Ознакомительная версия.
– Был, – просто ответил инвалид.
– И видели, что произошло у арки?
– Видел. Я как раз сидел за столом, и смотрел в окно, и размышлял над своим очередным трактатом о сути вещей…
– Стоп, стоп! – перебил его Папалаев. – Значит, вы смотрели в окно. И что же вы там увидели?
Но хозяина уже увлекли свои мысли:
– Погодите! – сказал он и поднял вверх указательный палец, как бы придавая моменту особую торжественность. – Сейчас я покажу вам этот трактат! – И он двинул коляску в сторону, намереваясь поднять с лежащей у стены кипы бумаг какую-то тетрадь.
Жуков мягко остановил мужчину, коснувшись рукой его плеча:
– К сожалению, мы не располагаем сейчас достаточным временем, чтобы пообщаться с таким интересным человеком, как вы, – сказал опер. – Поэтому давайте так: мы вам зададим несколько вопросов, вы ответите и мы пойдем. А в другой раз мы с удовольствием…
– Нет, – неожиданно сказал Василий-Леонардо. – Вы меня обманываете. Вы больше не придете.
– Ну почему же? – начал Жуков.
Хозяин пристально посмотрел на него и спросил:
– Вы что, думаете, я и правда сумасшедший, как говорит Зинка?
Вообще– то он попал в точку. Оперы были просто в этом убеждены.
– Ну что вы! – в один голос сказали они. – Мы вовсе так не думаем!
Хозяин недоверчиво хмыкнул и вдруг заявил:
– Хорошо. Я все вам расскажу.
– Отлично! – обрадовался Папалаев. – Мы вас слушаем!
Василий– Леонардо почесал давно, видимо, не мытую голову и начал:
– В двадцать один час сорок минут в арку, которую хорошо видно из моего окна, вбежал худой человек в черном костюме. Волосы у него были светлые, а лицо я как-то не разглядел… За ним во двор буквально ворвался высокий и крепкий мужчина. Худой начал метаться по детской площадке и, наконец, бросился к пожарной лестнице. – Тут инвалид показал пальцем в окно. – Вон она, видите?
– Ага, – сказал Жуков. – Видим.
– Забравшись на нее, он поднялся на крышу. Крепкий мужчина последовал за ним… – Глаза Василия-Леонардо вдруг заблестели, и он, снова устремив взгляд куда-то вдаль, как бы отрешась от реальности, продолжил: – Я как раз подумал в тот момент: а что, если бы люди рождались с крыльями? Ведь тогда им были бы не нужны пожарные лестницы! Более того, они вообще не боялись бы пожаров! А что их бояться, сиганул в окошко – и улетел!
Папалаев пощелкал пальцами перед глазами хозяина и, выведя его из состояния «внутренней удаленности», сказал:
– Дорогой гражданин Леонардо, давайте, пожалуйста, с того момента, как они залезли на крышу!
– Ах да! – встрепенулся инвалид. – Так вот. Этот худой стукнул крепыша по коленке и столкнул его вниз. Тот упал в песочницу и, кажется, ударился не слишком сильно, но захромал. – Тут хозяин опять провалился куда-то в глубины подсознания. – Я тогда подумал, – начал он, – а что, если бы кости у людей были из железа…
– Гражданин Леонардо! – вмешался Папалаев. – Ближе к делу, пожалуйста!
Инвалид сосредоточенно потер лоб и продолжил:
– Потом крепыш зашел в подъезд. Там он сразу же столкнулся с худым, который спустился с крыши через чердак. Увидев своего преследователя, худой побежал в подвал, а крепыш – за ним… А потом худой вдруг вылез во-о-он через то узенькое окошко… – Хозяин опять ткнул пальцем в стекло.
– Да ну? – недоверчиво пробормотал Жуков.
– Честное слово! – сказал инвалид. – Я тогда подумал, а что, если бы…
– А дальше? – хором спросили оперы.
– А дальше худой побежал к арке, а крепыш через некоторое время вышел из подъезда и направился за ним. Но он все равно не смог бы его догнать, если бы из арки вдруг не выехал фиолетовый «фольксваген» и не сбил бы худого.
– Значит, он его догнал? – спросил Папалаев.
– Да. А из машины вышел водитель, который потом полез обратно, вытащил незаметно для крепыша огромный гаечный ключ, спрятал его за спину и, когда крепыш отвернулся, водитель ударил его этим ключом по голове. Три раза.
– Как выглядел водитель?
– Он был одет в серую рубашку и светлые брюки. О внешности ничего сказать не могу: большие черные очки закрывали ему чуть ли не пол-лица…
– Рост, цвет волос?
– Рост какой-то такой – не высокий, не низкий – средний, одним словом… А что касается волос… Он ведь был в кепке. Клетчатая такая кепка, с помпончиком. И из-за этого я не мог видеть, какого цвета его шевелюра.
– Ну хорошо, продолжайте.
Инвалид чуть задумался и сказал:
– Да, собственно, на этом все и закончилось. Когда крепыш упал, водитель схватил худого, посадил его в машину, и они уехали.
– А номер? – быстро спросил Жуков. – Вы запомнили номер?
– Конечно, – не моргнув глазом, сказал хозяин. – У меня вообще прекрасная память на цифры. Я ведь в числе прочего увлекаюсь и математикой. У меня даже есть труды… Сейчас я вам покажу… – И инвалид снова попытался взять откуда-то сбоку какую-то тетрадку.
– Да подождите вы со своими трудами! – не выдержал вдруг Папалаев. – Мы вас спрашиваем о номере машины, и больше нас ничего не интересует, понятно вам?! Что вы привязались к нам со своими дурацкими трудами?!
Этого ему говорить не следовало.
Инвалид тут же вспыхнул и заявил:
– Если вы называете мои бессмертные работы дурацкими, даже не удосужившись с ними ознакомиться, то я вообще ничего вам не скажу.
Жуков с укоризной посмотрел на Папалаева и попытался сгладить эффект, вызванный его резкими словами.
– Уважаемый Леонардо, – вкрадчиво начал он, – я прошу вас простить моего коллегу. Он не хотел вас обидеть…
Но хозяин был неумолим:
– Мои труды останутся жить в веках! Пусть меня сейчас не признают, но так было со всеми выдающимися людьми! Современники не в состоянии оценить значение моего вклада в сокровищницу мировой науки! – Тут Василий-Леонардо даже чуть приподнялся в своей коляске, ткнул себя в грудь и воскликнул: – Я последний гений тысячелетия! – потом он посмотрел на стоявших перед ним оперов и добавил: – А вы презренные пигмеи!
– Ну это уже слишком… – угрюмо пробормотал Папалаев.
Жуков снова сдавил его локоть и спокойно сказал:
– Вы совершенно правы, уважаемый Леонардо. По сравнению с вами мы… ну как бы это сказать… – Тут он сделал небольшую паузу, подыскивая нужное слово, после чего продолжил: – По сравнению с вами мы другие.
– Да уж… – усмехнулся Папалаев.
Жуков толкнул его в бок.
– Но мы ведь тоже в какой-то мере заботимся о том, чтобы мир стал, ну это… как его… – запнулся Жуков.
– Гармоничным и счастливым! – помог ему Папалаев.
– Во! Точно! – подтвердил Жуков. – Мы хотим поймать опасного преступника, мешающего людям жить, и просим вас помочь нам в этом…
Все еще дующийся инвалид исподлобья глянул на оперов и сказал:
– Хорошо. Я назову номер машины.
– Фу ты… – облегченно вздохнул Папалаев.
Вдруг глаза хозяина как-то нехорошо блеснули и он заявил:
– Но не думайте, что эти четыре цифры и три буквы достанутся вам так легко. Я задам загадку…
– Какую еще загадку? – не понял Жуков.
– А такую! – сощурился Василий-Леонардо. – Я хочу, чтобы вы немного поскрипели своими тугими мозгами, прежде чем вычислите этот номер! Я хочу, чтобы вы поняли, как это отвратительно – оскорблять человека, дни и ночи напролет занимающегося мыслительной работой!
– Он ненормальный… – пробормотал Папалаев.
Жуков уже хотел было согласиться со своим другом, но инвалид вдруг торжественно произнес:
– Слушайте же!
– Ну? – нетерпеливо сказал Папалаев.
– Первая цифра этого номера в два раза больше, чем вторая. Третья – в два раза больше чем первая. Четвертая же равна сумме всех предыдущих. А что касается букв, то из них складывается слово, которое наверняка употребляется очень часто, когда речь заходит о вас, – хозяин глянул на Папалаева, – да и о вас тоже. – Он перевел взгляд на Жукова.
– Ну все, мне это надоело! – заявил Папалаев.
– Я ведь вам говорила! – раздался голос сзади.
Оперы обернулись. В проеме стояла Зина.
– Он же чеканутый! – сказала она, выпустив в комнату струю дыма и стряхнув прямо на пол пепел сигареты, которую держала в руках.
– Пошла вон! – завизжал инвалид. – И вы двое – тоже!
Но оперы не ушли. Жуков составил протокол допроса свидетеля, и, когда Бочкину объяснили, что он не имеет права отказываться от дачи показаний, «гражданин Леонардо» назвал номер автомобиля, на котором уехали преступники.
Только после этого оперы покинули «апартаменты» Василия-Леонардо и вышли в коридор.
– Он всегда загадки задает, – сказала Зина. – Я один раз спьяну деньги на бутылку затырила, а с утра забыла куда. А он нашел. И говорит мне: деньги лежат под тем, где двадцать, когда тридцать.
– Чего-чего? – спросил Папалаев.
– Вот и я не поняла. А потом оказалось, что они на балконе в коробке с хламом, которая под термометром стоит. У нас термометр на десять градусов ниже нормы температуру показывает.
Ознакомительная версия.
