Ознакомительная версия.
– Чего-чего? – спросил Папалаев.
– Вот и я не поняла. А потом оказалось, что они на балконе в коробке с хламом, которая под термометром стоит. У нас термометр на десять градусов ниже нормы температуру показывает.
– Понятно, – сказал Папалаев и покрутил пальцем у виска.
Зина проводила их, и через несколько секунд оперы шагнули на лестничную клетку.
– Покедова, кенты! – сказала хозяйка и захлопнула дверь.
По лестнице поднимались довольные люблинские милиционеры.
– Ну что у вас? – спросил оперов Гаврюшин.
– Нашли одного… – сказал Жуков.
– А мы номер машины узнали! – не дав ему договорить, сообщил Гаврюшин. – Бабка-пенсионерка со второго этажа запомнила.
– Серьезно? – оживился Жуков. – И что за номер?
– Д 2147 УБ.
– Ну точно! – воскликнул Жуков. – Наш свидетель его же назвал!
Лейтенант Гаврюшин удовлетворенно сказал:
– Ладно… Теперь надо выяснить, кому принадлежит эта машина…
– Сейчас узнаем! – воскликнул Жуков и достал из кармана мобильник: – Сейчас позвоню в МУР, они свяжутся с картотекой ГИБДД – и там этот номер мигом пробьют!
Он тут же стал давить на пищащие кнопочки и через несколько секунд уже диктовал в крохотный микрофончик мобильника:
– Д 2147 УБ! Нет, Серег, я говорю УБ! Ульяна, Борис. А первая Д – Дмитрий! Чего-чего? Ага, вместе – ДУБ. Когда перезвонить? Ясно…
Жуков отключил мобильник и сказал:
– Через пятнадцать минут там все узнают.
– Ну что же, подождем… – кивнул Гаврюшин.
Они спустились вниз, вышли во двор и сели на лавочку у подъезда.
– Ну надо же, – толкнул Папалаева Жуков, – ДУБ! Во как…
Турецкий остановил свою «семерку» у входа в «Глорию», вышел, поднялся по ступенькам крыльца и оказался на пятачке перед закрытой дверью. Сверху на него смотрел объектив телекамеры.
Александр поднял руку, чтобы позвонить, но дверь вдруг открылась.
– Добрый день, Александр Борисович! – сказал высунувшийся в щель охранник. – А Дениса Андреевича нет!
– Ничего, я его подожду, – ответил «важняк». – Он должен подъехать.
Охранник пропустил Турецкого в помещение, и тот неторопливо пошел вдоль коридора. Попав в просторный холл, расположенный перед входом в кабинет Дениса, Александр сел в одно из стоявших там кресел и принялся ждать.
Выйдя недалеко от Киевского вокзала, Герман покрутился у остановок, внимательно изучая таблички с маршрутами автобусов и троллейбусов. В сторону центра ехали сразу несколько из них, и Редников решил выбрать самый долгий путь, – ему так хотелось отсрочить момент прибытия в эту проклятую «Глорию».
– Так, – посмотрел на часы Жуков, – пора звонить!
– Ага, – кивнул Папалаев. – Действуй!
Опер снова вытащил мобильник и набрал номер.
– Алло, – сказал он, приложив крохотный аппаратик к уху, – Серег, это опять я. Ну что там? Молодец, диктуй! Так… так… ага, спасибо! – И, пряча телефон в карман, Жуков сказал: – Ботаническая, семьдесят, квартира три. Кирпичев Трофим Авдеевич.
– Поехали! – поднялся с лавочки Гаврюшин.
– И мы с вами! – сказал ему Папалаев.
– Давайте, – согласился лейтенант и пошел со своими оперативниками к стоявшему в глубине двора «уазику».
Спустя минуту обе машины выехали в арку и направились в сторону Садового кольца – впереди «уазик», а за ним «шестерка».
– Вообще-то я думал, что этот «фольксваген» окажется в угоне, – пробормотал крутящий баранку Жуков.
– Я тоже… – сказал Папалаев.
– Может, владелец еще не успел заявить?
– Может, и так…
Они помолчали.
– Или он ее продал кому-нибудь по доверенности… – опять задумчиво произнес Жуков.
– Скорее всего…
– И теперь придется искать того, кому он этот «фольксваген» впарил…
– Ага…
– Но чего точно не может быть, – сказал Жуков, – так это того, что «фольксваген» окажется сейчас во дворе дома хозяина, а сам он будет сидеть в своей квартире.
– Да уж, – усмехнувшись, подтвердил Папалаев, – этого быть не может!
Через полчаса они въезжали в зеленый двор дома семьдесят по Ботанической улице.
– У него третья квартира, значит, это там, – махнул рукой Папалаев в сторону первого подъезда.
Сидевшие в «уазике» тоже разобрались, куда ехать, и скоро обе машины остановились у левого края девятиэтажной коробки.
Жуков вылез из машины, потянулся, зевнул и вдруг, опуская руки, застыл, глядя вытаращенными глазами прямо перед собой.
– Мне это мерещится, или нет? – потрясенно спросил он Папалаева.
– Н-нет, – сказал Папалаев, который, открыв рот, уставился немигающим взглядом в ту же сторону, что и Жуков.
Люблинские милиционеры смотрели туда же.
На расстоянии пяти метров от оперов блестел на солнце фиолетовый «фольксваген» с номером Д 2147 УБ.
– Но ведь так не бывает… – проговорил наконец Папалаев. – Не мог же он поехать на дело на собственной машине, засветить ее перед целым домом, а потом вернуться к себе и преспокойно поставить эту тачку у подъезда?
– Н-да… – почесал голову Гаврюшин. – Чудеса…
– Так что же мы стоим? – сказал Жуков. – Пошли к хозяину!
Оперы зашли в подъезд, поднялись на первый этаж и подошли к двери третьей квартиры.
– А-а-а!!! – донесся вдруг оттуда дикий вопль. – Я этого не выдержу!!! Я умру!!!
– Это еще что такое? – опешил Жуков.
– Убери нож!!! – орал за дверью невидимый мужчина. – Помогите!!!
– Кажется, мы как раз вовремя! – сказал Папалаев и принялся барабанить в дверь: – Откройте! Немедленно откройте! Милиция!
– Надо вышибать! – крикнул Жуков и, отойдя метра на четыре, понесся вперед, выставив могучее плечо.
В этот момент дверь открылась и в проеме появилась миниатюрная молодая женщина. Увидев несущегося на нее огромного, страшного Жукова, она еле успела отойти в сторону, и капитан, не успев остановиться, влетел в квартиру, по инерции пронесся через коридор, споткнулся о лежащий там палас и, перекувырнувшись, вкатился в комнату.
– Всем стоять! – заорал он, выхватив пистолет и начав отчаянно водить им перед собой.
– Мама… – раздался сдавленный голос.
Напротив Жукова на диване лежал пожилой мужчина с загипсованными ногами и частично перебинтованной рукой. Рядом с ним стоял невысокий молодой человек, который держал в одной руке вату, а в другой – какой-то медицинский нож. На стульчике перед диваном стояли всевозможные мази.
– Мама… – еще раз сказал молодой человек и выронил вату.
Ошарашенная женщина, которая открыла дверь, таращась то на Жукова, то на оперов, завизжала противным фальцетом.
– Спокойно! – раскрыл перед ее глазами удостоверение Гаврюшин. – Мы из милиции!
Уставившись, словно загипнотизированная, в раскрытое удостоверение, женщина замолчала.
– Можно нам войти? – спросил ее Папалаев.
– П-пожалуйста… – чуть заикаясь от испуга, пробормотала она. – Т-тем более, что вы в общем-то уже в-вошли… – И женщина снова посмотрела на Жукова.
Тот к этому времени уже поднялся с пола и, подозрительно глядя на находящихся перед ним мужчин, сказал:
– Мы из МУРа! Что здесь происходит?
– Ничего… – растерянно ответил лежащий на диване пожилой дядька. – Сын мне бинт меняет…
– Сын? – переспросил опер, внимательно рассматривая молодого человека, который действительно был очень похож на старика – такой же курносый и лопоухий.
– Да, – подтвердил молодой человек, – я его сын. Кроме того, я врач…
– А кто из вас Кирпичев Трофим Авдеевич? – спросил Гаврюшин, который в этот момент как раз входил в комнату вместе с другими операми.
– Я, – ответил старик.
– Значит, это вам принадлежит фиолетовый «фольксваген» с номером Д 2147 УБ?
– Ну да, – подтвердил Кирпичев, – мне. А что с ним? – встрепенулся он вдруг и почему-то посмотрел на женщину. – Что случилось, Света?
– Не знаю, – испуганно сказала она. – Я час назад поставила его около подъезда…
– Его что, угнали?! – побледнел молодой человек. Он кинулся было к окну, но его остановил Папалаев.
– Да все в порядке с вашей машиной! – сказал опер. – Где ее поставили, там она и стоит!
– Слава богу! – одновременно произнесли старик, молодой человек и женщина.
– Вы лучше скажите… – начал Жуков.
– Нет, погодите! – неожиданно перебил его старик. – Это вы скажите, по какому праву ворвались в мою квартиру!
Оперы переглянулись.
– Ну знаете ли… – сказал Жуков. – Вы здесь так орали!
– Ну и что? – невозмутимо смотрел на него Кирпичев.
– Трофим Авдеевич каждый раз орет, когда Петя ему повязки отдирает… – заявила Света.
– Да, – подтвердил старик. – Я каждый раз ору. Мне так легче терпеть боль!
– Папа, ну я же их размочил… – укоризненно сказал сын. – Ведь тебе же было совсем не больно! Ну признайся!
– Не больно, – кивнул старик. – Но я все равно орал, чтобы ты проявлял еще большую осторожность!
Ознакомительная версия.
