— Ну, гад, продал все-таки. Гляди теперь…
— Спокойно, Виктор, спокойно, — прервал его Вершинин. — Никто тебя не покупал и не продавал. Пора кончать бегать от самого себя. Бесполезно, все равно не убежишь.
Тот промолчал, протирая рукавом заспанные глаза.
— Ну, да ладно. Собирай пожитки. Пора в путь.
Не сопротивляясь, Виктор вытащил из сена железную коробку с бренчащим содержимым, видимо, остатками копилки, и складной нож. Эти вещи он деловито рассовал по карманам и, шмыгнув носом, двинулся за Вершининым. Бежать он не пытался. Вячеслав отправил Гагулина вперед, а сам остался наедине с Глуховым.
— Ну, трубочист, — спросил он паренька, — сколько еще бегать собираешься?
Тот настороженно промолчал.
— Давай, Витек, знакомиться, — предложил Вершинин, подавая ему руку, и назвал себя.
Глухов сконфуженно вытер грязную руку о полу пальто и подал ее следователю.
— Ну так как? — повторил вопрос Вячеслав. — Сколько еще будешь по сараям скрываться? Или уже надоело?
— Надоело, — признался Виктор.
— Тогда почему домой не возвращаешься?
— Хм. Посадите.
— Есть за что?
Парнишка пожал плечами.
— Ты пойми, Витя, — повернув его к себе лицом, сказал Вершинин. — Долго здесь не пробудешь. Все равно придется возвращаться домой. Ну а сидеть тебе или нет — вопрос сложный. Натворил — надо отвечать. Невиновен — никто тебя и пальцем не тронет. И потом, ты напрасно думаешь, что мы за любое преступление сразу хватаем и в тюрьму. Ерунда. Да тюрьма и не самое страшное. Страшнее — ответ перед собственной совестью держать, а его держать придется.
Вершинин смолк, заметив, что плечи парня задергались и раздалось странное хлюпанье. Вячеслав подцепил его за подборок. Слезы, стекавшие градом из наивных голубых глаз, казалось, шипели, на пунцовых щеках. Толстые, безвольные губы отвисли.
«Дуняша, ты Дуняша, — с состраданием подумал Вершинин, разглядывая простоватую физиономию Глухова, — тебе б у мамки под подолом сидеть, а ты в разбойников играешь».
— Я не убивал Ханыгу, — выдавил сквозь слезы тот.
— Тогда зачем прятался, Витя?
— Боялся. В тот вечер мы с Ханыгой, Шестаковым, значит, выпили беленького и на вокзал подались. На вокзале к нам подвалил Ханыгин дружок, Лешкой, кажется, зовут. Постояли вместе. Ханыга — он заводной, ему еще выпить захотелось, а в кармане пусто. Пошли мы, значит, по перрону, смотрим — двое пьяных парней стоят. Еле на ногах держатся. «Пощупаем их», — предложил Шестаков. Приблизились к ним, он и говорит одному, который ростом повыше: «Дай рубль». Тот послал его подальше. Тогда Ханыга сдернул с него шапку меховую и кожаные перчатки снял. Те двое испугались, хмель, наверно, вышибло. Я все время рядом стоял, уйти боялся — Ханыга потом пришибет. Ушли мы, а те двое остались. Потом услышал — Шестакова убили, сразу испугался. Подумал: следствие вести будут, докопаются до шапки с перчатками. Потом, как узнал, что милиция мной интересуется, — сбежал.
«Вот отпала и эта версия, — устало подумал Вершинин, не сомневаясь в правдивости рассказа Виктора, — но зато появилась другая. Надо искать тех, кого Ханыга ограбил». Вдруг его словно осенило: «А не те ли это, одного из которых мы разыскиваем по заводам?»
— В какое время это случилось? — заинтересованно спросил он.
— Часов в десять, начале одиннадцатого вечера, — после некоторого раздумья ответил Глухов.
«Приблизительно за час до убийства, — пронеслась мысль, — вполне может подойти».
— Скажи, пожалуйста, как выглядели эти ребята?
— Обыкновенно… Один пониже ростом, темнолицый, вроде зубы у него были редкие или вообще впереди зуба не было, а другой, кажется, блондин с большим носом. У него как раз Ханыга шапку с перчатками и отнял.
Вершинин вспомнил показания свидетеля, обратившего внимание в день убийства на двух парней с перрона вокзала. Приметы сходились.
— Ладно, Витя, пойдем в машину, — сказал он успокоительным тоном, — а на Олега брось сердиться. После поймешь, что он поступил правильно, по-товарищески. А знаешь, как он за тебя заступался. Ведь мы-то, честно говоря, тебя подозревали в убийстве, а Гагулин уверял, что ты на такое не способен.
— Куда ж меня сейчас повезете, — страдальчески сморщился Глухов, — в КПЗ поди?
— Домой повезем, к мамке. Правда, следовало бы сначала в другое место завезти.
— Куда это?
— В баню, в парилку. И отмачивать целый день.
Вечером этого полного событиями дня, когда Виктор Глухов, обласканный родителями, скорее всего спал беспробудным сном на своем любимом диване, Вершинин вызвал к себе Стрельникова и Пантелеева, с которыми еще долго обсуждал возможные варианты быстрейшего выхода на парня, уничтожившего на вокзале заводское удостоверение.
На вешалке висело чужое демисезонное пальто с воротником из золотистой нерпы и такая же шапка с козырьком. Вершинин недоуменно потрогал короткий мех. Гостей он не ждал. Из комнаты доносился заливистый смех его двухлетней дочери Наталки. В прихожую вышла Светлана. Вячеслав увидел на ней новое платье и удивился — обычно жена его надевала по праздникам. Выглядела Светлана довольно оживленно.
— Тебя дожидаются уже больше часа, — сказала она, подвигая ему домашние тапочки.
Вячеслав шагнул в комнату. Рядом с Наталкой у детской коляски сидел Константин Сергеевич Охочий. Он веселил девочку, туго надувая щеки и издавая странные звуки наподобие: «бу, бу, бу». Наталка реагировала на его фокусы, заливаясь веселым смехом, хотя обычно малознакомых людей не жаловала.
— Какими судьбами, Константин Сергеевич? — приход Охочего насторожил Вершинина.
— Навестить решил вас без приглашения. Уж не обессудьте.
— Рад вас видеть, — ответил Вячеслав, лихорадочно соображая, зачем пришел Охочий.
— Вы, я слышал, всерьез взялись за наш завод, — без обиняков спросил Охочий.
— Откуда же вам это известно?
— На заводе сейчас об этом знает каждый второй.
— И что же знают?
— Говорят, прокуратура начала розыск тех, кто писал анонимные письма на директора.
Вячеслав был раздосадован. Слухи разнеслись быстрее, чем он ожидал.
— Знаете, — состорожничал он, — наговорить всякого могут.
— Да-к ведь называют именно вашу фамилию, мол, расследование поручено следователю Вершинину, — настойчиво продолжал Охочий, пытливо вглядываясь в собеседника.
Такое наступление пришлось Вершинину не по вкусу.
«А кто ты, собственно, такой и почему тебя вдруг заинтересовал вопрос, от которого прежде уходил», — подумал он.
От внезапно возникшего подозрения Вячеслав даже поперхнулся.
«Неужели зондирует почву? — мелькнуло в голове. — А вдруг он заинтересованное лицо или, более того, причастен к анонимкам? Ведь я с ним в сущности мало знаком. Странный визит домой. Ладно, как говорится, поживем — увидим».
— Моя фамилия?! — невозмутимо спросил он. — Вы, очевидно, ошибаетесь. Произошло недоразумение.
Охочий покраснел густо, почти до слез, поняв направление мыслей собеседника. Он долго откашливался в кулак, а затем, собравшись с духом, произнес:
— Я догадался, о чем вы подумали, но это ошибка. Никто к вам меня не посылал, и пришел я сюда не ради любопытства. Наш первый разговор в прокуратуре не получился откровенным, ибо я не знал, насколько серьезно вас затронули дела завода. Вы не произвели тогда на меня впечатления человека, по-настоящему заинтересованного судьбой нашего коллектива. Вы сами стояли на распутье. Мне трудно было говорить с вами откровенно. Теперь я убедился: вы сделали выбор, хотя не признаетесь в этом, и я готов помочь вам. Я до глубины души возмущен тем, что происходит на нашем заводе. Какой-то негодяй на протяжении стольких лет отравляет существование целому коллективу. Согласитесь, он клевещет не на дядю Ваню или тетю Машу, и даже не только на директора завода. История с письмами и проверками будоражит всех, последствия ее скажутся в дальнейшем на всем производстве. Но даже не это главное. Она уродует людей, морально разлагает их. Иной видит безнаказанность такого писаки и сам задумывается: может, попробовать при удобном случае. Риск-то минимальный. А ведь руководитель каждому не угодит, всегда найдутся и недовольные. Одному в премии отказали, другому выговор закатили, третьего уволили. Законных оснований для оспаривания нет, вот он и возьмется за перо из желания отомстить. Попробует разок — выйдет, начнут трясти руководителя. Потом захочется еще раз и еще. Раз ты мне, то и я тебе. Я твердо убежден, что, допуская это, мы серьезно проигрываем в идеологическом воспитании людей. Кулешов, конечно, не бог, но мужик честный, дело знает и болеет за него. Лучшего руководителя для нашего завода трудно найти. Вот почему сейчас я здесь и готов ответить на любой вопрос.
