— Здесь всё, что накопил на старость! — заканючил хозяин, и тут же поперхнулся, увидев змеиную усмешку на губах блондинки, державшей его под прицелом.
Маленький ящик доверху набит пачками пятидесяти и стодолларовых купюр. Столько денег Александра никогда прежде не держала в руках, но лицо её оставалось невозмутимым, точно ей не раз приходилось проворачивать такие операции. Под пачками оказался полиэтиленовый пакетик с крупными, зелеными, как трава, ограненными изумрудами. Здесь она не смогла сдержать восхищения… Сто тысяч баксов и пять камушков, ценою в тридцать–сорок тысяч!..
— Это всё? — недоуменно–угрожающе прищурила глаза бандитка.
— Все! Все! — злобно ощерился плешивый. — Режь меня на куски, шлепай из своего сраного пистолета, но больше ничего не найдёшь, — он вдруг заплакал, смешно и жалко хлюпая своим огромным носом. Казалось, плакал не хозяин, а его нос, ведь вместе с деньгами храповик терял будущие удовольствия.
— А ну повернись! — скомандовала блондинка.
— Убить хочешь! — взвизгнул хозяин, брызгая слюнями.
— Повернись! — низким голосом повторила прекрасная налётчица, тембр которого совсем недавно так волновал хозяина особняка. Рукояткой пистолета она ударила по его узкому, морщинистому затылку. Бесчувственное тело связав простынями, она уложила его на кровать.
Точно подстреленная птица, Яна в той же позе лежала на кровати. Стрелки роскошных часов, выполненных из черного дерева, инкрустированного слоновой костью и золотом, показывали одиннадцать часов вечера. Значит, в отключке ей быть ещё около двух часов. Уходить придётся в другой одежде, в сумке Яны лежали кеды, майка, бейсболка и тонкие хлопчатобумажные штаны.
Плешивый очнулся от страшной боли, но смог лишь промычать, рот был залеплен широкой лентой лейкопластыря. На волосатом животе раскаленный электроутюг, из–под которого, треща, выбивался сизоватый дымок. Неприятно пахло горелым мясом.
— Покажешь другую захоронку? — голубоглазая низко наклонилась над ним. Сквозь вонь паленого волоса и мяса жертва уловила тонкий аромат духов. — Если да, то моргни обоими глазами.
Слезы катились по жалким щекам хозяина, он часто заморгал веками… Александра выдернула вилку из розетки, на животе четко отметился багровый страшный треугольник. Она содрала клейкую ленту со рта пытаемого, от пронзительной боли катавшего голову по постели. Из освобожденного рта, перемежаемые стонами, понеслись ругательства.
— Заткнись! — крикнула Александра. — А не то член прижгу. Теперь показывай второй курок, только мне горбатого не лепи[13].
Она была уверена, и на этот раз плешивый расколется. Насилие в чистом виде — всего лишь инструмент познания. Боль принятая добровольно, приближает человека к спасению. Здесь же боль навязана против воли и связана с материальным. Отсюда она пронзительна, несущая с собой ужас.
— В кабинете! Будь ты проклята сука!… — завизжал Упырь, корчась от боли и ненависти.
— Я всегда была уверена, — усмехнулась Александра, — даже с редкостной сволочью можно найти общий язык. А к старости ты себе еще капиталец сделаешь. Правда, к тому времени у тебя, может, уже не будет маячить, но все равно, такие, как ты, находят другие способы…
Стеная, согнувшись, плешивый повел прекрасную бандитку к другому тайнику.
В кабине на стене он отодвинул картину в золоченной раме, отодрал лоскут красивых шелковистых обоев, обнажив дверцу маленького сейфа. Постанывая, в связке ключей он выбрал нужный, покрутил ручку с цифрами, набирая код, щелкнув, отворилась стальная дверца. Сейф доверху забит пачками долларов, в самом углу мерцала стопка золотых монет, десятого года выпуска.
— Здесь двести штук, можешь не считать! — прохрипел Упырь. — Это всё, можешь меня резать, жечь… Давай, связывай меня, рот затыкай, до рассвета с той шлюшкой будете далеко, закладывать вас мне не с руки…
В спальне бандитка вниз лицом на постель уложила хнычущего хозяина, не верившего, что баба может его пристрелить. Ударит по затылку рукояткой, как в прошлый раз. А Жорик и его ребята перехватят девок на полпути, иначе ему будет крышка…
Пару раз хлопнул Макаров. Закрыв подушкой развороченную голову Упыря, пощупав пульс вяло свесившейся руки, кончиком глушителя, кисло пахнувшего порохом, Александра удовлетворенно почесала кончик носа.
В зале, сняв накладные груди, платье, надев штаны, она влезла в кеды. Собрав волосы в пучок, бейсболку козырьком сдвинула на затылок. Добычу Александр сложил в сумку Яны, камушки же сунул в карман, про них он решил не говорить подельнице.
Достав из бара бутылку сухого Мартини, он налил полный фужер. Сердце билось ровно, как будто уже много раз он проворачивал вот такие дела. Стрелки часов перевали за цифру двенадцать, оставалось совсем немного, если только не солгал покойник. Александр покрутил хитроумную, золоченную зажигалку в форме каштана, в гнездах еще две отравленные иглы. Совсем недавно, чтоб проверить, он направил на Упыря зажигалку, тот в страхе закрыл глаза… Эта коварная вещица в дальнейшем может пригодится…
Мерно пробили часы… Рука Яны, откинутая в сторону, начала сгибаться в локте, послышался легкий вздох, похожий на стон. Вот выпрямилась согнутая в колене нога, шире приоткрылись веки. Глаза, до этого неподвижные, глядели прямо перед собой, потом их внимание сконцентрировалось на кедах вытянутых ног Александра. Взгляд Яны выражал недоумение… Простонав, она перевернулась на живот, попыталась приподняться на локтях. Первая попытка оказалась неудачной, она грудью снова легла на ковёр.
Схватив её под мышки, Александр усадил девушку в кресло, подвинул чашку крепкого кофе.
— Что это со мной? — слабым голосом пробормотала Яна, с жадностью осушив чашку теплого кофе. Вместо ответа Александр ей в рот сунул сигарету, щелкнул зажигалкой.
— Этот мудак из зажигалки с тайным устройством всадил в тебя иглу, смазанную парализующем на время ядом. Ты три часа в отключке провалялась на ковре.
— Но я ведь все видела и слышала! — удивилась Яна. — Видела, как ты с плешивым уходил, потом снова прошёл мимо, видела, как ты переодевался, даже рыжьё блеснуло в глаза. Но в то же время не могла языком шевельнуть, сделать хоть малейшее движение. Поначалу было страшно, а потом я решила, что это всего лишь сон, и сразу полегчало.
Александр открыл разбухшую сумку:
— Надеюсь, это быстрее приведёт тебя в чувство…
Глаза девушки расширились, налились яркой зеленью, губы расползлись в восторженной улыбке:
— Как много! Теперь мне не надо ложиться под каждую вонючку!
Вдруг она визгливо крикнула:
— Тебе что, интересно было видеть всю эту мерзость, что плешивый делал на мне! Не мог сразу с ним разобраться, как только он скинул штаны? Кстати, где он? — так же неожиданно быстро успокоилась она.
— Навсегда уснул в своей постельке с двумя орехами в лысой башке.
Яна зябко передернула плечами, только сейчас заметив, что она в одних колготках.
— Мне бы смыть с себя его пакость… я быстро!
— Некогда! — оборвал ее Александр. — Пора валить отсюда. Одевай свои «бананы», босоножки, а одежду, в которой пришла, придётся уничтожить.
Перед уходом рядом с ножкой кресла Шуляк кинул связку ключей Жорика с его знаменитым брелком–чертиком.
— Ну, ты, молоток! — не удержалась от восхищения девушка. — А я думала, дура, на хрена тебе его ключи…
Окно спальни плотно зашторено, на столе пачки долларов, перетянутые черные аптекарскими резинками, веско мерцали желтые столбики монет. Про изумруды он не сказал Яне.
— Теперь я могу продать эту хату, и навсегда отсюда уехать! — затуманенным взглядом она уставилась на монеты, завороженная их блеском. — Поедем со мной, ведь мы партнеры. Хотя у тебя не маячит, для меня это не главное…
— Конечно! — поддержал её Шуляк, хотя в данный момент у него были иные планы. — Куда мы теперь друг без друга, мы же с тобой, два сапога пара. Но пока сделаем так, ты оформишь аренду сроком на десять лет на мою бабку. Она шибко любит копаться в земле. Здесь будет жить весну, лето, осень, а зимой в своей квартире, у неё двухкомнатная.
— Да я ей и без денег отдам, просто перепишу на неё!
— Нет–нет, надо всё сделать чин–чинарём, официально, чтоб не было подозрений! Как так, совершенно незнакомой старухе такой подарок… А твоя родня? Все документы должны быть зарегистрированы в нотариальной конторе. — Александр в уме тщательно подбирал слова, которые бы не вызвали подозрений. Он пока не был уверен, что Яна полюбила его. Когда женщина любит, она верит всему, исходящему от любимого. И ещё он знал, до конца откровенной женщина бывает лишь в любовном бреду, женская преданность часто изнашивается быстрее колготок. — Жорик бывал у тебя с кем–нибудь из своих корешей? Кто о тебе, кроме твоих клиентов, знает в городе?
