— По-моему, тебе хватит, — резко бросила она. — Серьезные люди поговорят с непонятливым директором, научат его руководить школой. — Нора покачала головой. — А ты можешь лишь бахвалиться, Виктор. Мне от тебя тошно.
— Мне тоже, — пробормотал он в рюмку.
— Что-что?
Виктор поднял голову, встретился взглядом с женой, продолжая молчать, пока она не побледнела. Существовала масса способов угомонить Нору, ради ее собственного блага, когда она злила его. Виктор нечасто приводил свои угрозы в исполнение. Обычно жена отступала раньше, чем он доходил до того, чтобы поднять на нее руку. Однако увидеть, как она трусливо замолкает, — на это стоило посмотреть. После первого раза, много лет назад, он ожидал, что папочка пришлет парочку головорезов — навечно его успокоить, но никто так и не пришел. Ни в тот раз, ни после. Виктор догадывался, что есть вещи, о которых даже Нора не рассказывает папочке. Он откашлялся.
— Я сказал: мне тоже. Сегодня, к твоему сведению, я был в школе. Я бы вернул твоего сына в команду, если бы он не был таким идиотом.
Нора нахмурилась.
— На что ты намекаешь? — спросила она уже значительно менее воинственным тоном.
— Я намекаю, что твой идиот сынок надавил не на ту учительницу. Он сдал контрольную, на которой написал только свою фамилию. Пустая контрольная плюс самодовольная ухмылка на его лице — и учительница уперлась. Я дал директору неделю, чтобы уладить недоразумение.
— А если не уладит? Что тогда?
— Тогда мы прекратим вкладывать папины деньги в строительство нового стадиона Блэкмэна.
Нора порывисто убрала волосы с лица — один из ее многочисленных нервных жестов. Он знал их все до единого. И все до единого приводили его в бешенство.
— Не всех можно купить, Виктор.
Он осушил рюмку. Не всех можно купить. Ха-ха! Только человек, который вырос, ни в чем не нуждаясь, может верить в подобную ерунду.
— Разумеется, всех. Они просто не всегда об этом знают.
Пятница, 30 сентября, 23.55
Ручка церковной двери остудила потную руку Стивена. Больше таких ручек не делают. «Как и дверей», — подумал Стивен, ощущая на разгоряченном лице ночную прохладу. И ручка, и дверь, да и сама церковь начали свой век в далеком 1923 году.
Стивен потерял счет времени, пока стоял у порога, не решаясь войти или уехать домой.
После нескольких часов бумажной работы в голове нисколько не прояснилось, это занятие помогло всего лишь на пару часов приглушить душевные страдания. Он вышел из кабинета, бесцельно ездил по округе и искренне удивился, когда оказался на стоянке у старой приходской церкви.
Его старый приход. Он вырос здесь, был церковным служкой, прошел обряд конфирмации, впервые причастился и даже собирался учиться на священника. Стивен крепче сжал дверную ручку. После одной-единственной ночи его жизнь сделала резкий поворот… Как бы он это назвал сейчас, оглядываясь назад? Уж точно не страстью. Им было по семнадцать, когда они оказались на заднем сиденье «олдсмобиля» его отца. О страсти речь не шла. Об эксперименте? Наверное. О глупости? Во многих смыслах и о глупости тоже. Мелисса оказалась самой большой глупостью в его жизни. Однако Брэд… Он никогда бы не назвал зачатие старшего сына глупостью, несмотря на все беспокойство, которое тот вызывал сейчас.
Ночь, когда они в автомобиле его отца зачали Брэда, заставила Стивена изменить жизненный путь. Пришлось проститься с мечтой о духовном сане — решение, кромсавшее сердце его матери до тех пор, пока она не взяла на руки своего первого внука. Стивен поступил в колледж, стал полицейским. У них с Мелиссой родились еще двое прекрасных сыновей. Одно время они были счастливой семьей. Мелисса тоже была счастлива… какое-то время.
«И посмотрите на меня сейчас!» — подумал он. Успешная карьера. Загубленный брак. Несчастные дети. Одинокий вдовец. Одинокий и… испуганный.
Нет, он был просто в ужасе. Несколько лет после смерти Мелиссы он был оплотом семьи. Но сейчас семья распадалась, а он понятия не имел, что делать. Пустое обещание исповедоваться, данное Хелен, весь вечер не давало ему покоя: вызывало лавину воспоминаний об этом месте, об умиротворении, которое он здесь испытывал. Он попытался вспомнить, как давно это было. Неделю за неделей он сидел на церковной скамье, чувствуя на себе взгляд священника, в котором сквозило неодобрение, и прекрасно осознавая, что он ни на йоту не изменился. Самобичевание продолжалось, пока он не стал придумывать отговорки, чтобы не посещать церковь. А потом он просто перестал сюда ходить.
И вот он стоит перед дверью церкви.
— Входи или ступай домой, Тэтчер, — решительно подстегнул он себя.
Одному Богу известно, как ему не хотелось сюда заходить. Но самое обидное, что домой ехать хотелось еще меньше.
Поэтому он дернул тяжелую дверь и скользнул внутрь. Он знал, что храм открыт. Он всегда открыт. Стивен на мгновение в нерешительности замер у двери, потом направился к алтарю. Еще дольше не решался преклонить у алтаря колени. Перекреститься.
Открыть свое сердце.
Он потерял счет времени, погрузился в себя, пока шум за спиной не заставил его вздернуть голову и схватиться за оружие, висящее в наплечной кобуре.
— А я все гадаю, когда ты вернешься домой, Стивен.
Он медленно встал, обернулся и посмотрел на человека, который сидел в третьем ряду. Заметил седину на висках. Постарел… Они оба постарели. Они вместе росли, вместе служили в этом самом храме. Были лучшими друзьями. Еще четыре года назад, до того как все произошло.
Четыре года назад, когда умерла Мелисса и Стивен исповедался в одном из самых страшных грехов единственному человеку, который, он точно знал, сохранит его тайну. Человеку, который сидел сейчас в третьем ряду, — белый воротничок резко выделялся на фоне крепкой загорелой шеи.
Стивен сглотнул.
— Майк.
Тот поднял черную кустистую бровь.
— Для тебя отец Михаил. — Он улыбнулся. — Сын мой.
Стивен почувствовал, как губы расплываются в улыбке, несмотря на бушующие в душе противоречия.
— Да пошел ты знаешь куда, отче!
Майк с притворной досадой покачал головой.
— В наказание за такие слова мне следует велеть тебе произнести пять раз «Аве Мария».
— За слова «да пошел ты»?
— За те неуважительные слова, которые ты на самом деле хотел произнести.
Стивен встретился с другом взглядом, и оба посерьезнели.
— Тогда мне стоит прочесть молитву более пяти раз.
— Зачем ты здесь, Стивен? — мягко спросил Майк, в его голосе звучало умиротворение, которое чувствуешь только в церкви.
Стивен отвел взгляд, обернулся, наткнулся глазами на статую Девы Марии с Младенцем. Пытался найти ответ, глядя на их безмятежные лица, настолько не вязавшиеся с тем, что творилось у него внутри.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Похоже, мне больше некуда идти.
— Я приму любой ответ, — сказал Майк. — Мне не хватало тебя, Стивен. Я подумал, что должен тебя навестить после всех неприятностей, которые выпали на долю Ники весной. Я звонил, много раз, но…
Стивен слышал, как оборвался голос друга. Майк больше не был отцом Майком Леоном, он был закадычным другом. Другом, которого Стивен ранил своим пренебрежением.
— Но я тебе так и не перезвонил, — закончил Стивен, покаянно опуская голову. — Прости, Майк.
— Это ты меня прости. Мне следовало быть более настойчивым. Нужно было просто к тебе приехать.
Стивен приподнял плечо.
— Я не знаю, что бы это изменило. Ну, ты понимаешь.
Майк вздохнул.
— Мне очень жаль. Как они?
Стивен оглянулся через плечо, Майк сидел в той же позе. Это была одна из черт, которые всегда изумляли Стивена в приятеле, — терпеливая безмятежность, которая, казалось, могла успокоить даже самого встревоженного прихожанина.
— Как бы мне хотелось сказать, что они в порядке, но это не так. Из них троих более или менее нормально чувствует себя только Мэтт.
— Мэтт? — Майк склонил голову набок. — Трудно поверить. А что с Брэдом?
Неожиданно груз, давящий на плечи, стал тяжелее.
— Не знаю. — Стивен сгорбился. — Майк, я не знаю, что делать. Брэд изменился… за одну ночь.
— Люди редко меняются за одну ночь, — заметил Майк.
— А Брэд изменился, — настаивал Стивен. — И я не понимаю, чем я или кто-то еще вызвал эти перемены. Я думал, все пройдет, но…
— Но стало только хуже.
— Похоже, ты постоянно слышишь подобные истории.
— К сожалению, да. Присядь, Стивен. Пожалуйста. — Майк подался вперед и похлопал по скамье напротив. — Ты заставляешь меня нервничать. Ты натянут как пружина.
Стивен плюхнулся на скамью, положил руку на деревянную спинку.
— Сегодня меня вызывала учительница Брэда. Он не успевает по химии.
