако вы могли бы, я думаю, сказать, где ее искать.
— Я же говорю, что не знаю.
— Но вы помогли ей скрыться.
— Я послал ее в свою контору.
— Ваши действия вызывают серьезное подозрение.
— Не знаю только почему, — спокойно возразил Мейсон. — Если бы вы появились на месте первым, то не придумали бы ничего лучшего, чем отправить ее в вашу контору и получить показания.
— Я занимаю ответственное положение, и мой долг расследовать это убийство.
— Разве это мешает мне действовать в пользу клиента?
— Это зависит от того, как действовать.
— Но ведь мои действия не были секретными. Были свидетели.
— А что произошло потом?
— Хейзл Фенвик села в мою машину и скрылась.
— У меня есть основания полагать, что ее жизнь в опасности.
— Что заставляет вас так думать?
— Она единственный свидетель, который может опознать убийцу.
— Не убийцу, а человека, которого она видела выходящим из комнаты.
— Это один и тот же человек.
— Вы так думаете?
— Это кажется мне правдой.
— Пока нет доказательств, ничто не может считаться правдой.
— На этот счет у меня есть свое мнение. По крайней мере, этот человек мог быть убийцей. Человек этот в отчаянии. Я думаю, что Хейзл Фенвик или участвовала в этой грязной игре, или ее впутали в нее.
— Следовательно?..
— Следовательно, я хотел бы поместить ее в безопасное место.
— И вы считаете, что я могу назвать ее местонахождение.
— Я в этом совершенно уверен.
— Но я не могу.
— Не можете или не хотите?
— Не могу. Бюргер поднялся:
— Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня. Если ваши клиенты невиновны, я был бы рад узнать это. Но если вы считаете, что сможете безнаказанно скрывать свидетеля в деле об убийстве, то вы попросту спятили.
— Говорю же вам, что действительно не знаю, где она. Бюргер подошел к двери и обернулся.
— Даю вам сорок восемь часов на размышление, — ультимативно заявил он. Это все.
Дверь закрылась.
Делла Стрит озабоченно посмотрела на юриста.
— Шеф, — сказала она, — нужно что-то предпринимать по поводу этой женщины.
Мейсон мрачно кивнул, усмехнулся и ответил:
— У меня в запасе сорок восемь часов.
Глаза у Пола Дрейка покраснели от недосыпа.
— Когда бы детектив ни взялся копаться в человеческих биографиях, он вечно натыкается на скелеты.
— О ком речь на сей раз? — спросил Мейсон.
— О Хейзл Фенвик, — ответил детектив. Юрист попросил Деллу записать разговор.
— Что ты узнал о ней? Что-то в связи с отпечатками пальцев?
— Да. Десять очень четких отпечатков пальцев, которые помогли узнать о ней все.
— Они есть в картотеке?
— Предполагается, что она нечто вроде Синей Бороды в женском обличье.
— Что?!
— Это Синяя Борода в юбке.
— Что о ней известно?
— У полиции есть подозрения, однако еще не все ясно. Эта женщина выходила замуж, мужья умирали, а она наследовала имущество.
— И много было мужей?
— Пока не знаю. У одного из ее мужей при вскрытии нашли в желудке мышьяк. Тогда провели эксгумацию трупа другого мужа и снова обнаружили мышьяк. Ее арестовали, сняли отпечатки пальцев, допросили, но ничего не добились. Пока выясняли ее прошлое, какой-то сердобольный друг сунул ей пару пилок. Она перепилила решетку в камере окружной тюрьмы и скрылась.
Мейсон удивленно свистнул:
— Жив ли хоть один из ее мужей?
— Да. Стефен Чалмерс. Она вышла за него замуж, но через два дня он сбежал. Она не успела угостить его мышьяком.
— Ему стало что-то известно о ее прошлом?
— Нет. Я думаю, он солгал насчет своей собственности, когда собирался жениться. Она узнала правду и устроила сцену. Он назвал ее вымогательницей, ушел и с тех пор ее не видел.
— Ты уверен, что речь идет именно о Хейзл Фенвик?
— Да, я переснял фотографию, которая находилась на задней крышке часов Дика.
— Я не знал, что имеется ее фотография.
— Полиция тоже не знала. Была только одна фотография, и Дик никому не говорил про нее.
— Как ты достал ее?
— Мне казалось, что где-то должна быть фотография. Я обшарил карманы Дика, открыл часы, нашел то, что искал, и проверил в полицейской картотеке.
— И Чалмерс опознал ее?
— Да, ту, которую я извлек из часов Бассета. Полицейские копии я ему не показывал, потому что не хотел, чтобы он узнал о ее прошлом.
— Послушай, Пол, — сказал Мейсон, — как ты думаешь, Чалмерс согласится, чтобы я ему устроил развод бесплатно?
— Я думаю, да, но это вызовет у него подозрение. Он собирается жениться снова. Попроси его написать заявление за сотню баксов. Он пройдоха и пойдет на это. Ради денег.
— Ладно, договорись с ним. Скажи, что сам все уладишь.
— А к чему тебе эта история с разводом? — спросил Пол.
— Хочу сделать рекламу.
— Рекламу какого рода?
— Видишь ли, Пол, — сказал Мейсон, — худшее на свете занятие — это составлять описание женщины. Обрати внимание на описание Хейзл Фенвик, которое полиция поместила в газетах. Рост — пять футов два дюйма, вес — сто тридцать фунтов, возраст — двадцать семь лет, цвет лица — смуглый, глаза карие, последний раз ее видели одетой в коричневый костюм и коричневые туфли.
— Ну? — спросил Пол.
— На такую женщину мало кто обратит внимание. К тому же много женщин подойдут под такое описание. Но если бы она была так неприметна, вряд ли Дик обратил бы на нее внимание. Разве мало таких женщин ходит по улицам?
