Уже представляла себе рядом с Дэнни в лоджии их апартаментов в отеле, откуда открывался восхитительный вид на темно-голубое море. Как появляются два официанта с завтраком на сервировочном столике. У одного из них в руках — ведерко с шампанским на льду. Оба одеты в красивую форму роскошного, фешенебельного отеля.
Когда официанты удалятся, Дэнни посмотрит на нее и, улыбаясь, скажет: «Согласен, дорогая, ты была права». Дэнни немного изменился: похож на Гэри Гранта.
— Пожалуй, это называется шантаж, — говорит она. — Ты ведь не хотел меня взять с собой, но пришлось.
Они весело смеются, пьют шампанское, потом спускаются на пляж, а вечером гуляют по спокойным улочкам, заходят в полумрак магазина, и он покупает ей изумруд. Стараются не думать о Ли, но когда вспоминают, их охватывает печаль.
Этих денег столько, что им хватит на всю жизнь.
Когда Ли приехал обедать, она чуть не расхохоталась, наблюдая его изумление при виде нарядно накрытого стола.
— Что-нибудь отмечаем? — спросил он.
— Разве нужно что-то отмечать? Просто подумала, тебе понравится красиво убранный стол.
Не могла же она сказать, что за оставшееся время постарается сделать столько красивых, приятных вещей, сколько успеет. Не могла ему также открыть и то, как страстно желает, чтобы времени оставалось поменьше.
Ли снова уехал в колледж, а Люсиль, убрав со стола, в нетерпении слонялась по дому: бесцельно бродила из угла в угол, ломая пальцы, пытаясь даже напевать. Ветер за окнами усилился, дождь перестал, похолодало. Набрав номер Рут, долго болтала по телефону. Подружка скучала, и Люсиль чувствовала: стоит только намекнуть, как Рут прибежит. Но тогда Люсиль вряд ли удержится от соблазна поделиться потрясающим открытием, ведь даже сейчас едва-едва не выпалила все в трубку. И они продолжали разговор о фильмах и кулинарных рецептах, телевизоре и покупках, а потом занялись выяснением, отчего у Рут постоянно пересыхает во рту.
Ли заявился в четыре с кучей тетрадей для проверки, сказав, что займется ими немедленно, так как вечером должен встретиться с доктором Хогтоном — это заведующий кабинетом английского языка в колледже.
Муж корпел над тетрадями в гостиной и управился к ужину. С усталыми глазами, мрачный, за едой он почти не разговаривал.
Когда с ужином было покончено, она, подняв глаза, обнаружила, что Ли пристально, с каким-то странным выражением, смотрит на нее.
— В чем дело? — забеспокоилась она.
— У тебя здесь не очень много развлечений, Люсиль.
— Я ведь не жалуюсь.
— Столько интересного в мире. Господи, если подумать: мне бы чуточку свободного времени, как бы я им воспользовался…
— Ну конечно. А я тут болтаюсь без дела. Так себе, дурочка…
— Не будем ссориться, пожалуйста. В последнее время этого было предостаточно.
— И все я виновата… понимаю.
— Прошу тебя, Люсиль.
— Ну хорошо, хорошо.
— У меня есть идея, думаю, тебе понравится. В нашей канцелярии требуется помощник. Пять дней в неделю, с утра до полудня. Платят двадцать долларов в неделю. Я поговорю с Рэнди, надеюсь…
— Забудь об этом. Если думаешь, что я согласна таскаться туда спозаранок и надрываться каждый день, ты абсолютно…
— Понятно, — устало произнес он. — Покончим с этим.
Встав из-за стола, Ли аккуратно сложил салфетку и с минуту молча смотрел на нее.
— Мне казалось, тебе станет лучше, если займешься каким-нибудь делом. У тебя нет ни склонностей, ни воображения, чтобы выбрать себе хобби, увлечение. Вот я и понадеялся, что это поможет избавиться от чепухи.
— Какой еще чепухи? О чем ты?
Он пожал плечами:
— Откуда мне знать? Пожалуй, я думал — это немного поможет нашему браку.
— Ты будешь поражен, насколько улучшится наш брак, если нам не придется считать каждый паршивый цент. Если нам не придется жить в таком…
— Глупости!
Этот взрыв ярости напугал ее, она даже не смогла ответить. Слышала, как достал из шкафа в прихожей пальто, хлопнул дверью. Затем раздался удаляющийся рев мотора и только тогда, поднявшись, стала носить посуду на кухню.
Подумаешь, что он о себе воображает — да кто он такой? И на кого разорался? Какое имеет право? Ведь именно она — потерпевшая сторона в этом браке. Она выходила замуж за писателя. Преподавание просто хобби, временное. А он боится писать. Сколько долларов приносит любая халтура, написанная для телевизора? Тысячи и тысячи. А его единственную книжку едва осилила, и то от нечего делать. А те рецензии, которые он перечитывал, правда, теперь бросил. «Тонкий, свежий талант. Подающий надежды молодой автор». Когда ему стукнет шестьдесят и он получит ничтожную пенсию, и тогда останется этим молодым, подающим надежды автором. Нет у него смелости, амбиций, пробивной силы. Вот и сейчас отправился к старому Хогтону лизать ему туфли. Ужас!
Небрежно, второпях вымыв посуду, она ставила ее — еще блестевшую от несмытого жира — на место.
Когда зазвенел дверной звонок, подумала, что пришла Рут. Наверно, собирается вытащить ее в кино, или у них опять испортился телевизор. Сдернув фартук, наспех пригладив волосы, Люсиль быстро прошла через комнаты и распахнула входную дверь. На пороге стоял высокий, худой мужчина. Ветер трепал его темное пальто. Выглянув, она не увидела у тротуара машины.
— Миссис Бронсон? — Голос был глубокий, спокойный, серьезный.
— Да.
— У меня к вам небольшое дело. Можно войти?
Она заколебалась. Не коммивояжер — говорит как джентльмен. Отступив, впустила его в маленькую прихожую.
— Мистер Бронсон дома?
— У него какая-то встреча, только что уехал. Наверно, еще не скоро вернется. Что вам угодно?
Он направился в гостиную — ей пришлось идти следом. Странно, почему не снял шляпу? И кожаные перчатки. Вообще какой-то странный, наверно, не следовало так неосмотрительно впускать незнакомца.
— Не могли бы вы сказать свое имя? — спросила она с легкой дрожью в голосе.
— Я обещал оказать услугу приятелю. Нашему общему другу. Он попросил меня заехать и забрать кое-что, отданное на хранение.
Он в упор смотрел на нее с высоты своего роста. Она облизала пересохшие губы.
— Я… не понимаю, о чем вы говорите.
— Понимаете, миссис Бронсон. Мне нужен конверт, который оставил вам брат мужа. Принесите его, пожалуйста.
— Это… он вас прислал? — спросила она, тут же спохватываясь, что проговорилась.
— Да, он попросил. Ему небезопасно появляться в городе. Дайте мне конверт.
Сделав два нерешительных шага в сторону кухни, она остановилась и обернулась. Он следовал за ней вплотную — ей пришлось даже отступить.
— Не могу отдать. Муж забрал его у меня и запер — куда, я не знаю.
Ничего не говоря, он двинулся на нее — она попятилась и так отступала до самой кухни.
— Не могу отдать…— слабо повторила она.
— Где он?
Взгляд ее вскинулся к банкам, словно они могли придать ей силы. А когда снова посмотрела на него, увидела на лице незнакомца волнение и огромное напряжение. Схватив за плечо так сильно, что у нее от боли перехватило дыхание, развернул, прижал к столу под полками, завернул руку почти к лопаткам, и она стукнулась лицом о полки.
— Где он?
Люсиль разрыдалась. Оттолкнул ее с такой силой, что она упала и отлетела по полу к плите. Придя в себя и открыв глаза, увидела, как он высыпает содержимое из банок. Соль, сахар, мука сыпались на стол, на пол. Обнаружив конверт, раскрыл его и, мельком просмотрев письмо, сунул его в карман. Держась за плиту, Люсиль встала.
— Он уже… получил деньги? — спросила слабым голосом.
Обернувшись, тот пристально посмотрел на неё.
— Значит, вы знаете о деньгах, — тихо проговорил он. — И вы, и ваш муж знаете о деньгах…
— Ли не знает…
Люсиль осеклась, прочитав в его глазах страшный приговор. Резко повернувшись, кинулась к ящику с кухонными ножами, судорожно хватаясь за них, но огромная кожаная кисть внезапно обхватила, стиснула шею, оборвав ее сдавленный вскрик. Оторвав от ящика, он ударил ее головой о блестящий угол плиты. Страшный удар она еще ощутила, почувствовала, как он рассек лицо до кости, но потом уже была далеко от того, что последовало, у нее теперь не было тела, костей, настал великий сон, в котором ее поднимали и ударяли о плиту. Падала в мягкую, взвихренную белизну зимнего снега, летя сквозь холодный сумрак в темную, чернеющую бездну…
Доктор Элиас Хогтон, похоронив жену, проживал у дочери, муж которой был директором процветающей компании, в современном особняке на западной окраине города. Ему принадлежало целое крыло дома, представлявшее собой квартиру из нескольких комнат, кухни и ванной, с отдельным входом.
Доктору Хогтону было лет семьдесят. До ухода на пенсию заведовал кафедрой английского языка в университете штата. Когда открыли Бруктонский колледж, он согласился прервать заслуженный отдых и принял предложение, заключив контракт на два года, которые превратились в пять. Три года назад именно он принимал Бронсона на работу.
