Андрей замолчал и как-то осунулся.
– Но у них разве все окончательно решено? Ты что, совсем от Кати отказался? Ты с ней объяснился вообще как-то?
– И не отказывался, и не объяснялся, – сумрачно ответил Андрей. – Я с ними часто встречаюсь, но в аудиенции Катерина мне отказывает... Только при свидетелях готова встречаться. У нее с Семой, видать, все серьезно, и она не хочет ничего осложнять.
– Ну а если не Сема, а какое-то другое третье лицо будет присутствовать, она согласится?
– Ты просто читаешь мои мысли, – усмехнулся Андрей. – Я как раз думаю ее еще раз пригласить, как бы на тебя отдельно… Ты ведь у меня живешь, и мы, стало быть, с ней наедине не останемся. Позвоню ей завтра же утром.
***
На этот раз Катя действительно согласилась. Через два дня мы встретили ее при выходе из метро и первым делом пошли прогуляться по парку.
– Идите-ка сюда, я вам сейчас фокус покажу, – объявил Андрей.
Мы подошли к какому-то киоску, Андрей извлек из кармана ассигнацию, взмахнул ей и воскликнул:
– А вот волшебная бумажка! Сейчас произойдет то, что я скажу… Пусть у меня в руках окажутся три порции мороженого!
Пожилая продавщица, выпучив глаза, неподвижно смотрела на Андрея.
– Крибле, крабле, бумс! – медленно произнес Андрей и протянул продавщице деньги.
– Ну ты и фокусник, Андрей, – рассмеялась Катя. – Ты должен написать Давиду Копперфилду, чтобы он включил этот удивительный номер в свои выступления.
– Я не знаю, что писать. Я и сам не понимаю, как этот фокус у меня получается.
Андрей продолжал дурить в том же духе: шутил, передразнивал каких-то русских политиков, изображая, как бы они ухаживали за Катей. Пока мы шли по аллеям, то так смеялись, что на нас оглядывались.
Катя смотрела на Андрея с теплотой и даже явной симпатией. Мне показалось, что затея наша удается. По плану мы все втроем должны были идти в гости к Андрею, но при выходе из парка я внезапно сымпровизировал - сказал, что мне нужно от кого-то передачу в Израиль принять и я минут на сорок отлучусь.
Передачу я действительно договорился принять, хотя и вечером. Но наудачу можно было попробовать сделать это и раньше. Я доехал до Чистых прудов, отыскал нужный дом, и так как там никого не оказалось, сразу отправился обратно. В дверях подъезда я столкнулся с выходящими из него Андреем и Катей.
– Я сейчас вернусь, – сказал мне Андрей, – Катю вот только провожу до метро. Возьми ключ, подожди меня дома.
По его лицу нельзя было понять, что между ними произошло, да и произошло ли что-то.
Через полчаса вернулся Андрей. Он прошел к столу, сел на диван напротив меня и устало произнес:
– Они женятся... Уже сговорились... Сказала, что я ей нравлюсь, но что я опоздал... Буквально то же самое, что в предыдущий раз. Поэтому она, кстати, и встречи со мной избегала. Зачем, мол, повторяться? Я и так уже это знаю. Короче, на этот раз надежд никаких.... На прощание дала мне совет... Конфиденциальный, выстраданный...
– Какой еще совет? – мне живо вспомнился мой недавний интерес ко всему, что может сказать Катя.
– Сказала, что я все довожу до абсурда, что даже точка «омега» моя – точка абсурда... в моем характере... А девушек это, мол, пугает. Девушки абсурда не любят, девушки существа практичные.
– И это правда? Ты действительно все доводишь до абсурда?
– Я тоже удивился. Ответил, что я ничего не могу довести до абсурда, так как мир и без того предельно абсурден... и что главный абсурд – это то, что мы не вместе.
Андрей замолчал, как будто отключился. Он был бледен. Так обычно выглядит человек, у которого ноет зуб.
– Тебе не надо с ними встречаться, мне кажется, – сказал я. – Хотя бы некоторое время.
– Да, ты прав, – как-то машинально произнес Андрей и снова замолк, глядя в одну точку.
– Сема – хороший человек, вполне ей пара, а брак их будет нерасторжим как католический, – произнес он через несколько минут, криво улыбаясь.
– Почему как католический?
– Если Сема действительно выучится на священника, то по каноническому праву они не смогут никогда развестись.
– Значит, точно не судьба.
Андрей ничего не ответил, он взял со стола лист бумаги и стал многократно его складывать, пока тот не превратился в мелкий комочек.
– Эх, нет Сарит, – невольно вырвалось у меня. – Вот бы кто тебя сейчас развеселил…
Андрей грустно улыбнулся.
– Она и впрямь это прекрасно делала. И как это нас обоих угораздило потерять ее телефон?! Послушай, неужели в самом деле ее никак нельзя разыскать?
– Я же сказал тебе, она сама найдется. В Иерусалиме нельзя разминуться. Все эти годы я с ней не столкнулся только потому, что был в армии… А тебе вообще новые лица не вредно было бы повидать. Хочешь, я тебя со своим другом Сергеем познакомлю? Собственно, я и без того хотел это сделать.
– Давай не сейчас.
На другой день Андрей выглядел несколько лучше. Он легче включался в разговор и под вечер даже согласился познакомиться с Сергеем.
***
Мне показалось, что затея сблизить двух моих друзей вполне удалась. Сергей охотно принял приглашение и появился в квартире Андрея уже на следующий день. Войдя в комнату, он сразу же заметил полку со старинными церковными книгами. Он немедленно вытянул одну из них, перелистал и принялся читать нараспев какой-то фрагмент. Я оценил его владение церковно-славянским. Андрей с интересом наблюдал.
Вернув книгу на место, Сергей проследовал на кухню, извлек из «дипломата» бутылку водки и уверенно наполнил три рюмки. Впрочем, пил в основном он один. Андрей за весь вечер пригубит лишь рюмку, а я и вовсе не притронулся. Той застольной харизмы, которой был щедро наделен Семен, у Сергея не имелось. Тем не менее, общались мы вполне непринужденно. Поначалу говорили о книгах и о филологии, которую Сергей обстоятельно изучал в институте. Оказалось, он был достаточно наслышан о манускрипте Войнича и долго доказывал Андрею, почему создателем этого таинственного текста никак не может быть францисканский монах Роджер Бэкон.
В какой-то момент разговор перескочил на тему отношений Ватикана с Израилем, а точнее отсутствия таковых.
– Наверно, Папа боится, что если он разместит в Тель-Авиве свое посольство, то тем самым признает, будто бы иудаизм прав, – предположил Сергей. – Своя логика в этом есть.
– Какая ж тут логика? – возразил Андрей. – Я понимаю, если бы Израилем управлял Синедрион. Но ведь еврейское государство создали атеисты, они от иудаизма гораздо дальше отстоят, чем сами католики.
– Не скажи! – усмехнулся я. – Рав Кук привел десятки мест из Талмуда и Кабалы, показывающих, что возрождение придет от безбожников. Именно наличное еврейское государство, а не какое-то другое – это детище Бога и свидетельство Его мудрости и могущества... Как нет и не может быть у нас другого иудаизма, так нет и не может быть у нас и другого государства...
– Ничего не понимаю... Так светское у вас государство или нет?
– Светское-то оно светское, но прежде всего – национальное, а национальное для еврея не может не быть религиозным. Решили сионисты ввести день отдыха – взяли субботу, а не воскресенье и не четверг. Захотели свой флаг – взяли талит со щитом Давида, захотели герб – взяли Семисвечие. Я уже не говорю про иврит. Ведь заговорили эти безбожники на языке пророков, который перестал быть разговорным уже после разрушения первого храма. Две с половиной тысячи лет назад! Ведь из Вавилона народ вернулся с родным арамейским. Не смогли мудрецы тогда иврит возродить — а эти смогли.
– Ваши раввины действительно так думают? – удивился Андрей.
– Конечно. Рав Исраэль, который меня почти два года Гемаре учил, всегда повторял: поскольку еврейский народ выбрал демократию, то демократия священна... Да что говорить, в наших молитвенниках государство Израиль зовется «началом избавления»...
– Тем не менее, светские израильтяне меня не так пугают, как фарисеи, – опрокинув очередную рюмку, признался Сергей. – Я, кстати, нашел возражение против вашего законничества.
– Что же это, интересно?
– Ведь по закону вы должны жертвы приносить, однако обходитесь без них и не собираетесь их возобновлять.
– Как это не собираемся?! Еще как собираемся!
Мы с Сергеем какое-то время смотрели друг на друга, вытаращив глаза. Каждый не мог до конца поверить, что не ослышался.
– Объясни мне, как ты себе все это представляешь? – произнес, наконец, Сергей. – Ты серьезно хочешь возродить это варварство?
– Хороший вопрос, – поддакнул Андрей. – Меня это, признаться, тоже смущает. Трудно представить, чтобы весь этот культ в наше время был восстановлен.
– Я вас не понимаю. Арабы и сейчас приносят жертвы, и никого это не смущает. Да и вы сами мясо едите. Если можно убивать животных на бойнях, то тем более их можно убивать и в Храме.